Девушка, которая взрывала воздушные замки - Стиг Ларссон

Ты следишь за моей мыслью?

Лисбет мысленно кивнула. Все это она уже успела просчитать. Проблема заключалась в том, что она толком не знала, что может предпринять.

Лисбет, – я говорю серьезно – судьба этого матча будет решаться в СМИ, а не в зале суда. К сожалению, суд будет, «в целях соблюдения личной неприкосновенности», происходить за закрытыми дверьми.

В тот же день, когда убили Залаченко, ко мне залезли в квартиру. На дверях нет никаких следов взлома, в квартире ничего не тронули, кроме одного. Исчезла папка из летнего дома Бьюрмана с отчетом Гуннара Бьёрка от 1991 года. Одновременно с этим напали на мою сестру и украли ее копию. Эта папка – твое важнейшее доказательство.

Я делаю вид, будто мы утратили бумаги о Залаченко. На самом же деле у меня имелась третья копия, которую я собирался передать Арманскому. Я снял с нее еще несколько копий и распределил экземпляры по разным местам.

Сторона противника, в лице некоторых представителей властей и отдельных психиатров, вместе с прокурором Рихардом Экстрёмой, естественно, занимается подготовкой судебного процесса. У меня есть источник, который снабжает меня кое‑какими сведениями о происходящем, но я подозреваю, что ты имеешь больше возможностей добраться до соответствующей информации… В таком случае дело не терпит отлагательств.

Прокурор будет стараться определить тебя в закрытое психиатрическое учреждение. Ему помогает твой старый знакомый Петер Телеборьян.

Аннике не дадут возможности проводить кампанию в СМИ, в то время как прокурор сможет подбрасывать им любую информацию. То есть у Анники руки связаны.

Зато я не связан такого рода ограничениями. Я могу писать все, что угодно, и в моем распоряжении к тому же имеется целый журнал.

Не хватает двух важных деталей.

Во‑первых, мне надо что‑нибудь, показывающее, что прокурор Экстрём сейчас сотрудничает с Телеборьяном каким‑то недозволенным образом, с целью снова поместить тебя в сумасшедший дом. Я хочу иметь возможность выступить по телевидению в лучшем ток‑шоу и предъявить документы, уничтожающие аргументы стороны прокурора.

Чтобы иметь возможность вести медийную войну против СЭПО, мне необходимо сидеть и обсуждать то, что ты, скорее всего, считаешь своими личными делами. О неприкосновенности частной жизни на этот раз, вероятно, придется забыть, учитывая все то, что писалось о тебе, начиная с Пасхи. Я должен суметь создать в СМИ совершенно иное представление о тебе – даже если, на твой взгляд это нарушит твою личную неприкосновенность – и, желательно, с твоего согласия. Понимаешь, что я имею в виду?

Она открыла архив в Stolliga_Bordet и убедилась, что он содержит двадцать шесть документов разного размера.

Глава 14

Среда, 18 мая

В среду утром Моника Фигуэрола встала в пять часов, сделала необычайно короткую пробежку, а потом приняла душ и надела черные джинсы, белую майку и тонкий серый льняной жакет. Сварив кофе, она налила его в термос и приготовила бутерброды. Моника также надела кобуру и достала из оружейного сейфа пистолет «ЗИГ‑Зауэр». В начале седьмого она завела свою машину – белый «Сааб 9–5» – и поехала на улицу Виттангигатан, расположенную в районе Веллингбю.

Йоран Мортенссон жил на верхнем этаже трехэтажного дома. За вторник Моника собрала о нем всю информацию, имевшуюся в открытом архиве. Он был неженат, что, правда, не мешало ему с кем‑нибудь совместно проживать. Он не имел никаких замечаний от налогового исполнителя, не владел сколько‑нибудь крупным состоянием и, казалось, вел довольно скромный образ жизни. Больничный он брал редко.

Единственным примечательным фактом его биографии было наличие лицензий на целых шестнадцать видов стрелкового оружия. Среди них присутствовали три охотничьих ружья и разного рода личное огнестрельное оружие. Раз у него имелись лицензии, то преступлением это, разумеется, не являлось, но Моника Фигуэрола относилась к людям, собиравшим у себя такую массу оружия, с вполне обоснованным недоверием.

Машина «вольво» с регистрационным номером, начинавшимся на КАБ, стояла на стоянке, метрах в сорока от того места, где припарковалась Моника. Она налила себе в бумажный стаканчик полчашки черного кофе и съела багет с салатом и сыром, потом очистила апельсин и стала неспешно сосать его, дольку за долькой.

*

Во время утреннего обхода Лисбет Саландер казалась вялой и жаловалась на головную боль. Она попросила таблетку альведона, и ей без разговоров ее выдали.

Через час головная боль усилилась. Лисбет позвонила сестре и попросила еще одну таблетку. Это тоже не помогло. К обеду голова у нее настолько разболелась, что сестра вызвала доктора Эндрин, которая, после краткого осмотра, прописала сильные болеутоляющие таблетки.

Лисбет положила таблетки под язык и, как только ее оставили одну, тут же выплюнула.

Около двух часов ее начало рвать. Около трех это повторилось.

Часа в четыре, перед самым уходом доктора Хелены Эндрин, в отделение пришел Андерс Юнассон. Они немного посовещались.

– Ее тошнит, и у нее сильные головные боли. Я дала ей дексофен. Просто не понимаю, что с ней творится… Ведь в последнее время она так хорошо поправлялась. Может, это какой‑то грипп…

– У нее есть температура? – спросил доктор Юнассон.

– Нет, час назад было всего 37,2. С РОЭ ничего серьезного.

– О'кей. Я буду ночью за ней присматривать.

– Я ухожу в отпуск на три недели, – сказала доктор Эндрин. – Ею заниматься придется тебе или Свантессону. Но Свантессон с ней особенного дела не имел…

– О'кей. На время твоего отпуска я вызываюсь быть ее лечащим врачом.

– Отлично. Если наступит какой‑нибудь кризис и тебе понадобится помощь, естественно, звони.

Они вместе ненадолго зашли в палату Лисбет. Она лежала с несчастным видом, натянув одеяло до кончика носа. Андерс Юнассон положил ей руку на лоб и констатировал, что лоб влажный.

– Думаю, нам придется провести небольшое обследование.

Он поблагодарил доктора Эндрин и пожелал ей приятного вечера.

Около пяти доктор Юнассон обнаружил у Лисбет подъем температуры до 37,8, что было занесено в ее журнал. Он посетил ее трижды за вечер и заметил по журналу, что температура держалась на уровне 38 градусов – слишком высоко, чтобы считаться нормальной, и слишком низко, чтобы создавать серьезную проблему. Около восьми часов он распорядился сделать ей рентген головы.

Получив рентгеновские снимки, Андерс Юнассон их внимательно изучил. Ничего настораживающего он не увидел, но установил наличие едва заметного затемнения в непосредственной близости от пулевого отверстия. После этого доктор Юнассон сделал в ее журнале хорошо продуманную и ни к чему не обязывающую запись:

«Рентгеновское обследование не дает оснований для определенных выводов, но состояние пациентки в течение дня, несомненно, ухудшилось. Не исключено, что имеется небольшое кровоизлияние, которого не видно на рентгеновских снимках. В ближайшее время пациентке необходим покой и постоянное наблюдение».

*

В среду, когда Эрика Бергер в половине седьмого утра появилась в «СМП», у нее оказалось двадцать три электронных сообщения.

Отправителем одного из них значился «redaction‑[email protected]‑rigesradio.com». Короткий текст содержал одно‑единственное слово:

ШЛЮХА

Эрика вздохнула и подняла указательный палец, чтобы стереть сообщение, но в последний момент передумала, перелистала входящие письма и открыла сообщение, пришедшее два дня назад. Отправителем тогда был «[email protected]».

Хм. Два письма со словом «шлюха» и фиктивными отправителями из медиамира.

Она создала новую папку, назвав ее «МедиаПсих» и сохранила в ней оба сообщения. Потом занялась утренней докладной запиской информационного отдела.

*

Йоран Мортенссон вышел из дома в 07.40 утра. Сев в «вольво», он поехал в сторону Сити, но свернул через острова Стура Эссинген и Грёндаль в район Сёдер. Проехав по Хурнсгатан, он направился к Бельмансгатан, завернул налево, на Тавастгатан возле паба «Бишопе армз» и припарковался прямо на углу.

Монике Фигуэроле повезло, как везет только дуракам. Как раз когда она подъехала к пабу, от него отчалил фургон, и у тротуара на Бельмансгатан образовалось свободное место, так что она встала носом прямо к перекрестку Бельмансгатан и Тавастгатан. Отсюда, с возвышения перед пабом, открывался исключительно хороший обзор. Ей был виден кусочек заднего стекла машины Мортенссона, стоящей на Тавастгатан. Прямо перед ней, на очень крутом спуске к переулку Прюссгренд, находился дом с адресом Бельмансгатан, 1. Фасад она видела сбоку и, соответственно, подъезд был ей не виден, но как только кто‑нибудь выходил на улицу, Моника это фиксировала. Ей было совершенно ясно, какая причина привела Мортенссона в данный район. В этом доме жил Микаэль Блумквист.