Дымовое древо - Джонсон Денис

На данном этапе дискуссии следует ещё раз признать бесполезность вышеописанного процесса, так как мы уже явственно обозначили ту категорию службы, в которой разведка становится полезной, то есть при преследовании военных целей.

Перекрёстное оплодотворение двух целей

Эта статья оставит открытым вопрос, как приложить выводы из данной усовершенствованной модели к нашему текущему военному положению, то есть к ситуации в Южном Вьетнаме. Впрочем, некоторые мысли требуют дальнейшего рассмотрения.

Войны ведутся либо с целью достижения неких политических целей, как в случае революций, либо с целью обеспечения выживания, как в случае контрреволюций. (Пространное отступление: мы оставляем без внимания те частные случаи, когда между этими двумя целями теряется чёткая разница, к примеру, когда национальные государства ввязываются в построение империй, в создание рынков сбыта или в оборону против агрессий этих двух типов. Также мы сознательно упускаем из виду уточнения и тонкости, которые возникнут при обращении к идеям Клаузевица и Макиавелли. Повторно подчёркиваем: мы всецело сосредоточены на применении усовершенствованной модели для рассмотрения роли разведки в текущей обстановке военного времени – и, таким образом, упрощаем картину.)

Здесь на полях была начерчена стрелка, которая вела читателя к сделанной от руки пометке у нижнего края страницы:

Ф: пока неплохо. В концевой части следует указать, что мы приглашаем всех читателей к дальнейшему размышлению. Главная мысль, на которой стоит закончить: цель Вьетконга/армии Северного Вьетнама – политическая революция, перекрёстно оплодотворённая целью выживания нации. Приглашаем к размышлению относительного того, какую роль играют в этом США, также как относительно наших целей – что мы здесь делаем? И какова во всём этом роль разведки? И как нам вернуть понимание целей военного положения и заставить всё Управление вновь вручить разведывательной службе её первоначальную роль?

Необходимость точечной активности

С другой стороны, у Соединённых Штатов, даже в данной обстановке военного времени, отсутствует ясное понимание целей войны. В сущности, мы ведём игру пешками с подспудно выраженной задачей не выводить вперёд задние ряды – более сильные фигуры, другие мировые державы. Для всей совокупности разведывательных структур это обстоятельство означает, что для создания «поля деятельности», на котором будут восстановлены и повторно пущены в ход первоначальные задачи разведки, следует создать изолированное положение. Мы пользуемся термином «поле деятельности», но предположим в качестве альтернативы, что некий точечный отрезок коммуникационной цепи следует изолировать от давления сверху и снизу – как от давления «подначального благоразумия» снизу, так и от давления «командного авторитета» сверху. Такое изолированное положение едва ли можно будет создать в приказном порядке силами самого командования, так что оно должно будет возникнуть в результате инициативы данного управления или некоторых из его членов.

На полях:

Ф: исправь как-нибудь так, чтобы это звучало менее самонадеянно и более расплывчато – «имеющий уши да услышит». – ФКсС. Только учти, Ф, – время не терпит. ДИХОТОМИЯ «МОБИЛИЗАЦИЯ – ПОРАЖЕНИЕ», брат мой.

Кто ему помогал? И кто такой этот «Ф»? Фосс, надо полагать. На последней странице имелась новая пометка, написанная почерком полковника:

Дымовое древо (дымовой столп, огненный столп) – «путеводный свет» подлинного предназначения разведки – восстановление в качестве основной функции разведывательных операций сбора разведданных, а не подведения логического обоснования под политический курс. Потому что в противном случае следующим шагом будет использование разведки одержимыми жаждой власти, циничными и пресыщенными бюрократами-карьеристами для оказания влияния на политический курс. Окончательным шагом будет создание дезинформации и скармливание её нашей политической верхушке, чтобы взять под контроль курс правительства. А ещё: «Дымовое древо» – обратить внимание на сходство с ядерным грибом. ХА-ХА!

Затем – снова текст, отпечатанный на машинке, Фосс:

Можно предположить следующий шаг, ещё дальше окончательного. Рассмотреть вероятность того, что некая клика или точечная группа решит состряпать дезинформацию независимо от представлений руководства о своих собственных нуждах. И будет скармливать эту дезинформацию врагу с целью повлиять на его принятие решений.

…«ХА-ХА!» Шкип прямо слышал дядин смех. Как тогда на террасе, когда тот хохотал над похабными намёками Джимми. Пока Джимми обсасывал пальцы, полковник сказал Шкипу:

– Помнишь статью Дж. П. Диммера про двойного агента?

– Тысячу раз её перечитывал.

– Предположим, у тебя есть такой агент.

– А у нас он есть?

– Предположим.

– Ладно.

– А ещё предположим, что ты хочешь загнать ему какую-нибудь дезу.

– Дезу? – переспросил Шкип. – Не припомню, чтобы у Диммера обсуждалось такое.

– Достань-ка ему копию, сержант.

– Копию чего?

– Этой статьи под названием «Заметки о двойном агенте». В моей пачке «Стадиз ин интеллидженс». Зимний выпуск за шестьдесят второй год.

– Ничего себе у вас память!

– Так вот, предположим, в Ханое поверят, будто какой-нибудь самодур из штатовского руководства решил шарахнуть ядрёной бомбой по гавани Хайфона.

– Шутите?

– Разве это не выбьет дядюшку Хо из колеи – хотя бы ненадолго? Если вдруг он подумает, будто парочка свихнувшихся подонков решила не спросясь положить конец всей этой канители?

– Это же всё чисто гипотетически, я надеюсь?

– Шкип! У тебя случаем в кармане ядрёная бомба не завалялась?

– Нет.

– И где раздобыть, не знаешь?

– Нет.

– Нет так нет. Это же отдел «Пси». Мы говорим о том, как поколебать вражеский рассудок.

– Полёт нашей мысли не знает границ, – заявил сержант Шторм. – Это почти как йога или ещё какая-нибудь духовная практика.

Тут Сэндсу вспомнилось и другое изречение сержанта Шторма: «Мы стоим на передовом рубеже самой реальности. Ровно там, где она превращается в мечту».

* * *

После первого похода в «Фиолетовый бар» у Джеймса только и было мыслей, что о том, как бы вернуться туда в любую свободную минуту, попить там пива да поснимать тёлочек, а потом вернуться ещё разок да повторить всё по новой, и никакой высшей цели в жизни он и представить не мог.

О матери он не забывал. Из своего первого жалования отправил ей половину. После этого отправлять было уже нечего. Все последующие выплаты уходили на веселье.

Апрельская погода не походила на весеннюю – было просто жарко. Потом на всё лето зарядил один нескончаемый ливень. В октябре и ноябре стало прохладнее и суше. В день Благодарения на базе подали индейку, но в горло Джеймсу она не полезла. В других столовых подавали настоящую индейку, а тут принесли жестянки с чем-то бесцветным и водянистым. «Рождество, – предрёк Фишер, – ещё всем нам сердца разобьёт».

Сперва Джеймс посылал Стиви бесчисленные короткие, вымученные записки, отправлял ей почтой всякие безделушки, которых накупил в Сайгоне, лелеял её письма к себе, читая написанные ей слова, пытался рисовать в воображении её лицо и голос. А затем в один прекрасный день она как-то сама собой изгладилась из памяти. У других парней всё было иначе. По мере того, как тянулся их срок, они лишь сильнее сохли по своим оставшимся на родине девчонкам, и когда дело шло к демобилизации, считали дни и восторженно грезили о том, как наконец дорвутся до белого мяса, до белого мяса, до белого мяса… Ну а Джеймсу хотелось только того, что он получал в «Фиолетовом баре», и наплевать, какого цвета было тамошнее мясо.