Богатство - Майкл Корда

– Тюлени исчезнут в тот миг, когда я войду в воду. Нельзя представить менее агрессивных животных. Как ты думаешь, дорогая, почему зверобоям удавалось так легко забивать бедных животных?

Алекса пожала плечами. Жара была исключительная, солнце пекло, и не чувствовалось ни малейшего ветерка. Если он хочет искупаться – пусть, подумала она.

Она стянула джинсы, сбросила рубашку и вновь вытянулась на одеяле. Хотелось бы взять с собой бикини, но она была вполне способна загорать и в нижнем белье. Она выпила стакан белого вина, заев его сэндвичем, больше потому, что Артур потрудился открыть бутылку, чем потому что ей на самом деле этого хотелось, но в результате почувствовала себя столь же вялой, как тюлени, теперь неподвижно лежавшие на скальных грядах в ста футах отсюда, закрыв глаза.

Он героически вошел в воду до колен и бросился вперед. Она зажмурилась и услышала громкий всплеск.

– Чудесно! – воскликнул он, хотя голос его выражал скорее страдание, чем наслаждение. Алекса опустила руку в воду залива Пенобскот по пути сюда, с борта лодки Киддера, и этого ей было достаточно. Вода показалась ей совершенно ледяной, что вполне объясняло, почему тюлени предпочитают выбираться на скалы погреться.

Алекса задремала, чувствуя жар обнаженной спиной – она расстегнула бюстгальтер. Мысли о Баннермэне и его семье постепенно отступили вместе со всеми прочими мыслями, и она соскользнула скорее в забытье, чем в сон. Жара давила тяжким грузом, прижимала ее к земле, но это не было неприятно, хотя она понимала, что, если вскоре не встанет, то обгорит. Она позволила себе полежать еще минуту-другую, затем внезапно по ее телу прошла дрожь. Она открыла глаза. Солнце скрылось за тучей, и стало холодно. Здесь, в конце концов, не тропики, и здешняя жара обманчива. Пока солнце падает прямо на тебя, будет достаточно тепло, даже жарко, но как только оно скроется, сразу вспоминаешь, что ты в Мэйне.

Она потянулась назад, чтобы застегнуть бюстгальтер, потом села и обвела взглядом бухту. Цвет воды изменился от радостно синего до серо-стального, горизонт заволокло, и, казалось, из ниоткуда, без всякого предупреждения, задул ветер, вздымая пугающую волну. Вдали через камни перехлестывала вода. Желудок Алексы сжался при мысли о том, каково будет возвращаться.

Затем до нее дошло, что Артура нигде не видно. Только скалы, заблестевшие от воды, когда на них накатывали волны. Тюлени на них теперь заворочались, взлаивая из-за того, что их солнечную ванну внезапно прервали. Одежда Артура, аккуратно сложенная и придавленная туфлями, лежала на гальке между одеялом и водой. Алексе внезапно показалось, что расстояние до воды стало меньше, чем она помнила. Это прилив? Сколько же она проспала?

Она почувствовала, как ее охватывает паника. Выкрикнула его имя так громко, как могла, но если и был ответ, его заглушил лай тюленей. Она снова закричала, замечая, что ветер крепчает, унося ее голос, а волны словно бы целенаправленно стали хлестать о скалы.

Она стояла на незнакомом и теперь пугающем берегу, дрожа в нижнем белье, пытаясь убедить себя, что Баннермэн затеял какой-то по мужски глупый розыгрыш, утешаясь злостью на него. Со стороны скал послышался шум, но это всего лишь тюлени, смирившись, наконец, переменой погоды, плюхались в воду, фыркая от отвращения. Ярость Алексы испарилась.

Она заставила себя мыслить логически. Если он заплыл далеко из-за прилива и прибрежных течений, она ничего не сможет сделать. С другой стороны, если он попал в какую-то беду и понял это, он бы постарался добраться до скалы и удержаться за нее. Ей нужно осмотреть скалы, продвинувшись настолько далеко, пока она будет доставать до дна – ибо она не умела достаточно хорошо плавать, чтобы долго продержаться в такой воде.

Алекса вошла в воду по пояс, ужаснувшись, насколько она холодна. Ее ноги почти сразу онемели. Босые ступни скользили по мху и водорослям, но она упорно двигалась в сторону скал, где совсем недавно грелись на солнце тюлени. Пару раз она проваливалась в ямы, отчаянно барахтаясь по-собачьи, пока снова не выбиралась на мель. Она ободрала колени, расцарапала руки, обломала ногти, но каким-то образом ей удалось продержаться, пока она не достигла больших камней у дальнего конца бухты.

Когда она вышла из-под их защиты, на нее обрушился ветер. Море покрылось длинными полосами пены, вода вокруг была темной, совершенно безжизненной. Она зашла так далеко, как могла – и знала, что должна собрать все оставшиеся силы, чтобы вернуться – но не была уверена, что с м о ж е т. Она заплакала, соль слез смешалась с солью моря, почти совсем ослепив ее. На нее обрушилась волна, швырнула о скалы, так сильно, что она даже не почувствовала удара, хотя у нее перехватило дыхание. Неужели она сломала ребро? Нет смысла размышлять об этом. Она вцепилась в скалу, всхлипывая, вдыхая рыбий запах, оставленный тюленями, ее руки хватались за пучки водорослей, пока волны пытались сшибить ее с ног.

Она поползла вокруг скалы, пытаясь выбраться на подветренную сторону – так это называется? – чтобы перевести дыхание. Шаря в поисках опоры, она ощутила, как ее рука наткнулась на нечто мягкое и гладкое. Она с визгом отдернула руку, изумившись открытию, что еще в силах пугаться. А тюлени кусаются?

Затем до не дошло, что она дотронулась до гладкой, а не покрытой мехом кожи. Она повернулась и увидела Артура, цеплявшегося за другую сторону скалы. Его глаза были широко открыты, но он, казалось, был не в состоянии говорить, дыхание было затрудненным и поверхностным. На лбу виднелся глубокий порез. Но больше всего Алексу напугали его ногти, темно-синие, почти пурпурные, составлявшие резкий контраст с побелевшими руками, которыми он цеплялся за водоросли, пытаясь удержать голову над водой.

У нее ушли все оставшиеся силы, чтобы оторвать его от скалы. Она мало знала о спасении утопающих, еще меньше о медицине, но ясно было, что он умрет, если она не вытащит его на берег. Она не могла нести его – он был слишком тяжел, и он, казалось, не в состоянии был двигаться сам. Он являл собой мертвый груз – и это выражение эхом отдалось в ее мозгу.

С каждым ее шагом его голова оказывалась под водой. Она смерила взглядом расстояние до берега, и решила, что может утопить его задолго до того, как доставит в безопасное место. Обхватив его, она перевернула его лицом вверх, затем скрючившись в воде и обнимая его за плечи, придерживая голову по возможности высоко, двинулась обратно к берегу.

Она скользила, спотыкалась и падала, иногда даже замечала, что неуклюже плывет, удерживая его одной рукой и подгребая другой, уверенная, что они оба сейчас утонут. Ей хотелось сказать ему что-то ободряющее, но ее зубы непроизвольно клацали, и она оставила эти попытки. Она слышала собственные всхлипы, такие громкие, что заглушали ветер и волны, и, наконец, вытащила его на гальку одним последним рывком, таким сильным, что испугалась, не сломала ли ему позвоночник.

Алекса оттащила его от воды насколько могла, затем подбежала к одеялу, вырвала его из-под корзины, предоставив той катиться по гальке вместе со всей дорогой утварью, и закутала в одеяло Баннермэна. Его лодыжки были все еще в воде, но она сделала, что смогла. Его дыхание стало глубже. Хороший знак или плохой? Она не знала. Легла рядом, защищая, пытаясь дать ему своим телом хоть немного тепла.

Его губы задвигались, и она приникла к ним ухом, пытаясь разобрать его слова. Вначале ей показалось, что он хриплым шепотом требует что-то кинуть, но она ошиблась.

– Киддер! – произнес он более громко. – Радио!

Она совсем забыла о привезенном с собой радиофоне. Прокляла себя за глупость, затем напомнила себе, что не было смысла вызывать Киддера, пока она не отыскала Артура и не спасла его.

Алекса бросилась к месту пикника, на миг запаниковав, что не найдет радиофона, затем подбежала к перевернутой корзине и выудила его из скользкой, режущей мешанины битого стекла и промокших сэндвичей. Дождь хлестал упругими струями, перемежаемый вспышками молний. Она подумала, насколько это опасно – стоять здесь мокрой, с радиофоном, антенна которого направлена прямо в небо. Она была в достаточной мере фермерской девушкой, чтобы знать, что способна натворить молния. Алекса выдвинула телескопическую антенну на полную длину, ожидая вспышки, которая может обжечь ее или обжарить до хруста. Затем она осознала, что понятия не имеет, как пользоваться этой проклятой штуковиной. Здесь были кнопки, как на телефоне, и цифровая панель, мерцавшая призрачной зеленью. Под треугольной кнопкой было написано "Вызов". Она нажала, прижала губы к микрофону и закричала:

– Мистер Киддер! Бен! Помогите!

Раздался яростный треск, едва не оглушивший ее, затем послышался совершенно четкий голос Киддера.

– Не кричите. У меня чуть барабанные перепонки не лопнули.

– Вы должны немедленно приехать!

– Я уже в пути. Отправился, как только увидел, что погода меняется. Промокли, наверное?