Приключения Никтошки (сборник) - Лёня Герзон

– И жеребенка, наверно, тоже, – подлила масла в огонь Кнопочка. – В колбасу конину добавляют, – сказала она, но тут же подумала: «И зачем я это говорю? Нехорошо как-то. Подруга все-таки».

Вцепившись в длинные густые волосы иностранки, Барвинкины руки мотали ее вправо и влево, стараясь стукнуть головой то об шкаф, то об вешалку, и если бы не Кнопочка, набили бы бедняжке на голове кучу шишек.

– Не надо меня бить! – плакала Бабаяга. – Мне же больно!

– А у меня, может быть, душа болит! – мрачно отвечала Барвинка. – Это намного больнее!

– Подожди! – пыталась вклиниться между ними Кнопочка. – Да отпусти ее!

Она каждый раз вставала между Бабаягой и стенкой или Бабаягой и вешалкой, чтобы иностранка не ударялась головой. Наконец Кнопочке удалось оторвать от нее Барвинку.

– Ну, хватит! Хватит вам, – сказала Кнопочка.

– Правда. Хватит с нее.

Барвинка разжала пальцы, выпустив наконец волосы иностранки. Та откинула их со лба, выпрямилась и посмотрела на своих, теперь уже бывших, подруг. В первую секунду она еще ничего не почувствовала. Только больно было из-за того, что за волосы оттаскали. Но через секунду она уже всё почувствовала. И обиделась. Бабаяга вообще-то по натуре была не обидчивая. И если ее кто-нибудь начинал обижать, до нее долго доходило, что ее хотят обидеть. Но когда доходило…

– Можете бить сколько хотите, – сказала Бабаяга, вытерев слезы и успокоившись. – Мясо я всё равно есть буду!

– Ты посмотри на нее! – сказала Барвинка. – Пригрели змею.

– Да, я змея, да! Я спейцально прикидывалась вегетарьякой. А на самом деле потихоньку ела мясо. Только от вас выйду – сразу хвать будерброд с колбасой в рот. Или хвать сойсиську. Или хвать котлету!

Бабаяга как раз вчера выучила это новое слово – хвать, и теперь была рада, что его можно применить. Так здорово оно звучало: Хвать! Хвать! Хвать! Ей даже стало весело.

– У меня спейцально в каждом кармане запасная сойсиська, поняли? А дома у меня полный холодильник мяса. Оно оттуда вываливается. Только откроешь дверцу – оно тебе прямо на голову вываливается! И консевров полный шкаф. Полный шкаф консеврированных свиней!

Бабаяга всхлипнула. А тут с глаз Барвинки словно какая-то пелена спала. Оказывается, и глаза ее забрали – в этом нет никакого сомнения! А теперь вот вернули вместе со ртом и руками.

– Погоди, извини, – прошептала Барвинка, теперь уже снова владея своим ртом.

Но Бабаяга ее не слышала.

– Ну и дуры вы две! – сказала она. – Пошли вы к чёрту! – закричала Бабаяга и топнула на них ногой.

Выбежала в коридор, схватила с вешалки свое драное пальто с пришитой подушкой, вернулась. Хотела им еще что-то сказать, но раздумала. Махнула сначала правой ногой, потом левой – одолженные Барвинкой тапки разлетелись по гостиной. Взяла в руки свои сапоги, один из которых просил манной каши, а другой был непарный. И ушла, изо всех сил хлопнув дверью.

– Пошли отсюда! – крикнула она, бросившись в самую гущу котов и расталкивая их ногами. – Козерулики!

Бабаяга была теперь злая и их не боялась. Коты перестали есть сметану. Они сочувственно смотрели ей вслед. Но на улице она так заплакала!

Потому что стало обидно. Ведь она потеряла единственную подругу – Кнопочку. Барвинка не в счет.

Глава двадцать пятая

ОБИДА

Вот так неожиданно они расстались. А еще вчера вечером занимались общим делом. Строили планы, как организуют за городом свободную куриную ферму, где будут за каждое снесенное яичко платить курицам зарплату – не деньгами, конечно, а вкусными зернышками да разными угощениями.

Бабаяга всё шла и шла куда-то. Она заметила, что идет босиком, только через три квартала, когда забрела в лужу. Вода была ледяная. Но Бабаяга решила не обуваться и продолжала нести сапоги под мышкой.

– Ну и пусть заболею и смертельно простужусь! – шептала она.

Бабаяга уже почти не плакала. Но, когда она вспоминала, как с ней обошлась Барвинка, ей делалось так больно, что слезы просто невозможно было остановить! Они лились ей за воротник и затекали под платье.

– Почему, почему они такие злые?! – шептала Бабаяга. – Я ведь нечайно… случайно…

Она, и правда, чисто машинально нарезала на сковородку несколько колбасных кружков, когда готовила яичницу. Просто потому, что в холодильнике оставалось всего три колибриных яйца и нужно было в яичницу еще что-нибудь добавить. Надо сказать, что в холодильнике у Барвинки творился страшный беспорядок. Хозяйка сама не знала, что у нее там есть. Разыскивая, чего бы такого кинуть в яичницу, чтобы было сытнее, Бабаяга наткнулась на четверть колбасной палочки и порезала ее вместе с двумя горошинами на сковородку. У нее совершенно вылетело из головы, что колбаса – мясная пища. Так ведь и сама-то Барвинка не сразу заметила, что колбасу жует! Только когда уже проглотила четыре и откусила от пятого кружочка, поняла, что что-то не так.

– Никогда не ела мясо, а теперь буду! – всхлипывала Бабаяга. – Нарочно буду! Вот сейчас приду домой и сразу же начну. Назло им!

По дороге ей встретился философ Герадокл, возвращавшийся с ночной прогулки.

– Боже мой, какой у вас одухотворенный вид! – сказал он, взглянув в заплаканные глаза малышки. – У вас на лице душа написана!

Но Бабаяга была так растроена, что не обратила на него внимания. Когда она дошла до своего дома, начался рассвет. Небо было чистое – ни облачка. День обещал быть замечательным. Скоро на площади Свободы начнется митинг и вегетарианцы будут убеждать мясоедов не есть мясо. Но какое Бабаяге до всего этого дело? Она легла на кровать – как была, в шубе с пришитой подушкой – и сейчас же уснула. Подушка была мокрая от слез, но Бабаяге было всё равно.

Глава двадцать шестая

КАК ДЕЛАЮТ МЯСО

Над площадью Свободы нависла напряженная тишина. Все чувствовали, что попали в очень неприятную ситуацию. Кажется, никому сейчас не хотелось, чтобы фермер Правдюша вот прямо здесь взялся за свое кошмарное дело – получение мяса из курицы, четырех цыплят и поросенка. Уж вегетарианцам-то этого точно не хотелось. Но они думали, что Барвинка знает, что делает, и что таким образом удастся переубедить мясоедов. А мясоеды тоже ужасно боялись, но признаваться, что боятся смотреть, не хотели.

– Итак! – сказала Барвинка в микрофон. – Поднимите руки, кто хочет посмотреть, как делается мясо!

По толпе прошел тихий шелест.

– Какая же она смелая! – прошептала вегетарианка в оранжевой шапочке по имени Морковка.

Кнопочка оглянулась и увидела только одну поднятую руку. Это была рука Гнобика. А ужасный фермер тем временем втащил на сцену длинный черный мешок, в котором громыхали инструменты. Не спеша приблизился к поросенку и, пройдя у него под брюхом, остановился с подветренной стороны. Поросенок удивленно повернул голову. Секретарь ЗВЕРЖа закрыла ладонями глаза. Другие малышки в ужасе схватились за руки и спрятали голову на груди друг у друга. Фермер засунул руку в мешок. Все ждали, что сейчас совершится нечто ужасное.

Но тут на сцену стремглав выбежал доктор Таблеткин. Он ненадолго отходил и, видно, быстро бежал, потому что, выхватив у Барвинки микрофон, никак не мог ничего сказать – до того запыхался.

– По… по-звольте! – выдохнул наконец доктор, хватая фермера за руку.

– Подождите! Я уверен… то есть… для морального здоровья граждан нашего города…

Барвинка отступила на шаг и вопросительно смотрела на доктора.

– В общем, не нужно никаких показов! Это не было запланировано. Я протестую! Если вы хотели что-нибудь демонстрировать, вы должны были согласовать. Подавать нужно заранее. Вы и так привели сюда животных, не спросив разрешения у дирекции.

– Что же в этом такого, если курица и цыплята вышли на сцену? Они имеют такое же право…

– Нет, не имеют! – воскликнул Таблеткин. – Птицы могут переносить заразу. Они непроверенные. У них может быть птичий грипп…

– Как кушать их, – запротестовала Барвинка, – так птичьего гриппа нет, а как на сцену – так, значит, есть?

– Вот именно! – послышалось из рядов вегетарианцев. – Это не демократично!

– Нечего животных ущемлять!

– Куры имеют право голоса!

– Никто их не ущемляет, – сказал Таблеткин. – Им и так позволили выйти на сцену и даже сказать в микрофон… но делать из них мясо вот тут… прямо посреди площади… мы не позволим! Здесь вам не лобное место! И вообще, вегетарианцы уже слишком долго высказываются. Слово предоставляется мясоедам!

И Таблеткин передал микрофон давно ожидающему возле сцены охотнику Патрону.

Что здесь началось!

– Долой! – закричали вегетарианцы.

– Этот коротышка убил несметное количество животных!

– Он изверг!

– А сами-то вы их мясо ели! – крикнул им Патрон с трибуны. – Чего же вы тогда ничего не говорили?

– Тогда мы еще не знали!

– Хоть бы ружье постеснялся с собой на сцену брать!

– Может, ты и в нас стрелять начнешь, как недавно в кур?