Реквием по любви. Грехи отцов (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka"

Мимо Валентина. Таких же неподвижных. Таких же бездыханных.

Таких же… мертвых. Именно мертвых, ведь выжить после выстрела в голову… нереально. Да, Лиза понимала это. Но в глубине души отказывалась верить, что Верещагина тоже постигла их участь.

— Нет! — твердила, точно зомбированная, продолжая ползти. — Нет!

Однако, добравшись до цели, увидев безжизненный остекленевший взгляд своего защитника, устремленный в небеса… закатилась пуще прежнего, роняя голову к нему на грудь. Он не дышал. Больше не дышал.

— Даня! — выла она, орошая слезами его рубашку. — Данечка! НЕ-Е-ЕТ!

С трудом понимая, что творит, Лиза молотила кулаками по его плечам.

Повинуясь инстинктам, зачем-то пыталась делать массаж сердца и искусственное дыхание, заведомо зная, что ему уже ничего не поможет.

Мозг точно кислотой разъедало от понимания простой истины:

— Это все я! Все из-за меня! Прости, слышишь? Прости…

— Не надрывайся! Не слышит! — совсем рядом раздался голос Шмеля.

Холодный. Равнодушный. И издевательский до омерзения.

В тот самый миг Лизу накрыло окончательно. Пазл в ее голове сложился.

Собрав в кулак все свое мужество, она медленно поднялась с колен.

Выпрямилась во весь свой рост и, шатаясь, развернулась к нему лицом.

Было ли ей страшно? Едва ли! Сейчас Лизу переполняли другие эмоции.

Зловеще улыбаясь, Соколовский направил и на нее оружие.

«Оружие, из которого застрелил Даню!» — вспомнила, закипая от ярости.

Давясь слезами, она смотрела в упор на отца Пашки и Вики. На одного из ближайших приятелей Аркадия Михайловича. И на крысу, которую так упорно искал Дима, даже не подозревая, что тот уже давным-давно вхож в его дом. Испепеляя мужчину взглядом, полным презрения, Лиза шагнула к нему. Пребывая в состоянии, схожем с состоянием аффекта, она напрочь игнорировала пистолет, направленный на нее. Просто… почему-то не замечала его. А вот Шмель от ее нелогичных действий малость растерялся. Особенно когда Лиза зыркнула на него исподлобья, стиснула кулаки, зубы и яростно прорычала:

— ПАСКУДА!

Пистолет дрогнул в его руке, а кровь отхлынула от лица. Казалось, будто на секунду, на крохотный миг… но Соколовский увидел в ней нечто такое, что заставило его испугаться. Машинально на шаг отступить. Однако он очень быстро вспомнил, что перед ним сейчас стоит всего лишь… девушка.

Слабая. Жалкая. И беспомощная. Возможно, именно так он и думал.

Но Лизу переполняли такая лютая злость, боль и отчаяние…

Словом, ей стало плевать на себя. И на последствия тоже.

— Предатель! — верещала она, впиваясь своими острыми ногтями в его лицо. — Убийца! Ты – чертов убийца! Это ты… ты убил их всех!

Шмель оказался до такой степени обескуражен, что даже защищаться начал далеко не сразу. У Лизы была фора в несколько мучительно долгих секунд.

И она воспользовалась ей в полной мере, безжалостно раздирая кожу на лице ублюдка. С наслаждением оставляя на его щеках глубокие кровавые борозды. Понимала, что ее собственный конец уже не за горами – в живых он ее не оставит, и… облегчать ему задачу явно не собиралась. Своего она определенно добилась. Соколовский, похоже, не ожидал подобного поворота событий. Он даже пистолет на землю бросил, дабы руки освободить, и попытался оторвать ее от себя. Но у него ничего не получалось. Лиза всерьез вознамерилась выцарапать ему глаза. Она брыкалась, кусалась и царапалась, как адская гончая, стараясь причинить мужчине как можно больше боли.

В какой-то момент, обезумев окончательно, Лиза мстительно зашипела и что есть мочи впилась пальцами в его плечо. В поврежденное плечо. Прямо туда, где пуля вошла в его плоть несколько минут назад. Шмель взвыл от боли:

— Ах ты курва! Мокрощелка *баная!

Он отшвырнул ее от себя с нечеловеческой мощью. С чудовищной силой.

А как только у него появилось необходимое для маневра пространство…

Лиза ощутила острую боль. В голове загудело. Перед глазами поплыло.

Во рту появился стойкий металлический привкус. Соколовский несколько раз ударил ее по лицу. Смачно. С размаха. Не щадя. Не кулаком… ладонью. Но и этого оказалось достаточно, чтобы она пошатнулась, теряя связь с реальностью. Повинуясь законам гравитации, Лиза рухнула на землю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Едва зажившие колени обожгло точно пламенем. Раны вновь закровили.

«Нет! — пульсировало в сознании крупными алыми буквами. — Если это последние секунды моей жизни – пусть! Но… я не проведу их, стоя на коленях! Только не перед этим чудовищем! Не перед этим монстром!»

Сминая в кулаках свежую зеленую траву, погружаясь ногтями в землю, Лиза собиралась подняться. Конечно, ее трясло. Колошматило, как никогда прежде. Ни руки, ни ноги толком не слушались. Но она запрещала себе бояться. Страх убивает быстрее любой пули…

Настойчиво игнорируя ревущий пульс, она продолжала попытки встать с земли. Шаря ладонями вокруг себя в поисках лучшей точки опоры, случайно наткнулась на что-то холодное. И сердце испуганной птахой замерло в груди.

«Пистолет! Это же… пистолет!»

Но схватить его ей было не суждено. Шмель сделал это раньше.

А после больно вцепился в ее волосы и прогромыхал, почти оглушая:

— Ты все еще не словила пулю в лоб по одной простой причине – мне нужно доставить тебя Гарику живой! Он хочет лично с тобой побеседовать! Да и Макару он слово дал, что тебя грохнут лишь в самом крайнем случае! Но… это еще не значит, что я должен с тебя бл*дские пылинки сдувать! Я ведь могу с тобой такое сотворить, что сама сдохнуть захочешь! Так что… лучше не рыпайся, лапуля! Дырки целее будут! Ты… все поняла?

Лиза уставилась на него с таким презрением, что самой тошно стало.

— Из-за меня умерли невинные люди! — закричала она надломившимся голосом. — Ты серьезно думаешь, что мне сейчас есть дело до сохранности моего тела? Я уже хочу сдохнуть! Уже! Я не знаю, как с этим… жить! Убийца! Чертов убийца! Чудовище! Дима растерзает тебя! Сделает со всеми вами все то, что вы сделали с моим отцом, ублюдки! Ненавижу… а-а-а!

Явно устав от ее гневной тирады, Шмель прямо за волосы поволок Лизу к машине. Не позволил подняться. Просто тащил вперед, вынуждая следовать за ним на четвереньках. Отчаянно брыкаясь, она со всей дури укусила его за ногу. Только тогда Соколовский отпустил ее, отвесив очередную пощечину за непокорность. Впрочем, именно этого она и ждала. Именно на это его и провоцировала. С готовностью встретив удар, Лиза вновь распласталась на земле. Но лишь для того, чтобы дотянуться до пистолета Дани. Тот все еще лежал в ладони своего хозяина. Манил. Притягивал. Казалось, что даже после смерти Верещагин продолжает защищать ее. Ей хотелось так думать.

А потому, сморгнув слезы, она наконец сжала в руках оружие и направила его на Шмеля. С предохранителя сняла, но прицелиться не получалось – слишком сильно тряслись руки. Глаза противника сперва увеличились от удивления, а после превратились в две маленькие щелочки.

Однако сам мужчина разразился громким лающим смехом:

— Не выстрелишь! — язвительно сплюнул он. — Не сможешь! Кишка тонка!

Тем не менее Соколовский медленно попятился назад. Она наивно полагала, что смогла напугать его, но… просчиталась. Он вплотную приблизился к Соне, о существовании которой все благополучно забыли, и, силой оторвав ее от Алексея, прижал к себе, прикрываясь ей, как живым щитом. А после приставил пистолет к ее виску. И внутри у Лизы все оборвалось от дикого примитивного ужаса. Душа буквально покрылась толстой коркой льда.

«Нет! — повторяла, точно мантру, вглядываясь в зареванное до неузнаваемости лицо подруги. — Нет, моя родная! Я не допущу этого!»

Судя по всему, Алмазова так сильно переживала за Гордеева, что до сего момента вообще ничего вокруг не замечала. Зато теперь прозрела.

Увидев безжизненные тела у их ног, она завизжала так громко, что птицы с ближайших деревьев испуганно взмыли в воздух.

— Беги, Лиза! — закричала Соня, дрожа всем телом. — Беги! Он не выстрелит, ты нужна им живой! Иначе он уже убил бы тебя. Беги, умоляю…