Долгое дело - Станислав Родионов

Но телефон позвонил сам, заглушив стонущую тьму за окном. Рябинин схватил трубку с дикой силой и сумасшедшей надеждой:

- Да?

- Аптека?

- Нет, вы ошиблись...

- Извините...

Он повернулся спиной к безжалостному свету лампы.

- Да, я тоже ошибаюсь. Есть люди, которые живут. А есть люди, которые беспрерывно совершают ошибки, потому что ищут истину. Это я про себя? Да, и про себя.

Теперь взвилась изжога, подступая к горлу разъедающей кислотой. Но изжога лучше, нет болевого спазма.

- А я считаю, что никто не имеет права сомневаться, если нет к этому повода. Беспочвенные сомнения - подлость. А-а, у вас есть доказательства... Неужели юридические доказательства сильнее разума и совести?

Сердце, стучавшее медленно и сильно, казалось, рассыпалось на мелкие сердечки, которые работают везде, во всех частях организма, - он мог считать пульс, не прикасаясь к руке.

- По-вашему, человек может честно работать, да вдруг и совершить преступление? Ха-ха! Раньше писали в романах так: "Под мягкой внешностью крылась жестокая натура" или: "Под грубой внешностью крылась нежная натура..." Ерунда. Внешность на может скрыть натуру. Это лишь оболочка, под которой все видно.

Кажется, что сердце забилось через раз: стукнет - затихнет, стукнет затихнет. Лишь бы не остановилось.

- Я не добренький, я гуманный. Разные вещи. Да, мне бывает жалко преступников. Но я давлю в себе это, давлю! А если не буду давить, то не смогу работать...

Боль оставила желудок и перешла, как перекатилась, на грудь, сжимая ее тянущей, какой-то закрученной болью.

- Разве это слабость? Да, когда я говорю с горбатым, я горблюсь, с кривым - кривлюсь, с бедным - прибедняюсь... Почему? Мне перед ними стыдно, что у меня нет горба, я не кривой и всем обеспечен. Но когда я говорю с дураком, то остаюсь самим собой...

Она перекатилась, боль, в левую половину груди, под лопатку, и поползла куда-то в руку. Неприятная, но не такая уж и сильная - он перетерпит.

- Я стесняюсь? Да, я стеснительный. Знаю, что в наше время смешно быть таким. Но я стесняюсь лишь тех людей, которые от меня зависят.

Иногда сводит ногу. Сейчас подобным образом свело что-то в груди, в левой ее половине, и держало, и тянуло, и ныло, холодя все тело.

- С чего вы взяли? Конечно, я не плачу. Это ветер забрасывает капли в отрытое окно...

Рябинин очнулся. Он сидел лицом к окну и держал на коленях трубку, охрипшую от писка. С кем он разговаривал? С аптекой? С аптекой. Попросить бы какого-нибудь валидола.

Он положил трубку на аппарат. Но телефон ждал этого, зайдясь в настойчивом звоне. Кто это? Наверное, опять не туда попали...

- Да?

- Сергей, с кем по ночам треплешься? - буднично спросил Вадим.

- С одним дураком. А как ты меня нашел?

- Звонил по всем телефонам прокуратуры. И все не отвечают, но один занят.

- Тебе звонила Лида?

- Да.

- Как она?

- Нормально, уже, наверное, спит. А что у тебя голосишко смурной?

- Она тебе рассказала...

- Из-за этого, что ли?

- Вадим, ты же знаешь...

- А ты знаешь, - перебил инспектор, - на что жалуются современные женщины? Нет настоящих мужчин, хотя народу в брюках много.

- Есть неопровержимые улики.

- Неужели ты, мужчина средних лет, столько проработавший следователем, никогда не слыхал о провокациях?

- Слышал, но сам...

- Ах, слышал? А мне вот давали деньги в кабинете, присылали переводом домой, клали в карманы... Мне подсовывали женщин, спиртное, копченую колбасу, дубленку и даже место продавца в мясном отделе...

- Да, но ты не брал, а я вроде бы взял.

- Уж не собираешься ли ты сказать это прокурору? Тогда гаси свет.

Инспектор помолчал, собираясь с новым раздражением, но оно, видимо, кончилось, потому что теперь сказал ровно:

- Старик, гаси свет и ложись спать на диван. Там должен быть кожаный, протертый прокурорскими телами диван. Есть не хочешь?

- Какая еда...

- А то у меня лежит в холодильнике две пачки пельменей. Я б сварил - и к тебе с кастрюлькой. Или ты чаю хочешь?

- Спасибо, дома пил.

- Утречком я подъеду.

- Зачем?

- Поговорить с прокурорами.

- Они не станут тебя слушать.

- Ну, плохо ты меня знаешь. Если не будут слушать, я привезу Леденцова. А он про себя говорит, что любому даст сто очков вперед, и все в импортной оправе. Кстати, совет - пиши стихи.

- Какие стихи?

- Какие получаться. "Средь шумного бала, случайно..." Или такие: "Понравилась грибу-боровику сыроежка из родного бора..." Пиши - помогает от нервов. Старик, утром встретимся. Пока.

"Старик". Слово, избитое юнцами, у инспектора прозвучало с исконным смыслом: старик, а значит - умный и добрый. Впервые так назвал. Да разве Рябинин не знает всего того, что сказал ему Вадим? Если бы жилость только умом, то грудь не стягивала бы проволочная боль. Но Вадим и звонил, чтобы ослабить эту боль. Спасибо, старик.

Телефон ожил вновь - еще не остыла трубка.

- Да...

- Мне следователя прокуратуры Зареченского района, юриста первого класса, товарища Рябинина.

- Я слушаю.

- С вами говорит не брюнет, не шатен, не блондин. Догадались?

- Нет, не догадался. - Рябинина удивили не только слова, но и голос, игривый и разудалый, словно звонили из ресторана.

- На проводе инспектор уголовного розыска лейтенант Леденцов.

- А-а, привет.

- Как состояние здоровья, Сергей Георгиевич?

- Вроде бы ничего, - улыбнулся Рябинин: спасибо тебе, Вадим, старик.

- А мое подкачало.

- Что такое?

- А все кащею и кащею.

- В каком смысле... кащею?

- Худею от оперативных нагрузок. К примеру, сейчас нахожусь на дежурстве и чешу репу.

- Что чешешь?

- Голову, значит. Задумали мы тут с ребятами спортивную викторинку, а мне поручили сочинить вопросы. Не послушаете?

- Послушаю.

- Вопрос первый: какой вид спорта требует физической вилы не больше, чем у месячного ребенка?

- А какой?

- Шахматы. Вопрос второй: почему болельщики, кричащие "Судью на мыло!", никогда не уточняют на какое - на хозяйственное или на туалетное?

- Неплохо.

- Вопрос третий: почему скачки на дрессированной лошади считают спортом, а скачки на дрессированной корове - цирком?

- Смешно.

- Вопрос четвертый: можно ли бокс назвать интеллектуальным занятием, поскольку в нем бьют кулаками непосредственно по интеллекту?

- Сам придумал?

- Товарищ капитан помог. Ну и так далее. Сергей Георгиевич, а вы знаете, кто оптимист и кто пессимист? Пессимист выпьет рюмку коньяка и поморщится: клопами пахнет. Оптимист раздавит клопа и обрадуется: коньяком пахнет.

- Намек понял, старик.

- Желаю здравствовать, Сергей Георгиевич.

Рябинин положил трубку. Спасибо, ребята. Ему сейчас все годится злость Вадима, и спортивная викторина, и старый анекдот. Спасибо, старики. Но не хватало слов еще одного человека... С чего он взял, что она спит? Да разве она заснет...

Он набрал номер, прижавшись к не остывающей всю ночь трубке.

- Лида...

- Сереженька!

- Не спишь?

- Как и ты.

- Какая темная ночь...

- Сереженька, ведь были и темнее.

- Дождь льет...

- Лили и не такие.

- Холодно...

- Бывали и морозы.

- Грибы поджарила?

- На завтрак, к твоему приходу.

- Только не пережарь. Как там домовой?

- А его нет, он ушел к тебе.

- Да, он здесь, поэтому я спокоен. Хочу вот лечь на диван и поспать. А ты?

- Я тоже ложусь.

- Спокойной ночи, Лидок.

- Спи, Сереженька...

И з  д н е в н и к а  с л е д о в а т е л я (на отдельном листке). Главное достижение цивилизации не атомная энергия и не ракеты, не телевизоры и не автомобили, не кофемолки и не санузлы... Главное достижение цивилизации - гуманизм.

Д о б р о в о л ь н а я  и с п о в е д ь. Иногда я обращаюсь к Бахусу. У каждого из нас что-то болит, поэтому каждый старается забыться. Каждый-каждый! Один сидит у телевизора, второй бежит на стадион, третий придумал хобби, четвертый играет в домино-карты... Но самый надежный способ - выпить и прийти в состояние эйфории, именуемое в народе кайфом. В конце концов, пьяница - это человек, который забывается не тем способом. Пью ли я?

Я не пью, а продлеваю удовольствие жизни.

Беспалов неприкаянно прошелся по коридору и сел у кабинета Васина. Городская прокуратура оживет через полчаса, не раньше. Надо бы подождать в машине. Скажут, прокурор района, а болтается по коридорам, как следователь после дежурства. Где-то здесь Рябинин... Расхлябанный стул сутяжно крякнул в утренней пустоте. Прокурор непроизвольно отозвался хриплым вздохом и закурил сигарету. Невкусный дым сухо вошел в него, не успокаивая. Где-то здесь Рябинин...

Но почему Рябинин? Почему все, что случается в прокуратуре, случается именно с ним? С тихим Рябининым в очках... Мария Федоровна Демидова... бой-баба, которая и рискнет, и не всегда обдумает, и может наорать на вызванного, и послать любого начальника в даль заоблачную... И ни жалоб на нее, ни заявлений.