Избранница теней - Мэри Сэйбл

принялся за шнуровку ее платья. Он не стал дожидаться, когда жена снова ляжет на кровать, просто толкнул ее вперед и навалился всем телом. Она успела заметить лишь стальной пресс и накачанные руки, прежде чем зажмурилась. Она напрягла единственную рабочую руку, чтобы остановить его, но Эрик откинул ее в сторону, даже не пытаясь успокоить напуганную девушку.

– Я оставил свой дом, свою невесту, свою беззаботную жизнь ради тебя! Ты родишь мне детей, ясно тебе, Джоан, принцесса Медеуса?

От бессилия и страха у нее в голове стали мелькать картинки из прошлого: как Арда, смеясь, учила ее держать меч; как они вместе скакали на конях по лесу. Она видела Гаррета, который смотрел на нее ясными зелеными глазами. Видела Уильяма, который постоянно болтал и весело улыбался. И даже Лотту, которая держала в руках палку и хохотала так, будто была обычной девчонкой, а не королевой.

Резкая острая боль вернула ее в реальность, когда Эрик подался вперед. Джоан попыталась выбраться из-под него, оттолкнуть, но у нее не было сил из-за сильного опьянения. Она хотела закричать, но с губ сорвался лишь жалобный стон боли. Его кожаная палка тыкалась в нее снова и снова, но она уже не чувствовала боли. Не чувствовала ничего. Она лежала как кукла, всхлипывая от собственного бессилия.

Расслышав всхлипы, Эрик опомнился, замер и воззрился на нее. Краска на лице Джоан размазалась и растеклась из-за выступившего после долгих танцев, вина и недомогания пота. Эрик не обращал внимания на шрам, пока он был прикрыт волосами, но слезы на ее щеке заставили его протрезветь. Он вдруг почувствовал себя чудовищем. Его плоть обмякла, и он судорожно пытался закончить начатое. Он впервые ощущал себя беспомощным, злился, что именно сегодня мужская сила подвела его. Он желал лишь поскорее отдать ей свое семя, но все было напрасно. У него ничего не получалось.

– Прекрати! – взмолилась Джоан. – Пожалуйста! Прекрати!

– Тебе сильно больно? – все, что смог спросить Эрик.

Ненависть к этому мужчине заставила забыть обо всех правилах и данных ею клятвах. Если бы тело слушалось ее, если бы под рукой оказался кинжал, она бы перерезала ему глотку, но вместо этого смогла лишь прорычать:

– Убирайся отсюда! Я тебя ненавижу, Эрик!

Она больше не боялась, нет. Ей было плевать на боль, которую он причинил. Джоан привыкла к ней, ведь та сопровождала ее на протяжении всей жизни. Не имело значения и то, что он лишил ее невинности: пока не оказалась в замке, она даже не подозревала, что у людей это очень ценится. Для нее имело значение только одно – Гаррет. А его здесь не было.

Эрик резко встал с нее, быстро оделся и выбежал из комнаты, даже не закрыв за собой дверь.

Джоан боялась пошевелиться. Она понимала, что не должна была сопротивляться мужу, но Эрик тоже был пьян и груб. Она все же нашла силы встать и, не сдержав позыва, оставила лучшее вино из Алоссы в ближайшей вазе для цветов. Когда она попыталась запить неприятный привкус водой, ее снова стошнило. Через несколько минут разум прояснился, как будто ее выдернули из загробного сна. Не зная, как убрать горечь во рту, Джоан попыталась заесть ее хлебом с маслом, который доставили в покои еще до их прихода. Ее самочувствие немного улучшилось, но гадость из души не выходила так легко.

Джоан вернулась к кровати и заметила кровь на матрасе, но, даже не побрезговав, повалилась сверху. Она долго плакала, пока не услышала, как кто-то вошел в ее комнату и запер дверь на ключ. Ее спасут.

Фред плеснул воду на лицо Эрика. Принц резко пробудился.

– Эй, вставай и проваливай! У тебя теперь есть жена. Про тебя и так много слухов ходит, а если узнают, что в день собственной свадьбы ты спал в моей кровати, нас обоих повесят! Ради Богов, Эрик! Я понимаю, что одноглазая баба – не то, чего ты хотел, но мне казалось, вы поладили. Я прощу тебя только в одном случае: если ты свалил, потому что она храпит громче тебя. Да я глаз не мог сомкнуть из-за этого! – Фред упер руки в бока и, понимая, что друг молчит, продолжил: – Чего лежишь? Давай-давай, поднимайся, пока замок спит и никто не увидел тебя в моих покоях. Можешь сколько угодно угрожать мне казнью, только уходи к своей жене. Я же о тебе беспокоюсь.

– Да заткнись уже, Фред! – Эрик присел на кровати и схватился руками за голову.

– Ну, что случилось?

– Что-то ужасное.

Безжизненный взгляд заставил Фреда притихнуть.

– Ты хоть жену осеменил? А то все смеяться будут. Королева точно проверит твои умения, когда зайдет в комнату осмотреть простыни. Если не увидит там крови невинности… Вот позор будет!

– Все гораздо хуже. Я вчера слишком много выпил. Кажется, она сопротивлялась… Я взял ее насильно и грубо, но когда увидел эту ужасную потекшую краску… Она так плакала, Фред… Выглядела такой несчастной… Я бы не смог закончить, даже если бы захотел. Обмяк, представляешь?

– Подожди-подожди! Ты рассказываешь какой-то бред. Сопротивлялась, насиловал, у тебя обмяк? Нет-нет. Не смеши меня, это все пьяные бредни. Давай все же оставайся у меня и проспись еще немного. – Фред нервно хохотнул.

– Что я наделал, Фред? Конечно, она и вправду меня испугала своей мордашкой, но что теперь будет? Если она расскажет Луи…

– Думаю, тебе не впервой извиняться перед женщиной. Эрик, ты погряз в таком дерьме. Беги к ней и падай на колени. Может, она уже забыла все. Вчера после танца девчонка была почти без сознания. Видимо, я единственный не опьянел настолько, что заметил это.

Фред никогда не видел друга таким напуганным. Злобным, недовольным, униженным, да, но не напуганным.

Эрик быстро оделся и побежал по пустым коридорам в покои, выделенные для него и Джоан. Зайдя в комнату, он тяжело сглотнул при виде спящей жены. От представшего зрелища он почувствовал себя еще хуже. Она лежала в полупрозрачном спальном платье, а на матрасе под ней виднелись следы крови.

Он подошел ближе и при свете осмотрел ее. На лице не осталось ни капли краски – ее полностью смыло слезами. Левая рука, обычно скрытая одеждой, была вдвое тоньше правой.

В этот момент Эрик понял, как жестоко относился к ней последнее время. Все эти дни он улыбался, ненавидя ее глубоко в душе. А сейчас, после содеянного, он вдруг захотел все исправить. Будто перестал думать лишь о себе