Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович - Антонина Коптяева

Мощный порыв ветра потряс юрту до основания, ярче вспыхнули дрова в камельке, и так же ярко вспыхнуло в потрясенном сознании Ивана Ивановича: «чужая».

Доктор встал с постели, натянул меховые чулки, неслышно ступая, прошел к камельку, присел на облюбованный им чурбак и тяжело задумался, глядя на серые струи дыма, тянувшиеся в прямую широкую трубу.

Он думал, и снова его преследовала мысль: вернуться обратно на прииск, застать Ольгу с любовником и наказать их обоих за свои мучения.

— Вот это и есть то, как жили деды! — в забытьи пробормотал он вполголоса. — А мне хотелось по-иному, и я никогда не мешал стремлению Ольги к самостоятельности. Пусть не помогал! Но ведь не мешал! Хорошо говорила Марфа Антонова: «Санитарные самолеты уходили в тайгу… Их вели летчицы-якутки!» Тут в самом деле не стыдно заплакать.

34

— Это наша учаханская школа. Десятилетка, — с важностью кивнула Марфа, догнав упряжку Ивана Ивановича, и по-мужски сильным движением остановила своих разгоряченных оленей…

В длинном платье, спадавшем из-под дохи на щегольские унтики, она первая пошла по тропинке к школе. Большой дом, уютно серевший добротными стенами среди сугробов, стоял на пригорке. Толпа молодежи высыпала навстречу приезжим: черноголовые, стриженые, в унтах, отороченных цветными мехами, в дошках, малицах, в наспех накинутых суконных армяках с разрезами сзади для верховой езды.

— Здесь мужской интернат. — Марфа помахала расшитой бисером меховой рукавичкой, приветствуя мальчиков, подростков и взрослых уже парней, сказала им несколько слов, и они побежали к нартам — помочь Никите.

— Девушки живут отдельно. — Председатель райсовета показала вдаль, где у сопок на равнине темнели дома и поднимались столбы белого дыма. — Там электрическая станция, юрта районного Совета, магазины, база пушторга, контора. У нас производство рудное будет. Приходи к нам в гости. Тут близко. Сперва, утром, я приду сюда с нашим фельдшером. Поможем тебе открыть больницу. Пусть он здесь пока и работает, поучится возле тебя. Нам хорошего лекаря надо: жителей в поселке все прибавляется. Раньше якуты селились редко, от соседа подальше. Настоящих деревень у нас мало было, а сейчас мы строим по-русски. Так веселее. Хорошо у нас?

— Да! — искренне сказал Иван Иванович, взглянув на отроги гор, идущих на смычку к Большому хребту: глубокие долины, скалы, острые изломанные гребни. — Очень хорошо!

Теперь северная природа действовала на него, словно прекрасная, торжественная музыка: была в ней суровость, врачующая душу.

— Здесь и небо точно изо льда сделано: бледное, прозрачное, и эти беловатые перистые облачка по нему… А вчера оно было совсем ясное, но весь день летела какая-то светлая пыль, — говорил он Марфе.

— Так снег падает в наших районах в зимние месяцы с декабря по февраль. Настоящий снег — значит дело уже к весне. Там начинаем огороды делать. — Марфа широко повела рукой. — А там покосы. Скота в колхозах много: коровы, быки… Быков в упряжках гоняем. Лошади меньше работают, разве когда снаряжается дальний рейс транспорта. Круглый год они в тайге гуляют. Теперь мы стали приучать их к полевым работам. — Поглощенная мыслями о делах своего района, Марфа с радостью делилась ими с доктором, потому что его приезд тоже был для нее одним из этих дел. — Отдохнешь, вылечишь больных, поедем тогда по рыболовным артелям. Соболиные заповедники покажу. Запрет был на время. Вот обследуем, подсчитаем поголовье и решим, как снять запрет. Табуны коней посмотрим, места для охоты. Только скажи — все для тебя сделаем. — И Марфа радушно распахнула перед жданным гостем тяжелую дверь…

Здание школы теплое, светлое. В классах вместо парт столы и скамейки. Окна высокие, но покрыты инеем, хотя от печей пышет жаром. А печи настоящие, не сквозные трубы-камины, как в юртах.

— Ваше приисковое управление помогало строить. Шефы наши. — Марфа с женской дотошностью заглянула в печь. — Один раз закрыли трубу рано — чуть не угорели. Потом научились, привыкли, — пояснила она свое движение.

Под лечебный пункт отведена богатая пристройка, где до этого жили ученики, и два угловых класса, сообщающиеся с ней отдельным выходом.

— Ладно ли? — Марфа, ревниво-заботливо оглянула большую комнату. — Тут больных класть, вот коечки поставили. Здесь операции будешь делать, там приемный покой. Может, по-другому пожелаешь — твоя воля. Фельдшер сказал: неловко больных уносить в палату через приемную и твою комнату. Мы тогда еще дверь из операционной прорубили. Больно уж тут светло да хорошо.

— Куда лучше! Даже электрические штепселя есть.

— Мы тебя ждали, все подготовили. Фельдшер наш при операциях помогать станет. Была еще сестра медицинская, да перед твоим приездом отпросилась в отпуск: мать у нее в Укамчане шибко заболела. — Марфа говорила, идя по пятам за доктором, и оба они, еще не сняв заиндевелых от мороза дох, уже готовы были хоть сейчас приступить к работе…

В комнате кровать с простынями, с одеялом из белых песцов, на стене ковер, сделанный из кусков меха руками настоящего художника. Точно живые, бегут олени по светлой его кайме, посредине, в широком овале пятнистым клубком притаилась рысь… Вот-вот шевельнутся кисточки на ушах и свирепо торчащие бакенбарды. Другой меховой ковер на полу: белые и темные шахматные квадраты. На нем большой кучей лежали пушистые песцовые шкурки.

— Вот наши председатели артелей и колхозов решили сделать тебе… удовольствие. — Марфа со вздохом, не глядя на Ивана Ивановича, взяла одну шкурку, любовно погладила дымчато-голубой мех смуглой рукой, подула на него, следя за шелковистым отливом. — Нарочно посылали к северным охотникам, на оленей это выменяли. Жил, говорят, на Чукотке большой начальник. Там у чукчей меховые пологи в юртах… Так начальник всю свою комнату обтянул голубыми песцами. Наши товарищи тоже решили постараться для тебя, чтобы тепло и красиво.

— Этакое расточительство! — Иван Иванович засмеялся, сразу поняв вздох Марфы и то, почему привезенные издалека дорогие меха не успели еще превратиться в обои.

— Тогда я и не вошел бы в эту комнату! Пусть колхозники заберут песцовые шкурки обратно. Да-да-да! Не такой я дряхлый старик, чтобы меня пухом укутывать!

Лицо Марфы просияло от радости, хотя она старалась держаться беспристрастно.

— Я говорила им: тот начальник, однако, был не советский человек! Но наши колхозники поставили на своем. Боялись, что не понравится тебе у нас и укатишь ты сразу обратно.

35

После обеда Иван Иванович пожелал взглянуть на будущих пациентов. Пошли пешком, благо стойбище приезжих больных с их семьями и ребятишками находилось недалеко от лечебного пункта, на другом берегу речки.

Народу собралось, как на большую ярмарку! — говорила Марфа по дороге. — Я сама тоже нездешняя. Родилась на Лене. Отца не помню, он помер давно. Когда мать вышла замуж в другой наслег, меня и двух братьев наш наслег ей не отдал. По старому обычаю, мы должны были остаться в нем. И мы стали общие дети. Сшили нам одежду из телячьей кожи, а из юрты в юрту бегали босиком в любой мороз, так кормились… Сейчас живу, будто весь Учахан мой дом. Опять как тогда. Только тогда я жила вроде собачонки — любой пнет, а теперь все кругом будто родня и все хозяева. Вот ты, Иван Иванович, приехал… Новый человек, а тоже хозяин. Мне жалко народное добро, тебе жалко. Как же не хозяева?! Правда? — Марфа огляделась, взяла Ивана Ивановича за рукав дошки. — Видишь бугры за рекой, по берегу? Там уголь. Прямо сверху бери и жги. А вон там железную руду нашли… Хорошо получается. И вода есть, все ловко для производства. Большой город будет на Учахане. Через два-три года не узнаешь места. Якуты очень способные к обработке железа, и кузнецы у нас в Якутии исстари знаменитые водились. Но, однако, кустари. Молодежь с великой радостью пойдет на завод.

— Весной свои фельдшера приедут, — напомнил Никита Бурцев, легко шагая впереди Ивана Ивановича.

Он чувствовал себя счастливым, увидев опять родные горы, и его широкоскулое лицо с твердым подбородком и узкими глазами цвело радостью. Казалось, тесно смотреть на мир в эти щелки, но так зорко сверкали в них черные зрачки, окруженные черным же сиянием, что можно было не сомневаться: от взгляда Никиты никакая мелочь не ускользнет.

— Мы в поселке больницу к лету достроим. На тридцать коек, — ответила Марфа на его слова. — Пожалуйста, дорогие товарищи фельдшера!

— Все не привыкну к мысли, что стану фельдшером. — Никита оглянулся на Ивана Ивановича. — Хочется поскорее приступить к работе в наслегах: лечить, по району ездить… Край у нас особенный. На севере тундра, белые медведи, сиянье в полярную ночь, а там теплее, чем здесь. Это потому, что горные хребты отделяют внутреннюю Якутию от морей, от морских ветров. Наша Верхоянская впадина — она тут, рядом, — замкнута со всех сторон, и там Полюс холода… Самое холодное место на земле. Зимой ночь тянется полтора месяца. Снегу выпадает мало, а морозы бывают до семидесяти градусов. Но на Учахане, однако, не теплее.