Проигравший.Тиберий - Александр Филимонов

С этой минуты жизнь заключенного резко улучшилась. Его даже перевели в другое помещение — более просторное и сухое. И перестали запирать на ночь. Центурион, втайне от подчиненных, благодарил судьбу за то, что не успел испортить с Агриппой Постумом отношений за тот срок, что был начальником его стражи. Теперь наступили времена, когда требовалось завоевывать дружбу и доброе расположение этого странного заключенного — скоро он может стать большим человеком, вернув себе прежний статус императорского внука, а с большими людьми дружить очень полезно.

Одно было плохо — услужливый центурион никак не мог придумать, чем бы развлечь скучающего Постума. Если не считать сам процесс нахождения под стражей, на острове не было для такого молодого человека других занятий, кроме все той же рыбалки. Хорошо еще, что заключенный не роптал и охотно возился с удочками и вершами для омаров. Ему требовалось убивать время с усиленной энергией, чтобы оно действительно убивалось. Дни словно стали длиннее, время обрело вязкость.

Постум приобрел привычку подолгу и безотрывно глядеть на горизонт — туда, откуда к нему должно было прийти спасение в виде специально посланного императорского корабля. Он ждал и ждал.

И только кусал себе пальцы от нетерпения и бессильной злости оттого, что не мог знать, какие дела творятся в Риме и что делает Август для его возвращения.

А в Риме было не очень хорошо — всех обеспокоила внезапная болезнь императора. Август слег и, несмотря на старания врачей, долго не мог подняться с постели. Говорили, что он совсем перестал есть и несколько дней пил одну воду из источника, бившего из земли прямо во дворе его дома на Палатине. Отшучивался тем, что, мол, решил дать отдых желудку — надо же ему когда-нибудь отдохнуть, ведь уже больше семидесяти лет этот орган только и делал, что переваривал пищу. Во время болезни Август почти никого к себе не допускал, даже Ливию, которая стремилась сама ухаживать за больным, как делала это всю жизнь, заменяя Августу сиделок и нянек, если ему нездоровилось. Посещали дом на Палатинском холме только избранные. И чаще других — Фабий Максим.

Ливия испытывала сильнейшие подозрения по отношению к нему. Этот человек словно отнимал у нее Августа, пользуясь таким же доверием, каким еще недавно пользовалась она. Расспрашивать Фабия о причинах его приближения к императору и, того более, об их совместных делах и разговорах было бесполезно. Несколько раз Ливия пыталась, но от непроницаемо вежливого Фабия не узнала ничего даже о том, удалось ли Августу встретить в море хоть одного морского разбойника.

Собственно говоря, Ливия и Сама догадывалась о целях внезапного тогдашнего отплытия мужа. Ей только нужно было получить подтверждение своим догадкам, а также, если повезет узнать, о чем же договорились Август и Агриппа Постум, от которого она с таким трудом избавилась в свое время. Но Фабий молчал, как каменная скала.

И Ливии не оставалось ничего другого, как обратиться за информацией к этой дуре Марции, жене Фабия Максима. Зря, что ли, Ливия так долго обхаживала Марцию и тратила на нее свою драгоценную приветливость?

Но было одно затруднение. Если бы речь шла о каком-нибудь текущем деле, то выведать у Марции все, что знает Фабий, для Ливии не составило бы никакого труда. Но здесь случай был особый. Марция могла просто ничего не знать, потому что Фабий не доверил ей тайны, ему не принадлежавшей. А если и доверил — кто может поручиться, что не велел жене держать рот на замке и более того — сообщать ему обо всех, кто пытается что-то выспрашивать? Опаснее всего для Ливии было раскрыть свои замыслы. Август, проведав о том, что жена знает про его свидание с Постумом, мог повести себя непредсказуемо. Этот Постум, наверное, много чего наговорил Августу про Ливию, иначе зачем Август держит все в таком секрете?

Но и ожидать в бездействии, чем дело кончится, Ливия не могла.

Она пригласила Марцию к себе просто так, поболтать — надо же двум подругам изредка встречаться. Разумеется, Марция прилетела как на крыльях. Ливия, сияющая светом гостеприимства, напряженно выбирала момент для подходящего вопроса. Даже сейчас ей никак не приходило в голову, что именно нужно сказать, не возбудив подозрений этой дуры.

Они сидели в любимой комнатке Ливии, где стены были увешаны уютными ковриками, а из единственного окошка открывался прекрасный вид на Капитолийский холм, тяжело нагруженный величественными строениями. Это создавало эффект обстановки одновременно официальной и почти домашней. Здесь было и очень мило, и как-то все время помнилось, что комната находится в императорском дворце. Для того чтобы беседа шла более непринужденно, Ливия усадила гостью рядом с невысоким столиком для бумаг, но на этот раз вместо бумаг на нем стояло блюдо, полное сладостей, и изящная гидрия[57] с вином, на боку которой черные нагие мужчины погоняли упряжки черных лошадей и не могли ни догнать, ни перегнать друг друга.

Разговор шел ни о чем — о погоде, о недавно прошедших играх в Большом цирке, и особенно — о состязаниях атлетов, на которые женщины не допускались. Говорили о ценах на парфюмерию, о том, как трудно в нынешнее время стало следить за нравственностью молодежи. Марция не знала, о чем предпочитают говорить со своими подругами такие важные женщины, как Ливия, и просто наслаждалась ее обществом. И была нисколько не удивлена, когда разговор будто бы сам собой перескочил на серьезные государственные дела. Не позавидуешь Ливии! Даже среди обычной дружеской болтовни она должна помнить о том, что на ней лежит забота об отечестве.

Ливия посетовала на слабое здоровье мужа. Ему так нужна сейчас поддержка! Конечно, она, Ливия, помогает Августу во всем, буквально во всем. Но мужчине все-таки необходимо иметь верными друзьями мужчин — уж так они устроены и так чувствуют себя увереннее. Слава богам, что Август не обделен и мужской дружбой, сказала Ливия. Вот, например, муж Марции, Фабий — этот достойнейший человек и мудрый государственный деятель — настоящая опора Августу в трудное время. Ливия сказала, что она очень, очень благодарна Фабию. Марция была наверху блаженства, слушая похвалы в адрес своего мужа.

Потом Ливия сказала, что, к сожалению, порядочных людей, таких как Фабий Максим, теперь немного можно найти. А императору, чтобы быть уверенным в успешном управлении страной, требуется много преданных помощников, очень много. Самую надежную и естественную опору для себя, сказала Ливия, Август должен был обрести в детях и внуках. Но судьба была неблагосклонна к нему, отняв дорогих ему юношей. Пожалуй, один Тиберий и остался — пусть эти слова в устах матери звучат и нескромно. Да еще появилась слабая надежда, что излечился и выздоровел от душевной болезни Агриппа Постум. Ливия сообщила Марции под большим секретом, что юноша скоро вернется в Рим — Август намекнул ей на это, но до конца ничего не рассказывает. Он совсем не щадит любопытства жены, а ведь Ливия любопытна, как и все прочие женщины!

Марция не была такой безжалостной, как Август, — она рассказала Ливии все, что знала от мужа. Они поболтали еще немного, взяли друг с дружки клятву держать их разговор в тайне, а затем у Ливии вдруг разболелась голова, да так сильно, что пришлось лечь, приложив холодный компресс. Рассыпавшись перед Ливией в сочувствии и благодарностях за радушный прием, Марция удалилась. Вечером она, держа клятву, ничего не рассказала Фабию, хотя тот настойчиво спрашивал ее, как она провела день. Марция отговорилась тем, что была у подруги, живущей на противоположном конце города.

Она совсем забыла, о чем предупреждал ее Фабий, — такую силу имело обаяние Ливии. Когда Август вернулся в Рим из этого загадочного плавания, Марция смогла выведать у мужа, куда он сопровождал императора и зачем. Не в состоянии отделаться от назойливых просьб жены, Фабий сообщил ей обо всем. Но сначала заставил на домашнем алтаре поклясться, что Марция будет нема как рыба.

«Запомни, жена, — сказал тогда Фабий. — Если ты проболтаешься хотя бы одному человеку, это будет мне смертным приговором».

Она попробовала испугаться, но потом решила, что словам мужа не стоит придавать большого значения. Что может случиться с человеком, который является доверенным лицом самого императора и выполняет его личные поручения?

Через три дня Фабий Максим неожиданно покончил с собой. Его самоубийство выглядело как-то нелепо: он не стал, подобно уважающему себя римлянину (тем более — сенатору) садиться в ванну с горячей водой, чтобы перерезать жилы. Фабий заколол себя мечом прямо перед воротами дома, вечером, когда он возвращался после очередного посещения Августа. Охраны при нем не было, никто не слышал его криков или зова о помощи. Фабия нашли лежащим возле ворот, с обагренным кровью мечом в руке и зияющей раной в горле.