Светлая полоска Тьмы - Елена Миллер

Настала очередь Пройдохи. Кирша обходил его слева, когда он атаковал из нижней позиции. Воин с силой парировал вниз, от чего Бартош упал на колено. Удар ногой в челюсть довершил начатое. Вот и третий готов.

Упырь медленно шел на противника, поводя фальшионом из стороны в сторону. Неожиданно он прыгнул вперед, в коротком замахе пытаясь рубануть сверху, а ножом достать сбоку. Кирша отскочил, уходя от обоих клинков. Он разгадал маневр Упыря: если бы он отбил удар, то подставил бы незащищенный бок под кинжал. Сделав молниеносный выпад, он с силой уколол коварного Упыря в плечо, отчего рука того повисла плетью.

— На колени, — прорычал он, приставив саблю к Упыринному горлу.

Тому ничего не оставалось, как подчиниться. Фальшион он больше поднять не мог, а кинжалом не дотянуться. Элеар надавил сильнее — струйка крови потекла по шее Упыря. Было заметно, как он струхнул. В этот раз перерезать глотку могли уже ему.

Кирша потребовал:

— Брось оружие, живо!

Упырь исполнил. Бой занял всего пару минут. Мне было не жаль своих товарищей. У меня вообще не было никаких эмоций, кроме, пожалуй, зависти мастерству Кирши. Напрашивался вопрос: если у пана такие новички, то какие же тогда ветераны?

— Что ж, Млежек, ты неплохо потрудился, гоняя своих парней, — голос Тарквиновского был бесстрастен.

— Благодарю, пан полковник! — сотник расплылся в довольной улыбке. — Рад служить!

Я вспомнил, что пан Тарквиновский был не просто магнатом, он содержал полк, потому и носил полковничий чин королевского войска.

Восемь элеаров потащили моих приятелей к деревьям. Рутгер по-прежнему был без сознания. Меч уже пришел в себя. Пройдоха стенал и просил о пощаде, но никто его не слушал. Упырь молчал упирался, зло зыркая на своих конвоиров, за что заработал пару ударов под дых и сник. Ловкий парнишка, ровесник Кирши, взобрался на старый бук, и перекинул веревку через толстую ветку. Первым повесили бесчувственного Рутгера. Вторым был Томаш. Потом настал черед Упыря. Для жирдяя Бартоша долго искали подходящий сук. Он попытался этим воспользоваться, хотел вывернуться и сбежать — не вышло.

Когда ноги Пройдохи заплясали над землей, я, глядя на капающую с его сапог мочу, подумал о том, что мне стоит им позавидовать. Мой новый хозяин был строг и скор на расправу.

Оружие повешенных подобрали и отправили в обозную телегу, туда же велели ступать и мне. Я сел на облучок рядом с возницей. Колонна медленно тронула в сторону маетка пана Тарквиновского, к моему новому пристанищу и новой судьбе.

↑

Глава 40. Доля солдата

Зигмунд. 1632 — 1644 годы.

По прибытии в замок меня определили в казарму к совсем молодым парням, которые только учились ратному делу и еще не принесли присягу пану. Они отнеслись ко мне настороженно, все-таки я был наемником, к тому же гораздо старше их. Приятелей среди них я не завел.

В первый день меня не трогали. На следующее утро нас подняли на рассвете и велели бегать вокруг замка. К своему стыду, я был последним, потому опоздал к завтраку. Успев сделать лишь пару глотков подслащенного медом сбитня, я был вынужден покинуть трапезную и отправиться на плац. Там нам выдали тренировочные деревянные мечи, разбили по парам и приказали сражаться.

Меня поставили с парнишкой по имени Ян. Он был ниже меня на полголовы и уже в плечах, что не помешало ему выиграть все схватки. Сотник Млежек сидел на завалинке, где обычно отдыхали солдаты, и пристально наблюдал за нашей парой, делая время от времени ехидные замечания в мою сторону. Ян был его единственным сыном и лучшим среди новобранцев.

Мы стучали мечами до обеда. За это время я вымотался до предела и еле волочил ноги. Молча жуя свой обед, я слушал, как остальные бурно обсуждали мой позор. Они хлопали Яна по плечу и отпускали шутки в мой адрес, но меня это волновало мало. Бесило лишь то, что прошло только полдня, а все мое тело уже ныло и болело от многочисленных синяков и ссадин, оставленных прытким сынком сотника.

Потом были стрельбища, где равных мне не нашлось, что весьма огорчило Яна и его приятелей. Поручик, видя мои успехи с арбалетом, позволил выстрелить из кремневого ружья, тогдашней военной новинки, привезенной аж из самой Франции.

— А у тебя твердая рука и меткий глаз, новобранец, — похвалил он, когда я попал в цель с первого выстрела.

После стрельбищ была верховая езда — реванш Яна. Я пару раз даже с лошади свалился, чем вызвал хохот парней и ругань десятника. Да уж, не казацкий я сын. Единственную лошаденку, что была в нашем хозяйстве, только в телегу и запрягали.

За ужином я клевал носом. Добравшись до своего тюфяка, я мгновенно уснул.

Так прошла неделя, другая. Безрадостные дни полные усталого отупения сменяли друг друга. Старые синяки желтели и пропадали, уступая место новым. На стрельбища меня больше не посылали, считая мое умение достаточным. Их заменили дополнительными тренировками с мечом и рукопашным боем. Когда остальные уходили на стрельбище, моим партнером становился кто-то из воинов пана. Ян же по-прежнему колотил меня каждое утро, но после занятий с ветеранами, мне иногда удавалось дать ему отпор.

В какой-то момент такая жизнь встала мне поперек горла — я решил бежать из панского войска, но не вышло, меня поймали.

— Двадцать плетей на первый раз, — сказал десятник. — Сбежишь еще раз, получишь пятьдесят. Ты понял, пся крев?

Меня потащили к позорному столбу. Помня печальный опыт Пройдохи, я не просил пощады. Отец порой порол меня до беспамятства, но плети десятника оказались куда хуже вожжей родителя. Шкуру они мне попортили изрядно. Я не кричал исключительно из-за упрямства, лишь губу прикусил до крови.

Отлежаться мне дали неделю, потом снова отправили в строй. Присматривать за мной стали строже. Меня и раньше не особо выпускали из виду, боясь, как бы я не украл чего, а теперь и подавно. Остальные новобранцы открыто презирали меня, для них я был почти готовым дезертиром. Десятник, старший над нами, стал строже, придираясь к каждой мелочи. Утренняя пробежка увеличилась вдвое, окончательно лишив меня завтрака. Моя пара на плацу теперь состояла исключительно из ветеранов, выбивавших из меня дурь пуще Яна. Я терпел. Тяжелый труд с детства закалил меня достаточно, чтобы выдержать солдатскую муштру. К тому же я понимал, что все это не пройдет даром. Я приобретал бесценный опыт ратного мастерства, думая лишь о том, что когда вернусь к вольной жизни — равных среди наемников мне не будет.

Несмотря на неудачу, я не отказался от идеи побега, лишь решил выждать подходящего момента, чтобы преуспеть наверняка. Я бы и попытался совершить эту глупость, если бы не один случай, кардинально изменивший мои планы, да и меня самого.