Боже, спаси русских! - Андрей Ястребов

Вот из таких купцов вышли впоследствии упрямые русские сектанты. Интересно, что купец Филипп не боится открыто высказывать свои религиозные взгляды, идущие вразрез с официальным церковным учением. Возможно ли было подобное поведение в Европе во времена инквизиции?

В конце концов Олеарий признает за небольшой частью русских некоторый здравый смысл: «Разумные русские вообще чтут свои иконы святых и молятся им по своей религии, однако не ради материи или потому, чтобы приравнивали их изображению Божию, но из любви и почтения к святым, находящимся на небе. Та честь, которая оказывается иконе, ощущается и тем, кого иконы изображают».

Безусловно, почитание икон – важнейшая черта русской православной культуры, которая понимает икону как «окно в иной мир», по выражению П. Флоренского. Вместе с тем нет сомнения, что народное почитание икон сохранило языческие черты. К примеру, в некоторых случаях молящийся мог икону... наказать. Особенно часто такое случалось с иконами святого Николая. Дело в том, что русские считали святого Николая особенно скорым помощником, который немедленно откликается на людские просьбы. Если молитва не помогала, разочарование могло выражаться по-разному. В аналогичной ситуации и языческие идолы наказывались.

Известный филолог и историк Б. А. Успенский приводит интересный случай: некий итальянец, наблюдавший в 1656 году в Ливорно царское посольство И. Чемоданова и И. Постникова и составивший краткое сообщение о поведении и обычаях русских послов, отмечает, что послы «имеют с собой четырех знатных человек и попа или священника. Этот последний всегда носит на шее ковчег с зажженными свечами, где находятся мадонна и св. Николай, их покровители; к нему они прибегают за милостью в своих нуждах, а не добившись просимого, бешено хлещут святого...»

Можно подумать, что иностранцы желали оболгать русских, представить их дикарями. Однако их наблюдение подтверждается свидетельствами наших соотечественников.

Т. А. Кузминская (Берс), описывая в своих воспоминаниях комнату старой горничной Толстых – Агафьи Михайловны, отмечает: «Образ Николая-чудотворца, висевший в углу, был перевернут лицом к стене. Варенька, заметив это, взяла молча табуретку и хотела поправить его, думая, что это случилось как-нибудь невзначай. "Не трогайте, не трогайте, матушка, это я нарочно", – закричала Агафья Михайловна. – "Как нарочно?" – спросили мы. – "Да так, матушка. Молилась, молилась ему – хоть бы что. Я его и обернула, и пущай так висит!" – "Когда же вы его простите?" – спросила Варя. "Вот когда время придет, – серьезно отвечала Агафья Михайловна, – тогда и прощу"».

Б. А. Успенский вспоминает народную легенду, близкую к данной теме: «Бедняк занимает у богача деньги, поклявшись перед образом Николы, что вернет долг; неожиданно он умирает, не успев выплатить долга, после чего богач наказывает икону Николы. При этом в варианте, который можно признать наиболее архаичным, богач грозится выколоть у иконы очи». Заметим все же, что стремление наказать Николу приписывается не кому-нибудь, а жадному и злому богачу.

Анекдотический – с оттенком черного юмора – случай описывается у Адама Олеария, который рассказывает, как некий русский во время пожара «стал держать против огня свою икону св. Николая и молился, чтобы она помогла погасить огонь. Когда, однако, помощи не последовало, а напротив, огонь все более и более стал распространяться, он в нетерпении бросил свою икону в огонь и сказал: "Если ты нам не желаешь помочь, то помоги себе сам и туши"».

А вот сообщение Коллинза, написано примерно в то же время (в XVII веке): «Иногда русские держат иконы перед огнем, думая, что помощь зависит от их произвола. Один русский, думая остановить огонь таким образом, держал своего Миколу (Micola) так долго, что сам едва не сгорел, и, видя, что помощи нет, бросил его в огонь». Исследователь предполагает, что оба автора могли иметь в виду один и тот же реальный случай. Притом бросание иконы в огонь в этом случае могло иметь целью не кощунственное ее сожжение, но тушение иконой пожара.

Успенский приводит также интересный способ тушения пожара: «На Русском Севере при пожаре обходят горящий дом с иконой Николы в руках, говоря: "Святитель и Христов отце (sic!) Никола, спаси и помилуй, загаси огонь". Изображение Николы оказывается при этом функционально адекватным коровьей шерсти (шкуре), коровьему навозу или коровьему молоку, а также яйцу, при помощи которых, как полагают, может быть потушен пожар от грозы». Ой, что-то неладное творится. Дикарское наказание иконы! Именование святого Николая «Христов отце»! Да еще и тушение иконой пожара! И заменяемость иконы в случае пожара – прости Господи – коровьим навозом! Ну не язычество ли?

О наших православных языческих богах

Всем известно, что языческие боги не так уж легко сдают свои позиции. Они продолжают жить в поверьях, легендах, приметах, а иногда, замаскировавшись, проникают и в религию. Что греха таить, от определенных языческих представлений Русь так и не избавилась.

Один из авторов этой книги, придя к святому, освященному церковью источнику, был немедленно научен присутствовавшими женщинами, какие слова нужно произносить при набирании воды. Слова были следующие: «Земля Татьяна, вода Ульяна, ключ Ивана, дай мне воды от всякой беды». Имена в данном заклинании вполне христианские, а вот обращение к природным стихиям – исключительно языческое.

Как же продолжало свою тайную жизнь русское язычество в православной Руси?

После крещения Руси многие люди стали путать и смешивать привычное с новым, чтить древних кумиров под именами православных святых. Громовержец Перун соединился в людском сознании с пророком Ильей, прядущая людские судьбы Макошь или Мокошь, покровительница женских занятий, стала ассоциироваться с Параскевой-Пятницей. Очень интересно идущее из глубокой древности почитание Пятницы, которое слилось с культом мученицы Параскевы. Об этом пишет в своем интереснейшем труде «Филологические разыскания в области славянских древностей» Б. А. Успенский: «О связи почитания (Параскевы) Пятницы с культом богини Мокоши свидетельствует народное восприятие Пятницы как "водяной и земляной матушки"». Чтили не только Пятницу, но и Неделю (Воскресенье). «Для связи с Мокошью, – пишет Успенский, – показательны особые запреты на прядение в пятницу и воскресенье: в украинских легендах "Пятница ходит по селам вся исколотая иглами и изверченная веретенами, а св. Неделя уверяет прях, что они прядут не лен, а ее волосы, и указывает при этом на свою изорванную косу"». Женская богиня Мокошь была связана с волосами и нитью. Женским волосам на Руси всегда придавалось особое, сакральное значение.

По мнению Успенского, в почитании Николы и Пятницы проявлялись сходные черты. Бытовали особые клятвы с упоминанием этих святых. В «Барышне-крестьянке» А. С. Пушкина есть такая реплика имитирующей крестьянку Лизы: «И ты не обманешь меня? – Не обману. – Побожись. – Ну вот те святая пятница, приду». По-видимому, не случайно эта клятва вложена в уста женщины, ведь Мокошь – женское божество. Соответствующее выражение пытается употребить и Алексей («Алексей поклялся было ей святою пятницею...»), но это лишь неумелое подражание крестьянской речи.

Особо почитался на Руси Никола-угодник. Б. А. Успенский убедительно доказывает, что на святого Николу были перенесены многие черты бога Белеса (или Волоса) – покровителя домашнего хозяйства и скотоводства.

Можно предположить, что именно отождествление с Белесом объясняет распространение скульптурных изображений Николы, и это при том, что православная церковь боролась со скульптурой. Скульптуру считали идолом, и резные статуи Николы в конечном счете восходят, вероятно, к идолам Белеса. Олеарий с удивлением отмечал, что, хотя русские не признают резных изображений, они, тем не менее, высоко чтут резной образ Николы Чудотворца в Москве. Напрасно он ждал от русских логики. Для Николы были возможны любые исключения из правил. Церковные власти пытались противодействовать такому поклонению, пытались изымать статуи из церквей, и были вынуждены отступить: народ насмерть стоял за своего любимого Николу.

Владимир Даль относил к «остаткам язычества» обычай «в известных случаях обращаться с молитвою исключительно к тому или другому св. угоднику» (в частности, «от скотского падежа – св. Модесту, также Власию, от конского падежа – св. Флору и Лавру, об овцах – св. Мамонту или св. Анастасии, о свиньях – св. Василию Великому, о пчелах – св. Зосиме и Савватию, о курах – св. Козме и Дамиану»).

Мало того, этих святых крестьяне даже иногда называли богами (как, впрочем, и Николу). Коровы назывались «Власьевым родом» – то есть «коровий Бог» Власий, по предположению небеспристрастного исследователя Льва Прозорова, мыслился родоначальником коров, их праотцем. Деревенские Боги – не только покровители но, кто знает, быть может, и предки коров, овец, кур?