Легенды и мифы Древнего Востока - Анна Овчинникова

В России поэму «О все видавшем» впервые перевел по французскому подстрочнику Николай Гумилев, а профессиональный перевод, с использованием ниневийской, старовавилонской и периферийной версий поэмы выполнил И. М. Дьяконов. Что касается различных прозаических пересказов эпоса, то их просто нет смысла перечислять.

Думаю, безымянный автор поэмы «О все видавшем», больше четырех тысяч лет назад ушедший в Страну без Возврата, вытерпит появление еще одного пересказа.

О все видавшем

I

О все видавшем до края Вселенной, о постигшем тайны гор и морей, о превзошедшем мудрость людскую, о заглянувшем за край земли — слушайте рассказ о строителе стен Урука, о божественном царе Гильгамеше, сыне жрицы Нисун!

Он прекрасный, сильный, он мудрый,Божество он двумя третями, человек лишь одною,Его тело светло, как звезда большая,Но не знает он равных в искусстве мученьяТех людей, что его доверены власти.Гильгамеш, не оставит он матери сына,Не оставит он жениху невесты,Дочери герою, супруги мужу,Днем и ночью он пирует с ними,Он, кому доверен Урук блаженный,Он, их пастырь, он, их хранитель,Он, прекрасный, сильный, он, мудрый.[127]

Гильгамеш так измучил своих подданных бесчинствами и буйством, так изнурил непосильной работой, что урукцы каждый день взывали к богам, моля защитить их от произвола. И боги, услышав молитвы, сочли, что просьба людей вполне справедлива. Они велели мудрой Аруру создать такого героя, чтобы мощью он был равен могучему Гильгамешу. Пусть царь найдет выход немереной силе в схватке с равным противником, а тем временем измученный люд Урука сможет хоть немного отдохнуть.

Аруру не заставила просить себя дважды: она зачерпнула глины и слепила Энкиду — дикого человека, дитя бескрайней степи.

Энкиду был так непохож на обычных смертных! Он не носил одежды, не знал вкуса хлеба, ни разу в жизни не ночевал под кровлей, его золотые волосы не ведали гребня. Он жил бок о бок с волками, бегал наперегонки с антилопами, шутя боролся с могучими львами, вместе с газелями приходил к водопою, и все лесные, степные и речные твари считали его братом. И он тоже считал зверей своей семьей и не раз спасал их из ловчих сетей и ловушек.

День за днем Энкиду лишал охотников добычи, и вскоре по степи прошел слух о могучем человеке, что живет среди диких животных. Многие издали видели богатыря, но никто не решался к нему приблизиться, не говоря уж о том, чтобы вступить с ним в схватку…

Но вот однажды один молодой охотник случайно увидел Энкиду совсем близко, когда тот вместе с газелями примчался к водопою, — и сердце человека затрепетало от страха. Ловчий в панике кинулся к дому и рассказал отцу о странном создании, которое только что его до смерти перепугало:

— Мой отец, человек, что с горы спустился, —Во всей стране велика его сила,Велика его сила, как воинство Ану —По нашим владеньям свободно бродит.Всегда он на пастбище средь газелей,Всегда его ноги у водопоя,Я брожу и не смею к нему приближаться.Я вырыл ловушки, он их засыпал,Я сети поставил, он их вырвал,Угнал от меня он зверей пустыни,Он не дает мне трудиться в пустыне!

— Перестань ныть! — сурово оборвал старик жалобы своего отпрыска. — Отправляйся лучше в Урук к Гильгамешу — уж он-то сумеет найти управу на силача, которого ты так боишься, будь то горный человек, степной или даже снежный!

Охотник послушался отцовского совета и пришел в город, содрогающийся от стенаний простого люда и от разудалой музыки, доносящейся из царского дворца.

Обнимая одной рукой блудницу, в другой сжимая кубок вина, Гильгамеш с удивлением выслушал рассказ о диком человеке из степи, который спасает зверей из сетей и ловушек. Но замешательство царя длилось недолго.

— Возвратись, мой охотник, и возьми с собою блудницу,И когда человек тот придет к водопою,Пусть она снимет одежды, а он возьмет ее зрелость.Он приблизится к ней, едва он ее увидит,И оставит зверей, что росли средь его пустыни! —

так велел ловчему Гильгамеш, и тот поспешил выполнить царское приказанье.

Вместе с блудницей Шамхат, служительницей богини Иштар, охотник вернулся в степь и укрылся в высокой траве близ реки, где он недавно видел дикого человека. День, и другой длилось их ожидание, и наконец земля задрожала от громкого топота: это мчалось к реке стадо газелей; вместе с животными к воде сбежал прекрасный Энкиду.

Охотник взволнованно подтолкнул Шамхат локтем:

— Это он, блудница, открой свои груди,Открой свое лоно, пусть он возьмет твою зрелость.Дай ему наслажденье, дело женщин.Едва он увидит тебя, он к тебе устремитсяИ оставит зверей, что росли средь его пустыни!

Блудница вовсе не нуждалась в наставлениях дилетанта: она до тонкостей знала свое ремесло.

Газели в страхе бросились прочь, когда из прибрежной травы вдруг поднялась женщина, но Энкиду оказался не из пугливых. А Шамхат повела плечами, сбросила тонкую ткань одежды, протянула к дикому человеку руки… И дальше все получилось так, как рассчитывал царь Гильгамеш.

Шесть дней, семь ночей Энкиду с блудницей предавались необузданной страсти, по на рассвете седьмого дня богатырь заскучал по родным просторам, по пропахшим полынью степным ветрам, по братьям-животным, по вольной жизни.

Оставив женщину, он побежал обратно по знакомым тропам, да только эти тропы оказались для него закрыты! Звери больше не желали признавать Энкиду за собрата: волки встретили его злобным рычаньем, антилопы в панике кинулись в бегство, шакалы с поджатыми хвостами нырнули в травы, даже могучие львы избегали того, чье тело пахло человеком. Бросился Энкиду за зверями вдогонку, но почувствовал, что нет у него прежней силы, что теперь он вряд ли сможет догнать даже маленького олененка!

Но зато ощутил он в себе небывалый доселе разум — и возвратился к блуднице. Сел Энкиду у ног женщины и, внимательно глядя ей в лицо, жадно слушал звук человеческой речи.

И вот что сказала ему жрица богини Иштар:

— Энкиду, ты прекрасен, как подобие бога! Нет, тебе не место в дикой пустыне. Хочешь, я отведу тебя в город Урук к царю Гильгамешу? Он могуч, он весел и необуздан, мне кажется, ты придешься ему по сердцу!

— Может, царь ваш и слывет силачом там, откуда ты родом, да только со мной ему не тягаться! — запальчиво отозвался Энкиду. — Пойдем в Урук — и я покажу Гильгамешу, что ему не сравниться в силе с тем, кто пил молоко зверей и боролся со львами!

— Ой, дружок, не хвались! — покачала головой Шамхат. — Даже думать забудь о том, чтобы бросить вызов царю Гильгамешу. Ты не знаешь жизни, мой Энкиду, — что ты видел, кроме своей бескрайней степи? Но поверь мне, в городе правят совсем другие законы: там люди кичатся богатой одеждой, там знать пирует под звон тимпанов, там блудницы Иштар расточают ласки и поцелуи… И как здесь, в степи, ты превыше всех животных, так в Уруке превыше всех смертных царь Гильгамеш, любимец Ану, Шамаша, Эллиля и Эйи! Сколько ни буйствует он, как ни бесстыдны его забавы, никто и никогда не осмеливался встать у него на дороге!

…А тем временем Гильгамеш, повалившийся спать после шумного пира, вдруг проснулся, растревоженный странным сном. Что это было — похмельный бред, шутка богов или предзнаменование? Вскочив с ложа, царь поспешил в храм Эгальмах к своей матери, жрице Нинсун: никто лучше нее не умел истолковывать смысл ночных видений.

— Мама, мне приснилось, что на небе ярко вспыхнули звезды и кто-то огромный вдруг упал на меня, словно камень! Я хотел сбросить его — но он был слишком тяжелым, я ударил его, да он не поддался! Тут мы схватились в яростной драке, и весь народ Урука на нашу битву дивился. Отовсюду сбежались простые люди, целовали моему противнику руки и край одежды, называя его своим защитником и спасителем! Наконец я понял: нам не одолеть друг друга, и тогда взялись мы с незнакомцем за руки, как родные братья. Полюбил я этого человека всем сердцем и привел к тебе, в этот храм, мама — ты же назвала его младшим сыном!

Вот как истолковала мудрая жрица Нинсун сон Гильгамеша:

— Тот, кто явился тебе во сне, скоро придет в Урук, и тогда ваши судьбы пересекутся. Станет он тебе дороже родного брата, вместе суждено вам сражаться и веселиться. И тебе, и всей нашей стране он будет надежной защитой, а мне — утешением в печалях!

II

Раним утром Шамхат разбудила крепко спавшего Энкиду: