Бегство от одиночества - Евгений Панов

Начать с того, что и у волков, и у гиеновых собак привилегия приносить потомство почти всегда принадлежит лишь одной супружеской паре α-особей. Основное различие между двумя этими видами хищников состоит в том, что у гиеновых собак привилегированная пара монополизирует право продолжателей рода, силой подавляя половые потенции остальных членов стаи, тогда как у волков доминантная супружеская пара к началу весны уединяется, временно покидая всех прочих своих партнеров по зимней охотничьей стае. После рождения щенков волчицу-мать поначалу снабжает мясом самец — ее супруг, но позже те же обязанности принимают на себя переярки и помощники-прибылые, от назойливого присутствия которых родители-волки постарались временно избавиться с наступлением периода любви. В принципе чета матерых волков способна вырастить выводок и без содействия помощников. Но ведь того же результата нередко добиваются уединившиеся парочки молодых гиеновых собак. Упоминавшийся уже Г. ван Лавик описывает в своей книжке «Соло» похождения молодой самки Лилии и ее супруга Ринго, которые пренебрегли обществом прочих членов стаи и воспитали в уютно обустроенном мамашей логове выводок из 5 щенят. «Молодцы, Лилия и Ринго, — восклицает автор повествования, обнаружив этот выводок, — каких здоровяков вырастили!»

Сравнивая подобным образом особенности коллективной жизни разных видов животных, зоологи часто задаются вопросом: кто из них более, а кто менее «социален». И в самом деле, можно ли считать волка уступающим по уровню социальности гиеновой собаке на том, скажем, основании, что у этих серых разбойников все видимые связи между главной парой производителей и прочими членами стаи прерываются на время рождения выводка, чего не происходит обычно у гиеновой собаки? И если в данном случае положительный ответ вроде бы напрашивается сам собой, решение такого рода задачи отнюдь не всегда оказывается достаточно простым делом.

Прежде всего нам необходимо решить для себя, какие именно черты коллективизма должны быть выдвинуты на первый план, чтобы признать ту или иную стратегию жизни «истинно социальным» способом существования. В. Гамильтон и его последователи-социобиологи ставят во главу угла критерий «репродуктивного разделения труда»: только некоторые члены социума приносят потомство, тогда как другие (обычно — большинство) принадлежат к касте или кастам не способных к размножению особей, несущих обязанности нянек, фуражиров и солдат. Этот принцип в полной мере осуществляется только у общественных насекомых, которые, бесспорно, являют собой животных с необычайно высоким уровнем развития коллективизма и сотрудничества. Забавно, однако, что, приняв подобную систему взаимоотношений за эталон истинной социальности, нам придется вычеркнуть человека из разряда высокосоциальных существ, вопреки попыткам некоторых теоретиков приравнять к стерильным насекомым-рабочим гомосексуалистов или убежденных холостяков, если те помогают воспитывать детей своим близким родственникам.

Судя по всему, предлагаемый социобиологами рецепт оценки уровня социальности нельзя считать вполне удовлетворительным, хотя он и содержит в себе важное рациональное зерно. Речь идет о том, что в общине социальных насекомых размножающиеся (или, как их называют, репродуктивные) особи вообще не способны выжить в отсутствие рабочих, а существование этих последних полностью теряет смысл без индивидов — производителей потомства. Иными словами, разделение жизненных функций достигло здесь такого уровня, что исполнители разных обязанностей становятся всецело зависимыми друг от друга, наподобие органов, каждый из которых по-своему обслуживает некий единый организм. Такое строго дифференцированное разделение обязанностей, бесспорно, один из самых важных показателей весьма высокого уровня развития социальности, ибо никто не может добровольно выйти из содружества, не поставив под удар себя самого и коллектив в целом.

Но, с другой стороны, строгое разделение функций совсем не обязательно должно ограничиваться сферой пола и деторождения, ведь мы делим людей не только на женатых и холостых, но также на электриков, транспортников и связистов, без единения которых современное человеческое общество оказалось бы полностью дезорганизованным. (Именно поэтому всеобщая забастовка работников того или иного профсоюза рассматривается ее участниками как самая действенная форма давления на общество, а всеми прочими его членами — как акция антисоциальная, нарушающая весь привычный уклад их жизни.)

Разумеется, отношения между индивидами, выполняющими в коллективе одинаковые функции, должны быть достаточно лояльными, иначе сотрудничество уступит место хаосу, как это происходит во взаимоотношениях между самками-несушками в коммунах кукушек-ани. Лояльность же между исполнителями одинаковых ролей предполагает осведомленность каждого из них о своем социальном статусе и о статусе своих коллег-конкурентов. Этому как раз и служит система иерархии, предписывающая каждому знать свое место и не перечить понапрасну старшим по рангу.

Лишь при сочетании всех перечисленных условии можно надеяться, что центростремительные тенденции будут устойчиво преобладать над центробежными. Тогда-то коллектив и становится монолитным социальным организмом, способным сохранить свою целостность, преемственность и индивидуальность на протяжении жизни многих поколений. Едва ли можно сомневаться в том, что долговременное существование преемственных группировок — таких, скажем, как коммуна желудевых дятлов или стая гиеновых собак, — это один из самых важных показателей силы социальных связей внутри коллектива и соответственно уровня социализации тех или иных видов животных.

Прайд львов: самки-старожилы и самцы-завоеватели

Давайте теперь, имея в виду все сказанное, познакомимся с социальной организацией еще одного хищного млекопитающего — льва, легендарного царя зверей, а затем попытаемся сопоставить уровень развития коллективизма у этого представителя семейства кошачьих с тем, что нам уже известно о гиеновых собаках. Группа львов, живущих совместно на общей территории площадью от 20 до 100 км2, называется прайдом. Его костяк составляют несколько самок-родственниц, которые в разное время были рождены в пределах территории данного прайда. Прайд может объединять от 3 до 12 львиц, приходящихся друг другу бабушками и внучками, матерями и дочерьми, тетками и племянницами, родными и двоюродными сестрами и т. д. Когда самок много, молодая львица, достигшая возраста трех лет, может покинуть прайд по собственному почину (иногда в компании с другой молодой самкой) либо под давлением самок-старожилов. Однако местные львицы никогда не допускаются в группу самок со стороны.

Рожденные в прайде самцы, достигнув самостоятельности в том же трехлетнем возрасте, неизменно покидают прайд — обычно группами, включающими в себя от 2 до 5–6 индивидов. Все взрослые самцы в прайде — это пришельцы со стороны, те самые эмигранты, которые, оставив несколько лет тому назад место своего рождения и набравшись за эти годы силы и мужества в скитаниях по просторам саванны, выбирают наконец территорию по вкусу и внедряются туда в компании своих постоянных спутников-родичей. Иногда этим пришельцам удается найти территорию, где местная группа самок-старожилов по той или иной причине оказалась на вдовьем положении, так что пришлым самцам остается лишь занять вакантное место производителей. Чаше же пришельцы встречают сопротивление уже освоивших данную территорию взрослых самцов, которые стали ее обладателями год, два или три тому назад. Как правило, самцам-пришельцам удается вытеснить прежних хозяев, особенно если группа захватчиков превосходит местных самцов численно.

Смена самцов — владельцев территории не всегда обходится без кровопролития. К тому же и отношения между новыми кавалерами и местными самками еще несколько месяцев остаются довольно натянутыми. Изучая социальное поведение львов в Танзании, зоолог Б. Биртрем оказался свидетелем четырех случаев уничтожения новыми владельцами территории детенышей, рожденных здесь ранее местными самками от их прежних кавалеров. Так что, львицы-старожилы поначалу опасаются своих новых партнеров и по крайней мере пару месяцев избегают вступать с ними в интимные связи. Позже взаимоотношения налаживаются, но рано или поздно самок ожидают новые перемены. За семь лет, на протяжении которых Б. Биртрем систематически наблюдал за двумя соседними прайдами в национальном парке Серенгети, в одном из них контингент взрослых самцов сменился трижды, а в другом — целых пять раз. За все это время лишь однажды, в течение всего лишь двух месяцев, группа из 10 взрослых львиц находилась под опекой самца-одиночки. Коалиции из двух львов удерживали за собой прайд не более полутора лет. Дольше всего удавалось сохранить контроль над территорией и львицами прайда сплоченным группам из трех (на протяжении трех лет) и из пяти самцов.