Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего - Константин Романенко

Сталин поддержал предложение: «Мы согласны. Ставка не только не возражает, но всячески приветствует всякие наступательные действия для помощи окруженным товарищам. Но не забывайте о рубеже обороны. Надо всегда рассчитывать не только на хорошее, но и на плохое. Это единственное средство не попасть впросак.

Что касается помощи, она будет, но было бы неразумно думать, что вам все подадут в готовом виде со стороны. Учитесь сами снабжать и пополнять себя. Создайте при армиях запасные части, приспособьте некоторые заводы к производству винтовок и пулеметов. Пошевелитесь как следует – и вы увидите, что многое можно сделать для фронта на самой Украине. Так поступает Ленинград, используя свои машиностроительные заводы, базы, и он многое успевает сделать.

Украина могла бы поступить так же. Ленинград наладил производство эрэсов к реактивным минометам. Это очень эффективное оружие, которое буквально крушит врага. Почему бы вам не заняться этим делом?» [65]

Повторим, что Сталин руководствовался не только военно-стратегической целесообразностью. Сдача Киева грозила потерей крупнейшего промышленного региона страны и создавала невероятные трудности для последующей эффективной работы оборонной промышленности. Он осмысленно рассчитывал, что защищать город, окруженный кольцом укрепрайонов, можно эффективнее, чем «заслонившись» только кажущейся непреодолимой преградой Днепра.

Между тем немцы продолжали владеть инициативой. 7 августа они заняли Коростень, а на следующий день 1-я германская танковая группа закончила операцию под Уманью. В результате операции в германский плен попало свыше 100 тысяч человек.

Перед Сталиным снова во весь рост встал вопрос: как остановить эту непрекращавшуюся цепь поражений? С 8 августа 1941 года и до конца войны он стал сам руководить вооруженными силами. Конечно, он не сразу пошел на такую меру. Он тщательно обдумывал положение и отдавал себе отчет, что все дальнейшее развитие событий будет зависеть от принятого им решения. Но иного выхода, кроме как взять руководство всем ходом войны в свои руки, у него просто не было.

Дух отступления еще витал в воздухе, и ситуация тревожила Сталина. В этот же день, 8 августа, в разговоре с командующим Юго-Западным фронтом Кирпоносом он спросил: «До нас дошли сведения, что фронт решил с легким сердцем сдать Киев врагу якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять Киев. Верно ли это?»

Кирпонос отверг такие обвинения. Сталин настаивал: «Можно ли уверенно сказать, что вы приняли все меры для безусловного восстановления положения южной полосы УРа? Комитет обороны и Ставка очень просят вас принять все возможные и невозможные меры для защиты Киева. Недели через две будет легче, так как у нас будет возможность помочь вам свежими силами, а в течение двух недель вам нужно во что бы то ни стало отстоять Киев ».

Командующий снова заверил Сталина, что «Киев врагу не сдаст». В тот же день, 8 августа, на Западном фронте советские войска ударили в центр группы фон Бока. Однако контрудар выигрышного перелома не принес. Накануне, 10 августа, когда на Киевском направлении остатки 6-й армии перешли к обороне, начальником Генерального штаба Сталин назначил маршала Б.М. Шапошникова. Во главе штабного аппарата Сталин поставил наиболее грамотного военачальника, имевшего высшее военное образование.

Он с большим уважением относился к маршалу. Это выражалось даже в том, что Борис Михайлович был в числе немногих, кого он называл не по фамилии, с прибавлением «советского звания» товарищ, а по имени и отчеству. И хотя в 1942 году Шапошникова сменил на посту руководителя Генштаба более молодой и перспективный Василевский, он не разочаровался в маршале.

Сталин не обольщал себя надеждой, что перелом в ходе войны может произойти сам собой. Он отдавал себе осознанный отчет, что паника, возникавшая в терпящей постоянные поражения армии, может превратить ее в неуправляемую толпу дезертиров. Паническое бегство уже имело место. Он не мог допустить такого развития событий.

12 августа Верховный отдал приказ: «В целях решительной борьбы с паникерами, трусами, пораженцами из начсостава, самовольно оставляющими позиции без приказа высшего командования, – приказываю: «Разрешить Военным советам действующих армий предавать суду военного трибунала лиц среднего и старшего начсостава до командира батальона включительно, виновных в упомянутых выше преступлениях».

Обратим внимание, речь не шла о рядовых солдатах, претензии относились к «начсоставу». Вскоре в эти трудные, полные решающего смысла для существования страны дни появился знаменитый Приказ Ставки Верховного главнокомандования № 270 от 16 августа 1941 года «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление оружия врагу».

В этом всколыхнувшем армию историческом приказе сказано: «В нашей освободительной войне с немецко-фашистскими захватчиками части Красной Армии, громадное их большинство, их командиры и комиссары ведут себя безупречно, мужественно, а порой прямо героически… Но мы не можем скрыть и того, что за последнее время имели место несколько позорных фактов сдачи в плен» [66] . В числе проявивших «позорные факты сдачи в плен» назывались генерал-лейтенанты Качалов, Понеделин, генерал-майор Кириллов.

Это была вынужденная, но, безусловно, необходимая мера: она отражала горькую правду войны. В приказе говорилось: «Можно ли терпеть в рядах Красной Армии трусов, дезертирующих к врагу и сдающихся ему в плен, или таких малодушных начальников, которые при первой же заминке на фронте срывают с себя знаки различия и дезертируют в тыл?..

Можно ли считать командирами батальонов или полков таких командиров, которые прячутся в щелях во время боя, не видят поля боя, не наблюдают хода боя на поле…?»

Приказ сурово, но обоснованно требовал: «Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров… командиров батальонов и полков, прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить ходом боя на поле сражения… переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать их на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей…»

То есть речь шла о тех самых «Серпилиных», которых позже вдохновенно воспел хрущевский клеврет писатель Константин Симонов. О командирах-предателях вроде Власова и Лукина, оставшихся «живыми», изменив «мертвым». Видимо, у картавого писателя было свое «подлинное лицо», позволившее ему не понять высокого смысла русского патриотизма.

Но в то, описываемое нами время немецкая кампания тоже изменила свои акценты. Вермахт не стал штурмовать Ленинград. Для этого у Гитлера уже не хватало сил, и свое основное внимание он сосредоточил на южном фланге театра боевых действий. В свете вскрывшихся уже после войны фактов очевидно, что решение Сталина не сдавать Киев было единственно верным в сложившейся ситуации. Трезвый прагматик и прирожденный стратег, Сталин учитывал ситуацию в полном объеме военных, экономических и политических аспектов. Он видел и то, что до сокрушения Киева Гитлер не решится на продолжение наступления по овладению Москвой.

Однако Сталин и Шапошников учитывали «вероятность продвижения немцев в сторону Чернигова, Конотопа, Прилук». Это давало противнику возможность обхода советской киевской группировки с восточного берега Днепра и окружение 13-й и 21-й армий. В предвидении такого нежелательного казуса и для его предупреждения был создан Брянский фронт, во главе которого Верховный поставил генерал-лейтенанта А. Еременко.

Примечательно, что приказ о формировании группы армий в Брянске был подписан Сталиным и Шапошниковым в директиве Ставки «О формировании и задачах резерва Главного командования» еще 25 июня. Вечером 14 августа Еременко прибыл в Ставку для получения указаний по новой должности лично от Верховного главнокомандующего. Василевский пишет, что «Еременко держался с большим достоинством, очень находчиво отвечал на все вопросы. Да, сказал он, враг, безусловно, очень силен и сильнее, чем мы ожидали, но бить его, конечно, можно, а порою и не так сложно. Надо лишь уметь это делать».

В состав фронта, передаваемого в подчинение командующему, вошли 13-я армия генерал-майора Петрова, имевшая восемь стрелковых и одну кавалерийскую дивизию, и 50-я армия генерал-майора Голубева. В последнюю входили 8 стрелковых, 1 танковая и две кавалерийских дивизии, а также две бригады воздушно-десантного корпуса. Кроме того, в резерв фронта передавались 3 стрелковые и 1 кавалерийская дивизии.

Характеризуя обстановку, Сталин подчеркнул, что «основная и обязательная задача войск Брянского фронта состоит в том, чтобы не только прикрыть Брянское направление, но во что бы то ни стало своевременно разбить главные силы 2-й танковой группы Гудериана».