Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И лишь сравнительно недавно, когда вся эта система уже отживала свой век, какой-то просветленный человек вдруг догадался применить так называемую «защиту от дурака» – сделать радиовилку (и, соответственно, радиорозетку) не с круглыми, а с плоскими штырьками.
* * *
Свобода подключения к радиосети давала возможность так называемым радиохулиганам радиохулиганить не только с помощью радиопередатчиков, но и с помощью сети проводного вещания. Хулиганы знали свое дело – они каким-то хитрым образом отсоединяли так называемые ограничительные сопротивления и, воспользовавшись непродолжительными перерывами в вещании, пускали собственные песни, часто матерные.
Я, будучи школьником отнюдь не старших классов, обходился без подобных хитростей. Просто подключал радиорозетку к усилительному выходу магнитофона «Комета-201» – и пара соседних этажей нашего подъезда наслаждалась песнями Аркадия Северного и братьев Жемчужных. Никаких сопротивлений я не обходил, не отключал. Не дожидался и перерывов – мощности старого катушечника с постоянно снятой лицевой панелью (приходилось часто поправлять съезжающие пассики и вытаскивать зажеванную пленку) вполне хватало, чтобы перекрыть монотонный бубнеж очередного советского диктора.
Впрочем, хулиганам, по всей видимости, было мало нескольких квартир, а для того, чтобы взломать вещание во всем доме, как раз и требовались эти танцы с бубнами.
Вместе с тем призываю читателей – особенно малолетних и склонных к чрезмерному употреблению бодрящих напитков – воздержаться от подобных опытов. Хотя бы потому, что это радио давно уже никто не слушает и все ваши труды окажутся напрасными. Несмотря на то, что все жилые здания до сих пор сдаются с проводными радиоточками, а в квитанции за коммунальные услуги значится некая незначительная сумма за оплату этой абонентской услуги, радиоприемники никто не покупает и не подключает. Действительно, сумма настолько мизерная, что она совершенно не заметна на фоне других, гораздо более внушительных позиций коммунальной квитанции. К тому же, заплатив единовременно некую более ощутимую сумму, эту услугу можно вовсе отключить.
* * *
Совместный досуг был если и не нормой в коммуналках, но, во всяком случае, явлением распространенным. Удивительно, однако, что при этом коммунальные романы были делом очень редким. Видимо, дело в том, что для зарождения романтического чувства нужна некая тайна, загадка, интрига. А какая тут интрига, если у всех трусы над одной плитой сушатся, и все в один сортир ходят, стены которого, ясное дело, пропускают звуковое сопровождение процесса.
А если что-то вдруг случалось, то оказывалось под вопросом продолжение романа. Многие счастливые семьи так и не стали счастливыми семьями просто потому, что завести ребенка было невозможно в принципе. Я прекрасно помню, как на рубеже 1960—1970-х годов наше семейство жило в коммуналке. Мы занимали комнату 13 метров, вытянутую, словно фломастер. Там были две кровати, какая-то тахта и стол. При этом каждый предмет использовался как спальное место на двоих человек – на кроватях и тахте спали валетом, то есть, для экономии места, ноги размещали рядом с лицом товарища по лежбищу. Стол же использовался как двухэтажная конструкция – один человек спал на столе, а другой – под столом. Как я при таких-то условиях появился на свет – совершенно неясно.
И неудивительно, что именно квартирный вопрос наиболее решительно портил демографическую статистику.
* * *
Впрочем, жизнь шла своим чередом, несмотря ни на что. Анатолий Рыбаков описывал – как антитезу парадному Арбату – убогую коммуналку на окраине Москвы:
«Четырехэтажный неоштукатуренный дом стоял на отшибе. Они прошли по длинному коридору, слабо освещенному, с бесчисленными дверьми по сторонам. Перед последней дверью Катя сказала:
– У Маруси друг… Ты ничего не спрашивай.
На диване, лицом к стене, спал мужчина, у окна сидели мальчик и девочка лет по десяти-одиннадцати, они оглянулись на дверь, поздоровались с Катей. У кухонного столика в углу комнаты, рядом с рукомойником, возилась маленькая женщина, много старше Кати, с миловидным добрым лицом. Это и была Маруся.
– А мы заждались, думали, не придете, – сказала она, вытирая руки и снимая фартук, – думали, загуляли где… Вставайте, Василий Петрович, гости пришли.
Мужчина поднялся, худой, хмурый, пригладил редкие волосы, провел ладонью по лицу, сгоняя сон. Воротничок его рубашки примялся, узел галстука был опущен.
– Пироги засохли. – Маруся сняла полотенце с лежавших на столе пирогов из ржаной муки. – Этот с соей, этот с картошкой, а тот с капустой. Тома, подай тарелки.
Девочка поставила на стол тарелки. Катя сняла жакет, достала из буфета ножи и вилки, сразу стала накрывать на стол, знала, где что лежит, видно, бывала тут не раз.
– В комнате убери! – приказала она Марусе.
– Заспались после обеда, – оправдывалась та, снимая со стульев одежду, – и ребята бумагу нарезали, подбери бумагу, Витя.
Ползая по полу, мальчик собрал обрезки бумаги.
Василий Петрович умылся под умывальником, подтянул галстук. Маруся отрезала ребятам по куску от каждого пирога и поставила на окно.
– Ешьте!
Василий Петрович разлил водку.
– С праздником!
– Под столом встретимся! – Катя посмотрела на всех, кроме Саши. Она в первый раз привела его к своим знакомым, пила здесь водку, а с ним пила только красное вино.
– Какого черноглазого себе отхватила! – весело проговорила Маруся, кивая на Сашу.
– Черноглазого и кудрявого, – усмехнулась Катя.
– В молодости волосы вьются, в старости секутся, – объявил Василий Петрович и снова взялся за бутылку. Теперь он не казался Саше хмурым, в его разговорчивости было желание поддержать знакомство. И Маруся глядела на них ласково, понимающе.
Саше было приятно Марусино покровительство, нравился этот дом на окраине, песня и гармошка за стеной.
– Что же вы не едите? – спросила Маруся.
– Ем, спасибо, вкусные пироги.
– Было бы из чего, не такие бы испекла – дрожжей и тех не достанешь. Спасибо, Василий Петрович принес.
Василий Петрович сказал что-то серьезное по поводу дрожжей.
Ребята попросили еще пирога.
Маруся снова отрезала им по куску.
– Думаете, для вас одних наготовлено?! Кончилась ваша гулянка, умывайтесь!
Она собрала их постели и понесла из комнаты, к соседке.
Дети ушли спать. Потом собрался и Василий».
Непарадная, несчастная, вызывающе коммунальная, но все-таки любовь.
Кто кого? Конфликты и криминал
«Недавно в нашей коммунальной квартире драка произошла. И не то что драка, а целый бой. На углу Глазовой и Боровой.
Дрались, конечно, от чистого сердца. Инвалиду Гаврилову последнюю башку чуть не оттяпали.
- Книга о русском еврействе. 1917-1967 - Яков Григорьевич Фрумкин - История
- Единый учебник истории России с древних времен до 1917 года. С предисловием Николая Старикова - Сергей Платонов - История
- Православная Церковь и Русская революция. Очерки истории. 1917—1920 - Павел Геннадьевич Рогозный - История
- Будни революции. 1917 год - Андрей Светенко - Исторические приключения / История
- Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции - Валерий Шамбаров - История
- Россия, умытая кровью. Самая страшная русская трагедия - Андрей Буровский - История
- Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Измозик Владлен Семенович - История
- Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932 - Пьер Декс - История
- Задатки личности средней степени сложности - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Повседневная жизнь Парижа во времена Великой революции - Жорж Ленотр - История