На тихой улице - Серафина Нова Гласс

Это объясняет машину. Это все?

– Что?! Она с ним встречалась?

– Это все? – медленно повторяю я.

– В смысле, помимо здоровенной коробки с гребаными уликами, которую притащила им Пейдж?

Объясняя ему, что произошло, я стараюсь говорить очень четко.

– Слушай, есть видеозапись. На ней машина Лукаса уезжает с места происшествия в 22:33.

– Что?! Меня там не было, и я никак…

– Стоп. Я говорю только о том, что знаю: ты покрывал его, когда сказал, что тем вечером был за рулем, но зачем тебе его покрывать? Скажи мне правду, – требую я, стараясь не оставлять пауз, чтобы Финн не успел даже вздохнуть, не то что вставить какую-нибудь глупость. – Он высадил тебя в десять и вернулся к Калебу. Это есть на видео, и как только мы его отдадим копам, тебя тут же выпустят.

Финн моргает, уставившись на меня, как будто видит впервые. Он не знаком с этой частью моей личности, подавленной годами сомнений в себе, но теперь лицезреет подлинную Кору. Поняв, что Финн улавливает, куда я клоню, и у нас может получиться, я обретаю уверенность.

– Можешь сказать мне правду. Ты покрывал Лукаса, да? – говорю я с таким пронизывающим взглядом, что он просто обязан кивнуть, но Финн не кивает.

– Что-что?

Финн наклоняет голову. Он соображает, что должен уловить намек, но пока не понял, на что именно.

– Не волнуйся. Мы знаем, что это сделал Лукас. Это есть на видео, так что остановись. Все очень серьезно. Если не скажешь правду, у тебя будут крупные неприятности.

Финн хмурится, его глаза отчаянно бегают. А потом он кивает и нервно сглатывает. Да, у нас может все получиться, даже если сказать, что это Финн отвез Лукаса домой, а потом Лукас вернулся, но в этой истории есть изъяны. Учитывая ДНК в машине и помятый передний бампер, мне хочется придумать другую, более безупречную версию.

– Ты же сказал, что вы проехали мимо Калеба, который шатался возле скамеек у въезда в квартал, а Лукас заявил, что хочет вернуться и поговорить с ним. Я помню твои слова. Тогда мы не придали этому значения.

– Точно, – соглашается Финн, по-прежнему неуверенно.

– Пора сказать правду. Ты больше не можешь его покрывать. Мы вытащим тебя отсюда.

Я встаю и ухожу. Мне нравится думать, что именно я спасла его задницу. После всего, что он мне сделал, последнее слово осталось за мной. Я приставила нож к его горлу и могла бы надавить, но отпустила.

Пусть смотрит, как я ухожу из его жизни с гордо поднятой головой, не плача и не умоляя, как делала столько раз, начиная с парковки у ресторана «Эпплби» много лет назад, когда обнаружила сообщение «Я от тебя без ума, малыш», а Финн заявил, что это пошутил коллега, и заканчивая опрокинутым столиком на рыжую девицу в баре и последующей дорогой домой, когда меня отчитывали как ребенка. Этой Коры больше не существует. Я чувствую, как Финн смотрит мне в спину, пока не захлопываю за собой дверь.

Если честно, я могла бы утопить их обоих. Я сделала это просто по доброте душевной, но почему-то великодушие кажется мне лучшей местью.

По пути к машине звоню Пейдж – сообщить, что у меня получилось, и передаю ей весь разговор: Финн сделал именно то, что нам было нужно, и самое время обратиться в полицию.

Мне не хочется сразу возвращаться. Входить в пустой дом и заполнять пустоту бездумными телепередачами и избытком вина. Но и Николу сейчас видеть не хочется. Разговоры о Лукасе, планы и рыдания слишком выматывают. Все почти закончилось, и я больше ничего не могу сделать.

Уже в сумерках останавливаюсь на парковке у ресторана «Моретти». Если честно, только в обществе Гранта я почувствовала себя собой впервые за многие недели, а то и годы. Я так жду того времени, когда наконец-то не буду тревожиться, горевать или злиться, когда меня наконец-то выслушают и поймут и я начну жить только настоящим. И даже почувствую себя желанной.

Я вижу его в теплом свете из окна ресторана. Грант в белом фартуке наклонился у бара, разговаривая с посетителем – высоким, костлявым мужчиной с заткнутой за воротник рубашки салфеткой. Судя по всему, Грант в излишних подробностях описывает вино из бутылки, которую держит в руке. Я могу выключить зажигание и войти. Увидев меня, он удивится. Я могла бы сказать, что хочу поговорить с ним наедине, например, в его маленьком кабинете.

И тогда произойдет то, чему мы оба уже долго сопротивляемся и оба заслуживаем. Мы не стали бы разговаривать. Я не отвечу, если он спросит, почему я пришла и все ли в порядке. Просто поцелую его, прижав к стене, пока его удивление не сменится желанием, и тогда…

Я одергиваю себя. Смотрю, как Грант наливает мужчине вина на пробу и улыбается одними губами. Я одновременно злюсь на Пейдж за то, что бросила его, и на себя за готовность предать дружбу, ведь знаю, каково это – испытать такое страшное предательство. Я отъезжаю от ресторана к своему одинокому дому.

33

Пейдж

Когда сгущается вечер, Пейдж ставит на плиту чайник, чтобы выпить чаю и успокоить нервы, хотя бы на несколько минут. Потом идет в гостиную спросить, не хочет ли чаю Никола, и видит, что та стоит у эркерного окна и смотрит на две полицейские машины, стоящие на другой стороне улицы. Их проблесковые маячки пронзают темноту. Когда Лукаса ведут в наручниках по лужайке перед домом, Никола подносит руки ко рту. Пейдж выглядывает узнать, что происходит, и тут же бросается к Николе, утаскивая ее вниз, на пол. Никола воет.

– Ты с ума сошла? – шипит Пейдж. – Он же мог тебя увидеть!

– Я… я… Лукас не увидел. Я просто выглянула в окно, услышав… Все произошло так быстро. Я не…

– Не поднимайся. Везде горит свет. Он мог посмотреть сюда и увидеть тебя, – рявкает Пейдж, а глаза Никола увлажняются.

Пейдж знает, как осторожно всегда вела себя Никола, и удивлена, что та не подумала об опасности. Хотя вряд ли сейчас он станет интересоваться, кто из соседей стал свидетелем его унижения.

– Его арестовали. Поверить не могу, – шепчет Никола, сидя на корточках рядом с высоким креслом.

– Ну, после всего того, что я принесла в полицию, его не могли не арестовать. Но я удивлена, что это произошло так быстро, – замечает Пейдж.

– Надо убедиться, что его правда забрали и не позволят ему что-то сделать или сказать, чтобы