Печать Джа - Артем Углов

только устать, но и порядком проголодаться. Ненасытная утроба принялась урчать.

— Да будет тебе, чай не впервой — пробормотал я, но живот на этом не успокоился, лишь пуще прежнего разболелся. Оставалось надеяться, что припрятанных под кроватью кредитов не обнаружили.

За стойкой «Матушки Гусыни» стоял знакомый портье — сменщик покойного Вишека. Увидев меня, тот порядком удивился и даже сбледнул с лица.

— Господин барон, оплата за номер закончилась. Если желаете продлить…

— Я желаю забрать вещи и съехать.

— Вещи?

— Да, свои вещи. В нумере осталась всякая мелочевка, вроде баночек с гуталином, чистящих щеток и бритвенных принадлежностей. А еще, помнится, я сдавал одёжку в прачечную. Как она там поживает, постиралась поди?

— Сейчас проверю.

— Проверь, и заодно ключ от нумера принеси.

— Вы не оплатили в срок положенной суммы, поэтому согласно установленным правилам не можете…

— Будешь мне тут рассказывать, что я могу, а что нет? Внутри мои вещи! А ну ложь ключ на стойку!

Забрав из дрожащих пальцев портье связку, я поднялся наверх. Щелкнул замком и переступил порог. Надо же, а они успели прибраться: свежая простыня на кровати, вычищенные от крови полы. Вот только от глубокой царапины, оставленной на стенке ванны, избавится не удалось.

Пыль всюду протерта: на зеркале и даже в дальнем углу, где раньше стояли баночки с гуталином. Все подчистили, ничего не осталось — купленную газету и ту забрали.

С тяжелым грузом на душе я нырнул под кровать. Подобрался к плинтусу и отогнул дощечку — есть, деньги на месте! В небольшом углублении лежали свернутые в трубочку банкноты. Весьма удобный способ хранения, ранее подсмотренный у Моретти. Нет опасения, что бумажные края могут завернуться, а то и вовсе оторваться.

Развязав тесемку, пересчитал имеющуюся наличность. Всё верно — три с лишнем тысячи, ни кредита не пропало. Глаза поневоле задержались на банкноте с изображением аристократки — хороша, демоница! Ради такой и тысячи золотом не жалко.

Довольный достигнутым результатом, я выбрался из-под кровати и вышел в коридор. Спустился вниз в прихожую, где меня уже ждал портье вместе со здоровенным верзилой. Неужели хозяин гостиницы сделал выводы из случившегося и сподобился нанять охрану?

— Нам проблемы не нужны, — произнес мордоворот.

— Так они и мне ни к чему, — согласился я с разумным доводом. Вернул ключи на стойку и вопросительным взглядом уставился на портье. Тот, не говоря ни слова, протянул сверток.

Памятуя о пронырливости местных служек, я не поленился проверить содержимое: в ноздри пахнуло ароматом утренней свежести, а под пальцами захрустело от чистоты. Вся одежка была на месте, вплоть до нательного белья. Удовлетворенный результатом, я убрал сверток и уставился на портье.

— А сапоги?

— К-какие сапоги? — запнулся тот от страху.

— Самые обыкновенные, из свиной кожи.

— Вы их не сдавали на чистку, они… они, наверное, в номере.

— Нет их там.

Мы молча обменялись взглядами: сначала с перепуганным портье, потом с верзилой охранником. Последний словно просил меня: «парень, уходи подобру-поздорову, не доводи до греха».

— Понятно, значит пропали сапоги, как и баночки с гуталином. Хорошее у вас заведение: тихое и спокойное, а главное — честное. Обязательно порекомендую знакомым.

— Спасибо, — не понятно зачем ляпнул портье.

— Носи на здоровье. Обувка хорошая, еще не один год прослужит.

Засунув сверток подмышку, я вышел на улицу. Спустившись с крыльца, первым делом направился перекусить, в уже знакомую забегаловку, расположенную рядом с гостиницей. Стоило лишь пройти по улочке, и завернуть за угол.

Посетителей оказалось на удивление много и мне пришлось постараться, дабы отыскать свободное место. Усевшись за дальний столик, пробежался взглядом по лицам присутствующих, в надежде увидеть недавнего знакомца — благообразного старичка по имени Артуа Женевье. Слишком много вопросов накопилось про местное житье-бытье, да и просто хотелось поболтать. Шантру, как же я соскучился по нормальному общению. Может потому и разговорился с подлетевшим к столику половому.

От него узнал, что в городе сегодня праздник — день Патрициуса Благородного: первопроходца, принявшего мученическую смерть от лап местных дикарей. Всё-таки странные люди живут в Баненхайме: в богов не верят, а святых мужей почитают.

Я захотел узнать подробности гибели и в чем конкретно заключается святость, но половой сослался на занятость. Принес запотевшую кружку пенного и заверил, что мясо вскоре будет готово.

От холодного пива заломило в висках, но я глотал не переставая, пока не показалось дно. Только тогда, отвалившись на спинку стула, довольно рыгнул. Повел бы себя подобным образом настоящий барон? Мне было плевать, как и плевать большинству окружающих. Титулы и звания старого мира здесь ничего не значили. Тебя могли запросто упечь в кутузку и оставить гнить до конца дней, потому как бесправный негражданин. А раз так, то и защитника в местном суде не полагается, достаточно выводов следствия. У которого, как известно, одна цель — засадить подозреваемого за решетку.

Нет, нужно срочно заняться оформлением документов. Обратиться за помощью, но к кому? Чернецы ясно дали понять, чтобы на них не рассчитывал и выкручивался самостоятельно. И кто остается? Здравая мысль мелькнула в голове и тут же забылась, стоило появится на столе тарелке с исходящей соками отбивной. От ароматных запахов закружилась голова и я под это дело заказал очередную кружку пива. А потом еще одну, и еще…

Перед глазами плясал хоровод из лиц встречных прохожих. Красочный плакат гласит: Добро пожаловать в «Восточные Холмы». Вдоль темной улицы тянется длинная цепочка фонарей. Слишком яркий свет — до рези в глазах. И вот уже потрескавшаяся кора могучего дуба, затмившего раскидистой кроной половину неба. Под подошвой хрустят залежалые желуди — знакомая дверь…

Дребезжащий звук ударил по ушам. Палец долго жал кнопку звонка, пока на пороге не показалась знакомая фигура.

— О-о-о, етить твою мать, Гаскинс!

Меня схватили за грудки и мир вокруг завертелся. Он и до того не стоял на месте, а после вмешательства земля с небом и вовсе поменялись местами. Я оказался лежащим на траве, с гудящей головой и тошнотворным комом, норовящим подкатить к горлу.

— Гаскинс, какого хера?!

— Убирайся!

— У нас договоренности.

— Нет больше никаких договоренностей. Проваливай, пока не пристрелил.

— По какому праву?

— По праву вторжения в частную собственность, слышал о таком? Ах да, забыл… ты же у нас ворюга, для которого понятие «собственности» в принципе не существует.

— Гаскинс, ты на редкость чванливый и самовлюбленный болван.

Ладонь мужчины скрылась в кармане и спустя мгновенье на свет появился знакомый «ревульвер». Черное дуло уставилось промеж моих глаз.

— Советую убраться с лужайки, иначе пожалеешь. Считаю до десяти…

Я откинулся на