Хроники разведки. Мир между двумя войнами. 1920-1941 годы - Александр Юльевич Бондаренко

не приближала Филби к главной цели — проникновению в штаб-квартиру СИС. Он начал активно заводить знакомства среди преподавателей школы. Помимо Джорджа Хилла, особо дружеские отношения у него сложились с Томми Харрисом, который до войны был крупным бизнесменом.

В декабре 1940 года в британскую столицу, ежедневно подвергавшуюся налётам германской авиации, после полугодового пребывания в Москве возвратился 33-летний разведчик Анатолий Вениаминович Горский, назначенный «легальным» резидентом советской внешней разведки в Англии. Ранее он находился в этой стране в качестве помощника руководителя резидентуры и шифровальщика, действовавшего под прикрытием должности технического сотрудника полпредства СССР в Великобритании.

На этот раз Горский (оперативный псевдоним «Вадим») прибыл в Лондон с паспортом атташе, а вскоре стал вторым секретарем полпредства. <…>

В мае 1940 года Гитлер нарушил нейтралитет Бельгии, захватил её и вторгся на территорию Франции. В условиях разгоравшегося мирового пожара советское руководство не могло обходиться без надёжной информации упреждающего характера, которую в тех условиях мог дать только Лондон.

В августе 1940 года руководство разведки приняло решение срочно подготовить и направить Горского в Лондон руководителем «легальной» резидентуры, несмотря на недостаток у него оперативного опыта. В октябре того же года он возвратился в британскую столицу, получив согласие Центра на работу с бывшей у него на связи агентурой. В декабре 1940 года Горский восстановил связь с вернувшимся из Франции Филби, а также с Маклином и Блантом, а чуть позже — с Бёрджессом и Кернкроссом. Встречи с этими и другими агентами убедили Горского в том, что это не только надёжные люди, но что у многих из них расширились возможности по добыче ценной информации.

Вскоре в помощь Горскому Центр направил двух оперативных работников — Владимира Барковского и Павла Ерзина. Барковский изначально был ориентирован на получение информации по научно-технической проблематике и прежде всего по научным и прикладным работам в области создания ядерного оружия. Его самоотверженная работа неоднократно отмечалась государственными наградами СССР, а в 1996 году ему было присвоено высокое звание Героя России. Ерзин занимался обеспечением безопасности советского полпредства.

Начав оперативную работу практически с нуля, Горский снова поставил перед Центром вопрос о дальнейшем расширении оперативного состава резидентуры. Москва удовлетворила просьбу резидента, и в начале 1941 года в помощь ему были направлены ещё четыре оперработника. Сотрудники резидентуры в короткий срок восстановили связь с ранее законсервированной агентурой и приступили к получению важной внешнеполитической информации, значение которой трудно было переоценить. Среди вновь прибывших сотрудников резидентуры был Борис Крешин (оперативный псевдоним «Боб»), который, изучив обстановку и город, принял от Горского часть агентуры. С лета 1942 года он начал работать и с Кимом Филби.

«Кембриджская пятёрка»

Итак, «Вадим» — Горский едет в столицу Туманного Альбиона. Слава богу, что он возвратился в знакомые места, к известным ему людям — и притом, как можно понять, сам Анатолий Вениаминович был очень приличным и очень приятным человеком. А иначе ему ни за что не удалось бы возвратить утраченные разведывательные позиции, восстановить связи, вновь привлечь к работе «законсервированную» (чтобы не сказать — брошенную) агентуру и начать фактически бесперебойно снабжать Центр уникальной документальной информацией о внешней и внутренней политике британского правительства, деятельности спецслужб и научно-технических достижениях британских учёных и промышленности.

«Фитин»

В ходе первой встречи с Горским Филби рассказал ему, что осенью 1940 года секцию «D» и школу по подготовке диверсантов ликвидировали в связи с отсутствием практических результатов, а личный состав передали из СИС в ведение Министерства экономической войны. Большинство сотрудников были уволены, в том числе и Гай Бёрджесс, который устроился на работу в Министерство информации. Что касается Филби, то он был оставлен в качестве инструктора в тренировочном центре «СО-2» (отдел саботажа и диверсий). Школа стала именоваться «Станция 17» и размещалась в Гэмпшире.

Об этой встрече Горский подробно доложил в Центр. Москва посоветовала Филби использовать знакомство с Харрисом, работавшим в контрразведке, для проникновения в СИС. К 1941 году обострились противоречия между СИС и британской контрразведывательной службой МИ-5 по вопросу, кто из них главный за границей. МИ-5 претендовала на то, чтобы все контрразведывательные операции спецслужб за пределами Англии были в её компетенции. В ответ на это руководство СИС решило расширить свой отдел внешней контрразведки и поэтому нуждалось в кадрах.

Томми Харрис, работавший в испанском отделении МИ-5, в июне 1941 года предложил кандидатуру Филби как специалиста по Испании, имеющего опыт работы в этой стране, на должность руководителя испанского сектора в СИС. При этом Харрис упомянул, что отец Кима является другом заместителя директора СИС Валентайна Вивьена, в ведение которого входили контрразведывательные вопросы…

Понимая, что война поставит перед разведкой новые сложные задачи, Вивьен сосредоточился на привлечении на работу в разведку интеллектуалов. В частности, он настоял на пополнении разведки людьми из научного мира, журналистов и писателей.

В те времена практика, в соответствии с которой «джентльмен рекомендует джентльмена» на работу в разведку, была широко распространённой и являлась главным, если не единственным критерием подбора её кадров. Узнав о том, что ему рекомендуют на работу сына Гарри Филби, Вивьен пожелал лично с ним побеседовать. Эта беседа произвела на него очень хорошее впечатление, и в дальнейшем он всячески способствовал служебному росту своего протеже.

«Кембриджская пятёрка»

В декабре 1940 года Григулевич вернулся в Аргентину. Он был рад новой встрече с Буэнос-Айресом: шумным и беспокойным, как улей, в дневное время, возбуждённым и праздничным — в сумерках и в ночные часы, когда просторные авениды украшались ожерельями электрических фонарей. Не напрасно Буэнос-Айрес называют южноамериканским Парижем. <…>

Григулевич прибыл в Аргентину по чилийскому паспорту. В соответствии с иммиграционным законом документ был задержан властями в порту Буэнос-Айреса. Возвратить его должны были накануне выезда владельца из страны. Таков установленный порядок. Но Иосиф не планировал на ближайшие месяцы поездок за границу и потому даже не пытался «вытащить» паспорт из полиции. Лучше перестраховаться...

Чилийский паспорт благополучно затерялся среди тысяч и тысяч «забытых» в иммиграционном департаменте документов. Вряд ли он будет полезен агентам: отпечатков пальцев на нём не было, а фотография большого сходства с Иосифом не имела. Вместо «липы» ему в качестве временного удостоверения личности вручили карточку с номером. Никаких персональных данных, лишь дата въезда в страну: 24 декабря 1940 года. Канун Рождества, когда самые ревностные полицейские служаки теряют бдительность, стараясь поскорее сесть за праздничный стол в кругу семьи.

В Аргентине, которой правили военные, находиться в положении «беспаспортного» было крайне опасно. «Адресок», где могут помочь с легализацией, Иосифу подсказал старый друг-товарищ Моисей Тофф, который считал необходимым помогать в беде всем евреям, каких бы политических взглядов они ни придерживались. Моисей для начала связал Иосифа с Хулио Морено, частным сыщиком агентства «Дрейфус». Тот через друзей в полиции получил дубликат удостоверения личности Григулевича, которым он пользовался во время первого пребывания в Аргентине, а также свидетельство о благонадёжности. Всё это обошлось в 50 долларов.

Через неделю Моисей свёл Иосифа с представителем еврейского благотворительного общества Давидом Гольдманом. У этого мага и кудесника «незаконного документирования» было всё «схвачено» в городе Ресистенсия отдалённой провинции Чако, что граничила с Парагваем. Благодаря Гольдману были натурализованы десятки немецких, польских, венгерских и других евреев, которые накануне войны предусмотрительно покинули Европейский континент. Конечно, всё делалось за деньги, и немалые. <…>

Иосиф жадно впитывал свежие впечатления, старался понять, куда движется Аргентина в столь непростое время. Он тщательно, с карандашом в руках читал и перечитывал недавно опубликованный «теоретический труд» министра иностранных дел Александра Руиса-Гиньясу «Аргентинская позиция перед лицом войны». Фактически это программа нейтралитета и жёстко заявленного национализма:

«Надо избавляться от людей и организаций, которые работают против исконно аргентинских интересов. Не надо делиться на англофилов и германофилов и этим вносить раздор в аргентинские семьи. У нас слишком много приверженцев западных