Честь - Трити Умригар

травой и суглинистой землей.

Но когда она крепче обняла девочку, та проснулась и посмотрела на Смиту. Глаза ее растерянно округлились. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

А потом девочка, которая за всю жизнь не издала ни звука и, по словам матери, даже плакала беззвучно, вдруг надрывно закричала и заговорила.

Лишь через несколько секунд Смита сумела разобрать, что она говорит.

— Мамаааамамаааамамааамамамамамамамама!

Абру плакала и звала маму. Но видела перед собой лицо Смиты.

Глава тридцать шестая

Хотя в дом родителей Мохана в Сурате они приехали уже поздно, Смита сразу позвонила Анджали и рассказала об убийстве Мины. Анджали была безутешна и не скрывала своего горя, а ее обычная невозмутимость треснула, как тонкий слой льда.

— Почему я это не предвидела? — повторяла она. — Почему? Надо было отвезти ее в безопасное место. Господи, господи! Поверить не могу. Как я это допустила?

«Не ей одной теперь мучиться угрызениями совести», — подумала Смита, договорив с Анджали.

Потом она позвонила Клиффу в Нью-Йорк.

— Ее убили? — ахнул Клифф. — Да еще на твоих глазах? О боже. Это же сенсация, Смита.

Было время, когда она разделила бы его энтузиазм. Сейчас же его реакция казалась извращением. Женщину убили. Ребенок остался сиротой.

— Скоро сможешь прислать репортаж? — спросил он.

— Не знаю, — ответила она. — Не сегодня. Новость не срочная. Давай не будем делать из нее сенсацию.

— Не срочная? — Клифф, кажется, был потрясен. — Смита, ты шутишь?

Смита разозлилась и стиснула зубы.

— Я хочу придержать эту историю, пока не будет понятно, что станет с девочкой.

— Придержать? Ну нет. Присылай как можно скорее, и я сразу опубликую.

— Что если братья узнают, что девочка у нас? И заявят на нее права? Они же родственники.

— Как они это сделают? — Она слышала недоумение в его голосе. — Ты же говорила, что они неграмотные. Они и Америку на карте показать не смогут. И кто в своем уме присудит им опеку?

Смита замолчала. Неужели тот ужас, свидетелем которого она стала, лишил ее способности здраво рассуждать? Клифф казался очень уверенным.

— Я хочу написать репортаж в виде длинного рассказа, — наконец сказала она. — Мне понадобится несколько дней, я еще должна расшифровать свои заметки. Мина — не знаменитость. Ее смерть — не сенсация. Я одна занимаюсь этим делом. И предпочитаю подать его в более обширном контексте.

Она представила, как Клифф жует колпачок ручки, обдумывая, как лучше подать эту историю.

— Напишешь от первого лица? — спросил он.

— Клифф, послушай. У меня был трудный день… Много событий. Я начну писать и тогда определюсь. Положись на мой профессионализм.

Клифф выдохнул.

— Хорошо, девочка. Поговорим завтра.

Смита поморщилась. Девочка? Клифф старше ее всего на два года.

— Смита, хорошая работа.

«Да уж», — подумала Смита и повесила трубку. Хорошая работа, потому что героиня мертва? Ну да, теперь репортаж интереснее. Она покачала головой. Смита понимала, что несправедлива к Клиффу и к своей профессии, которую любила. Мина мертва. Этого уже не изменишь. Смита не успела к ней вовремя, и это будет преследовать ее всю жизнь.

Она пошла в гостиную, ступая на цыпочках, чтобы не разбудить амми и Абру. Те спали вместе на кухне, на тонком матрасе на полу. Смита удивилась, когда по пути домой Мохан предложил уложить их на полу, а потом вспомнила, что амми спала на полу всю свою жизнь и ночь на мягкой постели стала бы для нее мучением. В доме было тихо и темно, и, бродя по комнатам в поисках Мохана, Смита чувствовала себя привидением. Она так и не переоделась; одежда пахла бензином и дымом. Представив, как Мина горит в огне, она вздрогнула. Но все же решила не возвращаться к себе и не переодеваться. Онемение и пустота в груди с каждой минутой ощущались острее.

В гостиной Мохана не оказалось. Не мог же он лечь спать и даже не обсудить с ней тот ужас, что они пережили вместе? У нее саднило в горле. «Водка, — подумала она. — Мне нужно глотнуть водки». В путешествиях она всегда пила водку: вечером после долгого рабочего дня зарубежные корреспонденты всегда собирались в баре и заказывали шоты. А если она была на задании одна, то шла в номер и первым делом совершала налет на мини-бар. Без крепкого алкоголя ей никак не забыть то, что она видела. Обезображенное окровавленное тело Мины. Тянущаяся к Смите рука. Нога, бьющая Мину в челюсть. Пламя над хижиной. Лицо Абру, когда та звала мать, — первые слова ребенка, протяжные, как длинная река тоски, бесконечный вопль горя и потери.

Что хорошего сделала Анджали, вмешавшись в судьбу Мины? Не приблизил ли суд гибель женщины? Оправдывая необходимость довести дело до суда, Анджали приводила те же доводы, что часто приводила сама Смита. Она тоже любила повторять, что стала журналисткой, чтобы люди без голоса — вроде Мины — смогли заявить о себе. Но реакция Клиффа напомнила ей, что между журналистикой и вуайеризмом тонкая грань. Порнография нищеты. Не этим ли она занималась, путешествуя по Богом забытым уголкам нашей планеты, — торговала порнографией нищеты, которую ее белые обеспеченные читатели с удовольствием потребляли? Они потребляли ее, чтобы чувствовать, насколько более «развиты» их собственные страны, насколько «цивилизованна» их жизнь; читая об угнетенных азиатских женщинах вроде Мины, они могли лишь неодобрительно щелкать языками. Смита сама не раз повторяла эти банальности — мол, литература и нарративная журналистика развивают в людях эмпатию и человечность. Но так ли это? Мир оставался таким же печальным и жестоким местом. Неужели тщеславие внушило ей ложную веру в то, что ее деятельность может что-то изменить?

С губ сорвался судорожный всхлип, затем другой. Краем глаза она увидела шевеление в темноте и поняла, что Мохан в своей комнате и слышал ее.

Он сидел на краю кровати, уронив голову на руки. Смита смотрела на него, сломленного, и знала, что это она его сломала. Оказавшись дома, вдали от опасности, он тоже проигрывал в уме события минувшего вечера. Мохан посмотрел на нее, и в свете уличных ламп в патио Смита увидела его лицо: грязное, заплаканное, изможденное. От саркастичного шутника, который легкомысленно отказался от отпуска, чтобы свозить ее в ад, не осталось и следа. «Мы никогда не будем прежними», — подумала она. Мохан протянул к ней правую руку. Смита подошла к нему, села рядом на кровати и обняла его за плечи. Точно так же он утешал ее несколько дней назад, и Смита рада была отблагодарить его тем же. Они