Бездна - Алексей Ефимов

Сын с интересом смотрел на мать, забыв о своей обиде:

– Он наверно подумал, зачем зимой велик, да? По снегу ездить, что ли?

– Я очень хотела, чтобы это был подарок от Деда Мороза. Я думала так: зачем мама с папой будут тратить деньги, если Дедушке все равно, что дарить: он ведь волшебник. Я написала ему письмо и положила под елку. Да, я думаю, он удивился. Мама с папой – точно. У нас в квартире не было места для велика и мы хранили его в подвале, в сарае.

Слушая мать, Игорь стал проявлять признаки нетерпения, ерзать, ему явно хотелось что-то сказать, и как только она закончила, он спросил:

– Если, мам, ему все равно, я могу попросить все что угодно, да? Я не жадный, просто спрашиваю, – на всякий случай прибавил он.

Посмотрим-ка, как Елена Владимировна сумеет с достоинством выйти из ситуации.

– Это я в то время так думала, – сказала она. – А сейчас я знаю, что если попросишь слишком много, то он решит, что ты избалованный жадный ребенок и вообще ничего не подарит. Надо трудиться, чтобы чего-то добиться в жизни, а не рассчитывать на подарки или на то, что за тебя кто-то что-то сделает.

Игорь задумался.

– Как же я пойму, что можно?

– Пока ты маленький, тебе подскажут родители, а когда вырастешь, то будешь сам знать.

– Мам, я уже и так знаю. Нельзя сто шоколадок, да?

– А десять?

– Тоже… – сказал он не так уверенно. – Только три можно.

– С натяжкой.

– Почему взрослые все знают, а дети нет? – спросил он.

– Не всё и не все. Но делают вид, что знают. Не надо чересчур доверять их мнению, когда вырастешь. У тебя должно быть свое.

– Это как?

– Ты сам решаешь, как тебе жить, сам думаешь. И если уверен, что прав, а они – нет, не нужно бояться сказать им об этом.

– Они будут смеяться. Или станут драться.

– Пусть.

– Их больше.

– И что?

– А ты? – вдруг спросил мальчик.

– Что?

– Так делала?

Через мгновение она поймала себя на том, что смотрит в пол.

– По-разному было. Если не говорила то, что нужно было сказать, мне было стыдно.

– А если что-то не так скажешь? Ты же не все знаешь.

– Только тот не совершает ошибок, кто ничего не делает.

– Ладно. Я подумаю. – Игорь сказал это по-взрослому, наисерьезнейшим тоном.

– Может, сначала разденешься? Так легче думается. Как у нас дела с чаем? – спросила она у Сергея Ивановича.

– В процессе.

– Может, включишь обогреватель? Вдруг не вышибет пробки?

Скептически вскинув брови, он подошел к белой гармошке с черным проводом.

Щелк! И – о, чудо! – пробки не вышибло.

– Ура! – захлопала Лена в ладоши.

– Ура! – подпрыгнул маленький мишка.

Не так уж много нужно человеку для счастья: проклюнувшегося между тучами лучика солнца после дождливой недели, кружки холодного кваса в полуденный летний зной; включенного электрообогревателя в квартире с промерзшими стенами. Только утрачивая нечто, он начинает это ценить. К сожалению, не всегда можно вернуть потерю, и тогда приходится жить с тем, что есть, и вспоминать о том, как было.

Они наряжали елку.

Сергей Иванович принес с лоджии это хвойное чудо, добрые полчаса возился в зале, прилаживая ствол к пластиковой треноге, а Лена тем временем достала из шкафа старый фанерный ящик с елочными игрушками, дождиком и гирляндами. Это был ящик из ее детства, из того далекого далека, что вспоминается как сон, а когда-то было реальностью. Здесь есть игрушки, которые маленькая девочка Лена вешала на елку своими крохотными пальчиками: домик с сугробом на крыше, зайчик с круглым животиком и пухлыми щечками, севший на задние лапки; маленькая Снегурочка.

Сергей Иванович поставил елку в угол. Здесь будет кусочек хвойного леса. Разлапистая, высокая, свежая, ель почти уперлась маковкой в крышу, выпрямилась и встряхнулась.

Перво-наперво обкладываем ствол ватой и ставим под ветки Деда Мороза с внучкой. Затем приходит черед игрушек, дождика и гирлянд. Вытаскивая из ящика бумажный сверток с игрушкой, ты разворачиваешь его бережно, вешаешь игрушку на елку и берешь следующий сверток. Вот и наш зайчик. Щечки, лапки, глазки-бусинки. Здравствуй! Соскучился за год? Мы по тебе тоже.

Через час лесную красавицу будет не узнать. Яркая и нарядная, в струйках серебряных нитей и бусах-гирляндах, она будет радовать глаз до тех пор, пока не кончится сказка.

С улыбкой прыгая вокруг елки, мальчик радуется детской радостью – не сдерживаемой, искренней, солнечной; вешает игрушки на ветки, до которых дотягивается, и подает взрослым те, которые, по его мнению, достойны висеть выше. Он источник энергии со знаком плюс. Справившийся с апатией дядя тоже при деле, а Лена поет песенки. Чувствуется близость Нового Года, с его аурой надежды на лучшее. Все думают, что следующий год будет лучше прежнего, но в глубине души знают, что он пройдет так же. Сергею Ивановичу, впрочем, грех жаловаться – мощно его встряхнув, две тысячи второй дал ему шанс начать все заново, шанс на счастье, и от него зависит, что будет дальше.

Новый год – это праздник детства. Маленький мальчик Сережа, так долго ждавший этого дня, поправил на ветке игрушку, а другую снял и повесил рядом – так лучше. Новый год – главный праздник в его жизни, он любит его даже больше, чем день рождения. Он не ляжет спать в девять: после боя курантов выйдет с родителями во двор, с хлопушками и палочками бенгальских огней, будет шумно и весело; а ночью Дед Мороз положит под елку подарок и сладости. Если его ждать, то все равно не увидишь, и только Сашка Манжосин из старшей группы врет, что видел, а ему не верят, так как он врун.

Детство – это время, когда в мире есть место чуду.

Веря в него, маленький мальчик не знает о том, что оно останется здесь и он не сможет взять его с собой в будущее – туда, где он окажется один на один с реальностью и безверием. Быстро двигаясь по дороге с односторонним движением по направлению к смерти, он с каждым днем становится мудрей и серьезней, но никогда не избавится от тоски по чуду и не смирится с утратой. Порой он завидует людям древности. Когда их мир был полон духов, когда деревья, вода и камни были живыми, люди не чувствовали себя брошенными. Сегодня у них есть наука, развенчивающая мифы прошлого, а мир вокруг умер.

Набросив на ель последнюю нить дождика, Сергей Иванович слез с табурета и сделал шаг назад, окидывая ее взглядом.

– Здорово! Мы молодцы! – сказала Лена.

– Предлагаю опробовать иллюминацию Made in Chine, – не без налета сарказма и одновременно с какой-то торжественностью сказал он. – Гасите свет!

Опередив мать, Игорь подбежал к выключателю, шлепнул по нему ладошкой, а спустя мгновение на елке зажглась гирлянда из маленьких круглых лампочек.

Пространство зала стало мистическим древним храмом: огонь, черные тени в углах, всполохи на стенах, тусклый блеск елочного убранства. Покачиваясь на волнах цвета, думаешь о прошлом, о будущем, о вечном, неспешно плывут мысли, и чувствуешь мир в душе. Рано или поздно суета убьет нас, не справимся с ритмом жизни и валом информации в единицу времени. Нехватка спокойных минут на фоне трещин в психике и утраты высшего смысла приводит к инфарктам. Нет ли у адептов религии желания включить медленное ежедневное самоубийство в страшный список из семи пунктов?

Когда мальчику надоело молчать, он обратился к матери:

– Мам, объясни, как они так сделали, что лампочки по очереди загораются?

– Я не знаю, спроси у Сережи. – Прервав его по-буддийски расслабленное созерцание, она спросила: – Знаешь?

– Все дело в маленькой коробочке на проводе, – сказал он. – Китайское чудо.

Любопытство Игоря не было удовлетворено, но он тут же забыл об этом: открыв рот, он зачарованно смотрел на елку и был сейчас не здесь, а в сказке, где Дед Мороз живой и куда не войти взрослым. Что делают взрослые, лишенные детского счастья? Они жаждут вернуться в лоно матери, где прошли самые лучшие, по их мнению, дни их жизни; они верят в Бога и в рай, в деньги и в вещи, они пьют, колются, прячутся от себя за собственной ширмой. Мало кто умеет жить в реальности, а между тем только так можно стать счастливым.

Твое счастье в том, что ТЫ ЕСТЬ.

Тридцать первого декабря две тысячи второго года, через четыре дня, он встретил того человека. Он вошел в подъезд, свернул в коридор, темный после снежного блеска улицы, и увидел, что на полу возле их квартиры сидит мужчина. Кажется, он спит. Вязаная шапочка натянута до самых глаз, щеки черные от щетины.

Он подошел ближе.

У него не было желания будить спящего, поэтому он ступал мягко и уже хотел было перешагнуть через вытянутые ноги, как вдруг мужчина открыл глаза, поднял голову и посмотрел на него.

Это был Стрельцов, бывший старший сержант милиции.

Опухший, мятый, с красными белками глаз.

Он быстро встал. Их глаза были на одном уровне.