Подвеска пирата - Виталий Гладкий

— Тебе не интересно? — строго спросил Фредерик.

— Весьма занимательная бумага, — фыркнул главный советник. — Великолепный стиль, грамотное изложение фактов... Увы и ах. Чересчур много воды утекло с тех пор. Великий князь московский почти пять лет спал, как та принцесса, и наконец соизволил проснуться, чтобы заинтересоваться судьбой совершенно незначительной личности, даже не подданного Руссии. Какая муха его укусила?

— Муха или комар — не суть важно, — сердито сказал король. — Что мы должны ему ответить?

— Ровным счетом ничего.

— То есть... как это?

— Думаю, у царя Московии сейчас голова болит о другом. Он затеял поход на Крым. Так что ему не до какого-то пирата. Скорее всего, в казне, как это обычно бывает в таких случаях, не хватает денег, вот какой-то ретивый дьяк и вспомнил, что нанятый царем капер награбил огромные богатства. Составил бумагу, а Иван Васильевич и подмахнул. Вот такая получилась история, как я думаю. Большого урона в наших отношениях с Московией не будет, если мы не ответим на это послание.

— Однако надо же что-то делать с этим Карстеном Роде, — недовольно проворчал Фредерик. — Мы не можем держать его на государственном довольствии до самой старости. И потом, его стражи обходятся казне в немалую сумму.

— Да, да, все верно, Ваше Величество. В тюрьме этот пират будет нам стоить сущий пустяк. Одно ваше слово — и он очутиться за решеткой.

— Не ставьте меня в дурацкое положение! Я обещал ему свободу в обмен на его разбойничьи деньги. И он ее получил. Ладно, скажем так — почти получил. Но ведь подземный каземат и комната в приличном доме не одно и то же. Он всего лишь находится под надзором, а как иначе? Нет, нет, я не могу нарушать свое слово!

— Конечно же не можете, мой государь. — Тут по лицу Педера Окса пробежала коварная улыбка. — Но только в том случае, если Карстен Роде соблюдает все условия содержания.

— На что вы намекаете?

— Я думаю, своим указом вы должны объявить Карстену Роде, что он будет немедленно освобожден, если уплатит компенсацию короне. Небольшую, скажем, тысячу талеров.

— Но позвольте, ведь он передал в нашу казну огромную сумму! И сейчас живет только на те деньги, которые мы ему даем. Откуда он возьмет тысячу талеров? Он уже все уплатил!

— Нет, нет, Ваше Величество, это не так! Сей разбойник лишь вернул награбленное во время каперства на Балтике. А тысяча талеров должна быть уплачена из прежде заработанных им денег. Если же в указанный срок у него не окажется требуемой суммы, — тут в мягком вкрадчивом голосе Педера Окса прозвучал металл, — тогда его отведут в тюрьму. А там с ним может всякое случиться. Желудочная колика, например, или сильная простуда с воспалением легких — в камерах ведь холодно и очень сыро — или еще что-нибудь...

— А вы жестокий человек, Педер Окс...

— Ваше Величество, я всего лишь ставлю интересы государства выше личных предпочтений. Для Дании будет лучше и спокойней, если этот человек просто исчезнет. И чтобы о нем все как можно скорее забыли. В том числе и московиты.

Король опустил глаза и хмуро кивнул.

— Делайте так, как считаете нужным, — каким-то тусклым голосом сказал он, резко крутнулся на высоких каблуках и вышел из кабинета.

* * *

С утра Карстен Роде пребывал в приподнятом настроении. Прогуливаясь по городу в сопровождении офицера с длинной постной физиономией, он едва сдерживал себя, чтобы не выкинуть какой-нибудь фортель. Например, просто побежать по узким улочкам Копенгагена, потому что внутри у него все бурлило. Он словно помолодел, а глаза его горели как два уголька. Офицер, которому до чертиков надоела рутинная служба в качестве стража какого-то пирата и который не понимал, почему этот негодяй до сих пор не болтается на виселице в доках, все-таки подметил необычное состояние своего подопечного и насторожился.

Пришлось Голштинцу сбавить ход и надеть на себя привычную маску мрачной задумчивости. Он опустил голову и на мир начал смотреть исподлобья. Но когда ему попался на глаза Смага, подавший условный знак, что все идет по плану, Карстен Роде даже тихо заскулил сквозь крепко сжатые зубы от щенячьего восторга, рвущегося наружу. Настроение ему не испортил даже королевский указ, где черным по белому было написано, что за тысячу талеров он обретет свободу.

Он не поверил указу. Его уже раз обманули, и теперь Карстен Роде подозревал, что таким образом кто-то из смекалистых чиновников Фредерика пытается подобраться к его сбережениям, спрятанным у негоциантов Ганца и Пола Беренберга. Тысяча талеров для Голштинца были не деньги, но даже если бы они лежали у него под подушкой, и то он не отдал бы их в королевскую казну.

Удивляло лишь то обстоятельство, что указ доставил лично сам Педер Окс, главный советник короля. Это настораживало, и Карстен Роде сразу же изобразил приличествующее моменту отчаяние. Адмирал сказал, что у него нет такой большой суммы и что он напишет письмо царю Ивану Васильевичу. Уж царь-то обязательно внесет требуемую сумму за своего «морского атамана».

Педер Окс быстро согласился на это предложение и заявил, что завтра к нему прибудет королевский курьер, который и доставит письмо по назначению. Так что пусть адмирал прямо сейчас садится за письменный стол и сочиняет свое послание. Такая милость еще больше удивила и насторожила Карстена Роде. Королевский курьер! Видимо, Педер Окс не мог даже предположить, что Карстену Роде были известны порядки в дипломатической службе короля Дании. Он знал, что королевский курьер — всегда дворянин высокого звания — НИКОГДА не опустится до положения обычного почтальона. Для него это унизительно, и даже король не мог позволить себе так обойтись со своим высокородным подданным. Подобные письма отправлялись по купеческой почте, в частном порядке.

Были еще почты городские и королевские. Но городская почта не имела возможности доставить письмо в Московию. Гонцы не получали жалованья. Они верхом или пешком в установленные сроки доставляли по назначению корреспонденцию городского магистрата, равно как письма и посылки горожан, с которых взимали за это плату.

Что касается государственной почты, то королевские курьеры на лошадях развозили по стране лишь указы и распоряжения правительства. Под страхом смертной казни им запрещалось выполнять поручения частных лиц. Они образовывали отдельную, замкнутую касту. Попасть в нее значило обрести особое доверие государя. Королевский курьер готов был положить свою жизнь, лишь бы письмо не попало в чужие руки.

Педер Окс и сопровождавшие его офицеры ушли, и Карстен Роде остался наедине со своими мыслями. Как это ни удивительно, те совершенно не касались королевского указа, который валялся на постели, куда его небрежно бросил корсар. Уже вечерело, и Голштинец начал переодеваться, будто решил отойти ко сну. Однако это переодевание выглядело несколько странным. Он освободился от нижнего белья и натянул на себя рейтузы в обтяжку и тонкую шелковую рубаху. Облачившись таким образом, Карстен Роде уселся возле камина и начал ждать, от нетерпения ерзая на табурете.