Формула Бога. Восхождение - Юрий Витальевич Яньшин

малую толику, продолжил, поднося уже кагор. — Пийте от нея вси, сия есть кровь Моя нового завета, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов.

Не дожидаясь особого приглашения, сам взял в руки другую рюмку с просфорой уже для себя и, увидев, что Ирия повторяет за ним все движения, тихонько толкнул ее ногу под столом, опасаясь, что та сейчас полезет чокаться. Но Ирия была умной семидесяти шести летней девочкой, поэтому не упала в грязь лицом и сохранила на нем постное выражение. Выпив и пожевав немного пресного церковного хлеба, Гермоген счел для себя выполненным ритуал гостеприимства, а потому ласково и ненавязчиво начал свои расспросы:

— Я во время богослужения приметил, отче, великую заботу, омрачавшую твой лик. Не поведаешь ли мне, недостойному, свои печали и заботы, дабы я грешный смог разделить их с тобой?

— Ты прав, сыне, неложные заботы тяготят разум мой, метущийся в страхе и сомнении в среде таких же мечущихся подобно мне.

— Прости мя грешного, отче, но поведай мне о них и я, быть может, смогу принести пользу?

— Да! — Захарии надоело изображать из себя средневекового церковного служителя, и отбросив всю напускную этимологию с ее архаизмами перешел на вполне современный светский язык. — Для вас как служителя церкви наверняка уже давно доходят разговоры о тотальном падении притока новых колонистов. Вот я и пытаюсь разобраться в сути происходящего. А разобравшись и сделав соответствующие выводы представить их, — тут он поднял глаза кверху, вскинув голову, — для рассмотрения и принятия дальнейшего решения.

— По грехам нашим, — начал было патриарх, но осекся под строгим взглядом ангела и продолжил уже в общепринятой манере, так как был не только священнослужителем, но и доктором теологических и философских наук. — Ведаю. Сам многажды думал, и с братией толковали об этом. Спорили. Но к единому мнению так и не пришли. Откуда ноги у проблемы растут вроде понятно. Тут тебе и падение нравов из-за духовного раскрепощения, и слишком сильное упование на науку, как инструмент решения проблем, и отсутствие концепции развития общества, и общее повышение благосостояния в обществе, ибо сытый мало заботится о духовном…

— Голодному тоже об этом мало заботы, — перебил его Захария.

— Все так, — согласился патриарх, — а все же голодный голодного лучше поймет, чем сытый.

— Продолжайте, прошу вас.

— Да, так вот. Если и дальше углубляться в причины, влияющие на кризис в обществе, то можно далеко зайти, вплоть до отрицания всего и вся. Пытаться искоренить причины? Это конечно неимоверная глупость. Все равно, что сердиться на молоток, служащий, как средством производства, так и средством пополнения словарного запаса матерных слов, в случае попадания по пальцу. Винить ли нам за это молоток?! — с этими словами он взял свою рюмку и одним залпом опрокинул в себя остатки ее содержимого. В общем, куда не кинь, везде находим укоренившуюся проблему. С причинами бороться — глупо, а с последствиями — невозможно, ибо поздно. Но мне, старику, почему-то верится, что резервы в общественном сознании все-таки имеются. Нужно только отыскать их и пробудить.

— А перед тем как попасть к вам имел продолжительную беседу со Львом Николаевичем Гумилевым.

— Знаю такого. Бывал у него на лекциях. Даже разговаривал несколько раз. Спорил. Умный муж. И его концептуальное видение развития этносов и суперэтносов мне знакомо.

— Но…

— Но он уповает на цикличность процессов, а я на неиссякаемый кладезь. Он уповает на жертвенность в период духовного расцвета нации. А мне кажется, что постоянно уповать на это весьма опрометчиво, ибо существует реальная опасность надорваться на этом пути, поставив для себя, слишком амбициозные задачи. А ведь общество, как мы знаем, в основной своей массе довольно инерциально и пассионарии составляют в нем крайне малую величину, хоть и обладают способностью в какой-то момент подстегнуть его. Но если лошадь перегружена, то хоть уговаривай ее, хоть бей смертным боем, но она с места не сдвинется.

Чувствуя, что старик невольно подводит его к какой-то очень простой, но чудесной мысли, Захария заерзал в нетерпении на своей скамье. Ирия молчала, переводя взор с одного собеседника на другого.

— Так-так, продолжайте, пожалуйста. Значит, вы с ним не согласны? Может быть, у вас есть какая-то своя рецептура пробуждения самосознания?

— Что касается стратегии, то я, безусловно, на его стороне. А вот насчет тактики я бы поспорил. Общество ослабло в своих нескончаемых болезнях. И требовать от него сейчас какой-то жертвенности и подвигов, все равно, что бить уставшую лошадь. С другой стороны, ждать пока общество само созреет для следующего рывка тоже опасно. Оно просто может до него не дожить, тихо скончавшись по дороге. Дилемма?

— Дилемма, — эхом повторил за ним Захария.

— Поэтому я считаю, что на данном этапе и требовать много с него нельзя и не требовать тоже невозможно. Значит надо не требовать, а ПРОСИТЬ, прежде всего. Причем просить того, чем поделиться ему было бы не в тягость. Если разложить, к примеру, русских, их менталитет, то чем, прежде всего, можно его охарактеризовать? Какие черты в русском народе наиболее превалируют? Каких черт у него в избытке и он в состоянии поделиться ими без ущерба для себя? Исключив, при этом, пресловутую жертвенность.

— Право же, затрудняюсь с ходу ответить на этот вопрос, — немного подумав, начал перечислять, невольно загибая пальцы. — Порыв, широта души, чувство прекрасного, природная смекалка, наконец. Нет. Сдаюсь. Разве что сострадание еще…

— Вот! — перебил его священник. — Именно! Вся беда современного общества заключается в том, что его техническое развитие движется по экспоненте, а антропологическое и социальное — в лучшем случае, переживает стадию «плато». Сострадание и милосердие, вот на что надо непременно упирать в общении с нашими предками! Нужно воззвать народ к этому чувству. Оно, как раз, и разбудит общество, проявив в нем лучшие его черты, и не вгонит в стрессовое состояние. Спрашивать, с подающего милостыню, надо по его физической способности. Для начала, я думаю, этого будет вполне достаточно.

— Гумилев предлагает для пробуждения общества использовать метод положительного шока.

— Как это? — встрепенулся Гермоген.

Захарии пришлось вкратце изложить предложение ученого о посылке межзвездной экспедиции на Землю, упомянув при этом, что было бы желательно, если бы он состоял из «русских» райанцев. Старик внимательно слушал его, не перебивая, оглаживая свою густую бороду. Потом немного покряхтел и выдал:

— Стало быть, он предлагает въехать в город на белом коне победителя, похваляясь перед сирыми и убогими, своими достижениями, сделанными, по сути своей, за их собственный счет?

— Ну, зачем же так обобщать? — явно смутившись, проговорил Захария, подспудно чувствуя правоту