Формула Бога. Восхождение - Юрий Витальевич Яньшин

быть не должно.

— Раз госпожа моего сердца хочет этого, то у меня не имеется никаких твердых доводов, чтобы не подчиниться этому желанию, — слегка напыщенно возвестил он.

— Я запомню эти твои слова, — хитро прищурившись, промурлыкала она сытой и довольной кошкой.

— Какие именно? — спохватился он, в шутку приставляя руки к сердцу, неумело изображая испуг.

— Насчет госпожи сердца или я ослышалась?!

— Да нет, не ослышалась, — уже более серьезным тоном подтвердил он и, взяв ее под руку, повел к ступеням храма, чинно вышагивая, словно уже вел невесту к алтарю. — Кстати, не забудь отключить комтор, а то будет крайне неловко, если он невзначай начнет звонить посреди богослуженья. Нас выкинут из храма, даже, невзирая на наши чины.

Ирия тут же поспешила выполнить полуприказ своего сведущего в таких делах друга. Изнутри храм оказался больше чем снаружи. Хоть день и был воскресным, но отнюдь не праздничным, поэтому в храме действительно было не очень много прихожан. Захария со своей подругой не стали близко приближаться к алтарю, заняв место среди молящихся, где-то посередине. Обедню служил один из патриархов. В этом не было ничего удивительного. Русская православная церковь среди признанных святых и приравненных к ним, что на Земле, что в Раю, имела несколько патриархов в своем составе, удостоившихся Рая за свою праведную жизнь, либо принявших мученический венец. Как это не покажется странно на первый взгляд, но теократия в Раю не получила большого распространения, заняв собой довольно ограниченную нишу в структуре общества. Не получила свою жесткую иерархическую структуру и русская православная церковь. Церковными делами занимался Собор, состоящий из всех служителей храмов и монастырей, некое подобие съезда народных депутатов, собиравшихся на совещания раз в год. Исполнительной властью был Синод, избираемый на ротационной основе, каждые пять лет в алфавитном порядке. При наличии в живых сразу нескольких патриархов, наверное, это было правильным решением, ибо жесткая вертикаль церковной власти с единоначалием одного из них, грозило бы церкви большими потрясениями и неустройствами.

Захария сразу узнал этого патриарха еще издалека, по фигуре. Патриарха звали — Гермоген. Фигура выделяла старца на фоне остальных служителей. Высокая и не по-стариковски прямая, она не только выгодно отличала его от остальных служителей храма, но как бы и символизировала собой могучую непреклонность в деле защиты веры и своей паствы и напоминала лишний раз о муках претерпеваемых ее хозяином в былые времена и в былом пространстве. Голос патриарха был под стать его мощной фигуре, громкий, глубокий и отчетливый, он волнами перетекал внутри церковного пространства и падал сверху, отражаясь от купола, уходящего ввысь. Обедня уже подходила к концу, поэтому патриарх сразу обратил внимание на появившихся с опозданием прихожан. Ревностные прихожане старались не опаздывать на молебен, особенно воскресный. Он сначала нахмурился от того, что ему пришлось лицезреть. По всей видимости, непокрытая головным убором голова Ирии, а также ее платье с голыми чуть ли не до колен ногами, никак не вязались с храмовой обстановкой и явно противоречили канонам церкви. (Прим. автора. Странно, что Ирия, называя себя христианкой, не знала об ограничениях, связанных с одеянием). Вглядевшись в «опоздавших» более внимательным взором, особенно в того рослого, что был в белых брюках и майке, патриарх развитым чувством понял, что это далеко не простые прихожане. Когда церковный хор, привычно начал петь «славу», патриарх незаметным жестом подозвал к себе одного их прислуживающих и что-то шепнул ему коротко на ухо.

Захария, привычный за тысячи лет к церковной обстановке стоял неподвижным столбом, уперев взгляд в одну ему видимую точку пространства. Казалось, он весь погрузился в свои думы, не замечая окружающей обстановки. Его спутница, напротив, не столько молилась, сколько озиралась по сторонам, с любопытством разглядывая фрески на стенах, что впрочем, не мешало ей время от времени накладывать на себя крест. Незаметно к ним сзади подошел служка, тот самый, которому Гермоген что-то наставительно шептал только что. Обращаясь к Захарии, он тихим шепотом попросил его со своей спутницей задержаться после окончания обедни для беседы с «преосвященным», как он назвал Гермогена. Захария на такое приглашение лишь утвердительно кивнул, его спутница тоже никак не выразила своего несогласия. Когда, последние, из причастившихся, покинули храм, Гермоген подошел к Захарии с Ирией. Подойдя к ним почти вплотную, патриарх окончательно узнал Захарию. Он склонился перед ним в поясном поклоне и поцеловал, слегка упирающуюся в смущении руку ангела, при этом прося:

— Благослови отче, раба Божьего Гермогена!

— Благославляю тебя честной муж, — чинно ответил ему Захария, крестя другой рукой склоненное чело патриарха. Ирия открыв в изумлении рот и распахнув глаза, молча, наблюдала эту, непривычную ей сцену. Однако, несмотря на внешнюю абсурдность происходящего, на самом деле все было достаточно логичным. Ангел, который в свое время составлял одно целое с самим Андреем Первозванным — считающимся первооснователем христианства на Руси, в сложной иерархии почетных церковных званий, стоял на куда более высокой ступени, чем один из патриархов, хоть и признанный, в свое время, святым мучеником.

— Поведай, отче, что привело тебя в наш храм?

— Дела мирские, сын мой, — в тон ему ответил Захария и повторил, — дела мирские. Вот познакомься, моя спутница — Ирия, будущий воин ангельского спецназа.

Гермоген с улыбкой протянул руку Ирии, а та с круглыми как у галчонка глазами не зная, что ей делать — то ли целовать протянутую руку, то ли просто пожать, после секундного замешательства все же коснулась ее своими губами, чем опять вызвала улыбку умиления на устах старца.

— Прошу вас, не откажите и окажите мне честь своим присутствием, — сказал он и сделал приглашающий жест в один из церковных притворов. Крошечный притвор являл собой маленькую и низенькую комнатку, куда с трудом уместились две лавочки со столиком между ними. Здесь обычно отдыхают священники в перерывах во время длительных богослужений.

Сели. Патриарх по одну сторону — Захария со своей девушкой по другую. Заботливые служки тут же внесли поднос с просфорами и небольшими рюмками с налитым в них кагором. Гермоген, повертел носом бывалого человека, учуяв от гостей неслабый запашок от уже выпитого, но ничего не сказал.

— Не откажите в причастии, отче, — все так же смиренно попросил он Захарию.

Тот без тени смущения и на полном серьезе, взяв в одну руку просфору а в другую сосуд с кагором произнес низким негромким голосом:

— Примите, ядите, сие есть тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов, — и с этими словами поднес к губам священника просфору. А после того, как тот откусил от нее