Дети города-героя - Ю. Бродицкая

как мог. Читать о войне они уже не хотели.

Младшие школьники перечитывали народные сказки и сказки Г. X. Андерсена. Подростки постарше просили исторические повести. Никогда раньше не читались с такой страстью исторические повести С. Григорьева, роман В. Яна «Батый», повесть 3. Шишовой «Джек-соломинка» и многие другие книги.

Ребята читали и перечитывали «Приключения Тома Сойера» Марка Твена, «Приключения капитана Врунгеля», «Приключения барона Мюнхгаузена» Г. Бюргера, романы Ж. Верна и «Тайну двух океанов» Г. Адамова, «Звезду КЭЦ» А. Беляева. Книги уводили из промерзшей квартиры в другой мир.

В декабре 1941 года библиотека снова пострадала от бомбежки.

Многие наши читатели из разбитых домов переселились в другие районы, но все же ухитрялись добираться до «своей» библиотеки или просили родителей, работавших в этом районе, обменивать книги.

Читателей-мальчиков приходило больше, чем девочек: из 30–40 посетителей не больше 10–12 девочек.

Помним мальчика лет тринадцати. Худой, с опухшими ногами, он шел опираясь на палку. А когда дошел наконец и увидел книги, оживился, в глазах появился блеск.

Устроив книгу за пазухой, он побрел домой.

Осень 1942 года. Снова налеты, снова пострадала библиотека. Она уже не могла работать.

Только после прорыва блокады отдел культуры Ленгорисполкома принял решение открыть библиотеку. В конце марта сорок четвертого года к нам снова пришли наши читатели.

— ★ —

…Во время артобстрела и прямого попадания бомб в городе было разрушено 22 школы. Пострадали от артобстрела и фугасных бомб 393 школы.

Уничтожено и повреждено 195 зданий детских яслей и детских садов.

(Из доклада заслуженного учителя РСФСР М. И. Морозова.)

— ★ —

Два миллиона трудодней

Школьники области в борьбе за урожай

На славу потрудились в этом году школьники Ленинградской области на колхозных полях. Каждый из них хорошо понимал, как важна сейчас на полях лишняя пара рабочих рук, и все они дали твердое слово:

— Мы заменим своих отцов, заменим старших братьев. Красная Армия не будет нуждаться в продовольствии.

47 тысяч школьников области приняли участие в работе колхозов и совхозов. И эти 47 тысяч школьников заработали за это лето больше двух миллионов трудодней.

…Когда в школах еще шли занятия и свободного времени у ребят было мало, пионеры и школьники успели изготовить 400 тысяч торфонавозных горшков, собрали больше 4 тысяч тонн золы и куриного помета…

…За лето школьники пропололи больше 42 тысяч гектаров овощей и зерновых, вытеребили больше 13 тысяч гектаров льна, убрали 5 тысяч гектаров овощей и собрали колосья с площади в 129 тысяч гектаров.

(Из статьи В. Костиной, секретаря обкома ВЛКСМ. «Смена» № 3, 4 января 1944 г.)

Ада Ивановна Луговцова

История одной фотографии

Этот снимок сделан весной 1941 года, перед самой войной. Бродячий фотограф — сухонький старикашка с неуклюжим ящиком и треногой в руках — случайно завернул в наш двор.

— Сфотографируемся, дети? Будет память на всю жизнь.

О памяти на всю жизнь мы тогда, конечно, не помышляли. Просто фотографироваться было интересно. Все ребята, сколько нас оказалось тогда на дворе, мигом собрались и расположились у стены, как этого пожелал фотограф.

Этому старичку я бесконечно благодарна. Чудом уцелевший снимок действительно оказался для меня дорогой памятью о довоенном времени, о нашем шумном доме № 6/13 на углу Среднего проспекта и Тучкова переулка Васильевского острова.

Ребят у нас было, конечно, не столько, сколько на снимке, а по крайней мере вдвое больше. Если бы мы знали тогда, что совсем недолго осталось нам вот так каждый день встречаться в нашем привычном, замощенном булыжником дворе, что неумолимо надвигающиеся грозные события скоро подведут черту под нашим детством! Мы бы тогда непременно созвали всех ребят. Позвали бы Вильку Волкова, Аркашку Муравника. (Я расскажу потом, что за чудесные это были мальчишки.) Мы бы уговорили старичка-фотографа дождаться, пока соберутся все-все.

Но мы не знали тогда о страшной беде, что была уже совсем близко.

Ребята с нашего двора… Я всматриваюсь в их лица — такие знакомые и такие разные, и мне кажется, будто расступается время, прошумевшее с тех пор. У меня такое чувство, будто все произошло только что: мы вдруг увидели, как из-под арки выходит смешной старикашка, и обступили его, а потом расположились у стены и ждем, когда он установит на треноге свой неуклюжий аппарат.

Мы играли тогда в «чапаевцев». Видите у меня за поясом (я — третья справа в среднем ряду) наган? Я была Анкой-пулеметчицей в чапаевском отряде и без нагана просто не выходила во двор. А вот и сам Чапай — второй слева в верхнем ряду — Витька Рыхлов. Мы только что помогли ему стереть нарисованные углем лихие чапаевские усы. У отряда был штаб — отвоеванная у дворников маленькая темная кладовка под лестницей. Сюда приводили на допрос «пленных беляков», захваченных во дворе соседнего дома, с которым мы воевали. Здесь разрабатывались планы предстоящих атак. Здесь сосредоточенный Чапай при свете огарка свечи склонялся над картой, и тогда у дверей штаба замирал вестовой Эдька Оржешковский (первый слева в первом ряду), шепотом предупреждая входящих: «Тише, Чапай думает…»

Рядом с Эдькой на снимке — Зоя Муравник, Валя Юдина, Зоя Ахметова, Галя Плешанова — наши сандружинницы и врачи, — к ним доставляли «раненых».

Первый слева в среднем ряду — Юра Плешанов — младший братишка Гали-сандружинницы. Справа от него — Женя и Галя Цветковы, тоже брат и сестра, спаянные нежнейшей заботой друг о друге.

За спиной у Жени-маленького стоит девочка Женя — Женя Гусева, рядом с ней — ее подруга Лиза Щавелева, дальше вправо — Галя Романова. Кажется, эти девочки не любили боев и не играли в чапаевский отряд. Но в лапту или прятки обыгрывали почти любого.

Самая крайняя в среднем ряду справа — Таня Рыхлова, сестра Витьки-Чапая: задиристая, быстрая, острая на язык. А вот девочку, что стоит между Таней и мной, как ни пыталась, вспомнить не могла. Не могла вспомнить также, кто стоит за спиной этой девочки — ни имени, ни фамилии, ничего…

Мне осталось представить только двоих. В последнем ряду возвышается над всеми Тамара Поликарпова. «Тамарка длинная», как мы бесцеремонно ее называли. Впрочем, Тамарка ничуть не обижалась — понимала, что ее вовсе не хотели обидеть. Первый слева в этом же ряду — Ваня Смирнов — степенный, рассудительный, ироничный. Он был постарше других, и многие из наших ребячьих забав его уже не интересовали. Впрочем, иногда он снисходительно соглашался поиграть с нами в