«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1 - Евгений Полищук

Набрав высоту, «аэрокобры» устремились в атаку, но немцы, не приняв боя, ушли в Анапу. Им, очевидно, уже сообщили о случившемся и что к Крымской вызван сам Покрышкин со своей группой, поэтому они предпочли за лучшее удрать подальше от неприятностей.

Саше тоже следовало бы идти домой – горючее и боеприпасы были на исходе, но в этот момент справа показались две группы «юнкерсов» в сопровождении восьмерки истребителей. Что-то надо было придумать необычное. Уходить нельзя – не окончилось время патрулирования. Для начала Саша завалил один «юнкерс» меткой очередью, но дальше оставаться было опасно – у него самого и у ребят опустели контейнеры с патронами и снарядами. А «юнкерсы», как назло, продолжали переть к линии фронта. «Эх, была не была! Попробуем взять на испуг!» – решил он.

– Внимание! Всем сомкнуться! Имитируем таран!

Летчики быстро поняли его замысел, хотя подобного в практике у них еще не было. Целая эскадрилья – восемь красноносых «кобр» стремительно пошли на сближение с бомбардировщиками, сомкнутым, как на параде, строем.

И немцы испугались: от этого отчаянного Покрышкина, решили они, всего можно ожидать, даже группового тарана! В беспорядке немецкие пилоты начали нырять вниз, сбрасывать куда попало бомбы и поворачивать назад.

На счастье, к нашим подоспела вызванная Бормановым помощь. Теперь можно было возвращаться домой.

На следующий день Покрышкин возглавил группу из восемнадцати истребителей. Вначале они направились в район Мысхако, но немцы неожиданно изменили задачу восьмидесяти бомбардировщикам и сорока истребителям сопровождения, направив их на Крымскую, Абинскую и Киевскую.

Получив данные радиоперехвата, генерал Вершинин тут же приказал Покрышкину изменить курс. На помощь были вызваны истребители из других частей. Бой принял такой размах и был столь ожесточенным, что наблюдателям на станции наведения становилось порой просто жутко. По всем окрестным полям горели сбитые самолеты. Гришу Речкалова выдвинули в руководители – назначили командиром эскадрильи взамен Фадеева. Теперь он сам возглавлял боевые группы. Уже первый его боевой вылет во главе восьмерки оказался успешным. Они разогнали армаду из пятидесяти бомбардировщиков, сбив при этом одного. Некоторое время спустя ситуация повторилась, только на этот раз его группа сбила пять бомбардировщиков. Но особенно Григорий отличился 7 мая. Его восьмерка вновь столкнулась с немецкой группой, численностью более пятидесяти бомбардировщиков и истребителей прикрытия.

С первой же атаки они с ведомым сбили по бомбардировщику. При повторном заходе в Григория вцепилась пара «мессершмиттов», но зная, что группа прикрытия свою задачу выполнит, он продолжил атаку и сбил очередной бомбардировщик. Прикрывающие срезали наиболее рьяного немца, а второго просто отогнали.

Речкалов вновь повторил заход и в третий раз сбил еще один бомбардировщик. Только тогда немцы бросились врассыпную. Всего в этом бою группа Речкалова сбила шесть немецких самолетов.

Генерал Вершинин, наблюдавший со своего КП за этим поразительным боем, тут же наградил комэска орденом Александра Невского. А в армейской газете написали: «Речкалов всегда сам ищет врага и сколько бы он вражеских самолетов ни повстречал, вступает в бой и добивается победы».

5

В последние дни наступление советских войск протекало столь же трудно. Особенно тяжело пехоте пришлось в районах Киевского и Молдаванского. Овладеть этими пунктами не удалось. Все остановилось на рубеже рек Курка и Кубань, Киевское, Молдаванское и Неберджаевское. Разведка донесла, что советские войска уперлись в новую укрепленную полосу, на которую сели отошедшие немецкие дивизии и подтянулись резервы. Это и была так называемая «Голубая линия». Попытки прорвать ее с ходу успеха не имели.

К 10 мая в воздухе наступило затишье. За десять дней интенсивных боев наша авиация произвела около десяти тысяч самолето-вылетов, уничтожила в боях 368 немецких самолетов, потеряв своих около 70.

Утром у командного пункта построился весь личный состав 16-го гвардейского истребительного полка. С докладом выступил замполит Погребной. Он сообщил об обстановке на фронте, об успехах и достижениях советской авиации. Затаив дыхание, однополчане ждали, не расскажет ли Погребной чего-то нового о гибели Вадима Фадеева. Ведь на место его предполагаемого падения выезжали саперы, и накануне вечером они вернулись обратно. По отрывочным рассказам отдельных свидетелей уже была восстановлена вся картина боя, связаны в целое подробности последних минут полета Вадима.

Он посадил свою «кобру» на «живот» в плавнях, в сорока километрах от станицы Славянская. Местность вокруг была заминирована, всюду окопы, рвы, различные оборонительные сооружения, озера и болота, поросшие камышом. Поисковики с трудом нашли место посадки самолета. Выяснилось, что летчик после посадки еще некоторое время был жив, примерно час-полтора, но без сознания, и вскоре он скончался. Тело его сплошь искусали комары. Кабина самолета была разбита, вся в крови, были изуродованы приборы и прицел. Вадим умер от тяжелых ранений в голову и грудь.

Меж тем замполит, заканчивая свой доклад, стал перечислять фамилии летчиков, отличившихся в боях за освобождение Крымской. В конце списка он вдруг запнулся, в глазах у него блеснула непрошеная слеза, он скрипнул зубами и молча смахнул ее рукавом. Все сразу поняли, чью фамилию он не в силах произнести, ведь Фадеев был всеобщим любимцем.

«Эх, Вадим, Вадим, не дожил ты до светлого дня, – скорбно склонив голову, думал о друге Александр. – И почему ты был таким неосторожным… Понятно, что они подстерегли тебя, воспользовались твоей горячностью… И почему ты не позвал нас на помощь, когда целая свора напала на тебя… Эх, Вадим… Гордый был, переоценил свои силы. Напрасно Исаев ставил тебя в мою группу. Нельзя так грубо задевать самолюбие талантливого человека. Наверняка хотелось доказать, что способен на большее, хотелось проявить самостоятельность. Ведь по должности ты оставался комэском. А может, у тебя были неприятности с Людмилой, которую ты так безумно любил… Эх, Вадим, ну почему ты приземлился в этих плавнях, где никто не смог тебе помочь, даже твоя любимая…

Когда он с жизнью расставался,Кругом него был воздух пуст,И образ нежный не касалсяГубами холодевших уст.И если даже с тайной силойВдали, в предчувствии, в тоскеОна в тот миг шептала «Милый» —На скорбном женском языке.Он не увидел это словоНа милых дрогнувших губах,Все было дымно и багровоВ последний миг в его глазах.

Вадим был так дорог и близок ему, что он не мог без волнения, щемящего сердце, думать о нем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});