Я, оперуполномоченный - Андрей Ветер

– Что-то я не слышал, чтобы махровый уголовник хоть раз наставил новичка на путь праведника. – Веселов состроил ехидную рожу. – Это, братцы, из области фантастики.

– Нам надо попробовать сработать в данном случае на профилактику, – продолжал настаивать Смеляков. – Послушайте, вчера у меня состоялся разговор с одним чекистом…

И он вкратце передал суть беседы с Николаем Жуковым.

– Ого! Новые веяния начинают приживаться в наших стенах! – опять ехидно подал голос со своего места Весе-лов. – Ай да чекисты! Не тратят время попусту, обрабатывают наших парней даже в свободное от работы время!

– Витя, а ну давай подробнее эту мысль. – Максимов свёл брови.

– Фомин ни хрена не знает о преступном мире. Он вообще ничего не знает. Только что пришёл из армии. Опыта никакого. Только разбирать и собирать автомат умеет…

Пусть Василёк приведёт к нему кого-нибудь, представит как офигительного авторитета в преступном мире, а тот начнёт баланду травить насчёт зоны, вспоминать о своих ходках. Что-нибудь пострашнее. И пусть надавит на то, что рано или поздно вор попадается. Обязательно попадается! Да так пусть расскажет, чтобы у Фомина отпала охота превращаться в вора.

– Так-так, – задумался Максимов, – а ты ведь в нужном направлении мыслишь, Витя. Очень интересный ход может получиться.

– А я знаю, кого привести к Фомину на встречу! – воскликнул Веселов. – Есть у меня один агент. Кличка «Угрюмый»… Рожа, татуировки, шрамы, голосина хрипатый. Да там одни татуировки чего стоят! У него всё исколото. Даже на веках вытатуировано: «ЗЛО». Жуткий мужик. Я без стакана не могу с ним разговаривать, страшно – аж кишки трясутся…

– А как же ты завербовал-то его? – искренне удивился Смеляков.

– Влил в себя поллитровку и завербовал! – Веселов от души расхохотался.

– Да треплется он. – Максимов тоже засмеялся. – Он тебе ещё и не такого понарассказывает.

– А я и впрямь поверил, что настолько страшный, – улыбнулся Виктор и спросил: – А что значит «ЗЛО»?

– «За всё легавые ответят»… Угрюмый на самом деле жуткий. – Веселов сделался серьёзным.

– Так, ребята, – проговорил Максимов, потирая руки. – Задумка отличная. Думаю, что надо её раскручивать. Тут, правда, есть одна большая техническая трудность: придётся расшифровывать одного агента перед другим. Санкцию надо получить на это от высокого руководства. Ну да ладно. Подготовим план реализации оперативной информации и доложим наверх. Думаю, проблем не будет.

* * *

Василёк закрыл за собой дверь и мотнул головой на продавленный диван.

– Сядь, Егор, перетереть надо кое-что.

– Ты что хмурый такой? – Фомин извлёк из кармана сигареты и закурил, бросив спичку в высокую консервную банку, служившую пепельницей.

– Вот что я тебе скажу. Сложное всё-таки дело, ну ювелирный твой. Боюсь, что я уже примелькался там. Рожу мою сразу заметят, когда мы на дело отправимся.

– А раньше ты чем думал?

– Тем же самым! Помолчи, дай сказать!.. Ладно, допустим, как-нибудь провернём… А потом? Что потом делать? Куда мы спихивать будем золото? Это тебе не джинсы, не часы, соображаешь?.. Ю-ве-лир-ка!

– Фигня. На рынок пойдём. Мало ли мест!

– Ты, Егор, мало в этом кумекаешь. На рынке тебя в два счёта скрутят. Там ментов на одном квадратном метре столько, сколько тебе и не снилось… Нет-нет, надо своего барыгу искать. Только у меня нет никого. Я же золотом никогда не занимался.

– А найти сможешь?

– Подумаю… Знаешь, я на зоне с одним очень авторитетным мужиком сидел. Он в Москве хорошо известен среди блатных. Схвачено у него, как я понимаю, всюду. Попробую с ним пошептаться на эту тему.

– А он не захочет в долю войти? – Фомин с опаской посмотрел на Василька.

– Хер его знает. Только вот что я тебе скажу: у меня дурное предчувствие насчёт этого магазина…

За окном внезапно потемнело и посыпал снег.

– Мать твою! – воскликнул Фомин и подошёл к окну. – Ты глянь! Двадцать третье апреля! И какой снежище! – вскликнул Фомин.

После тёплых солнечных дней снежные хлопья, оседавшие на ветви деревьев, усыпанные сочными зелёными почками, и серое небо, словно опустившееся к самой земле, произвели гнетущее впечатление на Егора.

– Давай связывайся со своим авторитетом. Надо уже действовать. У меня нервы на пределе… – Егор бросил недокуренную сигарету в банку и бездумно уставился на груду окурков.

Погода испортилась основательно. По улицам растеклись коричневые лужи, с утра до вечера моросил дождь со снегом, дул ветер. Москвичи, переодевшиеся было в летнее, поспешно натягивали на себя тёплые куртки и пальто. Наиболее отчаянная молодёжь продолжала ходить в лёгкой одежде и без головных уборов, но холод взял своё. Опять поднялись воротники, опять появились шарфы.

Через два дня часов в восемь вечера Егору позвонил Василёк.

– Минута есть? Бери ноги в руки и дуй в «Морковник». Знаешь пивнушку на углу?

– Что за спешка, Стёпа?

– Не спешка, только я тебя весь день вызваниваю. С человеком хочу познакомить.

– С каким?

– С тем самым, мать твою!

– А ты откуда?

– Оттуда! Чего ты вопросы задаёшь? Из автомата звоню, уже третью двушку трачу! Мы с Бурым уж час тут кантуемся.

– Я на работе был…

– Быстро вали сюда. Он уже уматывать собирается, грозит башку отвинтить мне за то, что я попусту вызвал его…

– Иду…

Внезапно Фомина охватило сильное волнение, даже руки задрожали.

«Бурый», – повторил он имя таинственного «мужика». Кличка как кличка, в школе тоже был Мишка Бурый, из самых заядлых хулиганов. Но сейчас это имя произвело на Егора Фомина магическое действие: это была кличка авторитетного вора…

В третьесортной пивнушке, окна которой были наполовину заделаны гофрированным пластиком нелепого жёлтого цвета, уже горел свет. Две длинные синеватые лампы, облепленные паутиной и прошлогодней мошкарой, громко гудели и помаргивали время от времени, словно намереваясь погаснуть. За мокрыми столами, усыпанными хлебными крошками и рыбьей чешуёй, тесно толпились раскрасневшиеся посетители; одни пили из кружек, другие – из пол-литровых стеклянных банок, третьи наполняли для себя сразу трёхлитровую банку, чтобы не стоять в очереди дважды, и отхлёбывали пенное пиво, наслаждаясь собственной сообразительностью. В воздухе терпко пахло чем-то нестерпимо кислым, сквозь плотный гул голосов слышалось чьё-то хриплое возмущение: «Пусти! Я тебе не пацан, чтобы со мной так… Налей, мать твою! Имею право! Я за вас, сосунков, кровь проливал!»

Егор сразу увидел Степана за столиком в дальнем углу. Вернее, сначала он увидел стоявшего рядом с Васильком человека. «Бурый», – понял он и застыл на месте, объятый животным ужасом, будучи не в силах оторвать взгляд от тяжёлого лица мужчины. Над левой бровью Бурого виднелся глубокий шрам, вторая бугристая борозда тянулась от верхней губы до середины щеки. Мощные челюсти лениво перемалывали что-то. Глаза почти не виднелись под низко нависшими бровями, только изредка в глубине глазниц угрюмо вспыхивал мутный огонь зрачков. Издали Егору почудилось, что руки Бурого были в синеватых сетчатых перчатках, но, приглядевшись, он понял, что никаких перчаток Бурый не носил, а причиной густого синюшного узора на руках была татуировка, сплошь покрывавшая кожу.

Соседний стол пустовал: пространство было почтительно освобождено, пьянчуги отступили подальше от Бурого, чувствуя в нём грозную и мрачную силу уголовного авторитета.

Василёк взмахнул рукой, подзывая Егора. Рядом с Бурым он выглядел так же смешно и жалко, как вертлявый шакал возле могучего Шерхана из мультфильма «Маугли».

– Топай к нам! – позвал Василёк.

– Привет, – неуверенно поздоровался Егор.

– Это Бурый, – представил Василёк своего угрюмого собутыльника. – Знакомься.

– Егор, – назвался Фомин.

Уголовник промычал в ответ что-то невнятное и ощупал Егора давящим взглядом.

– Сколько тебе лет, пацан? – спросил он, закончив жевать воблу и вытащив синей ручищей изо рта обглоданные рёбрышки рыбы.

– Двадцать.

– Видишь… – Бурый надолго замолчал и принялся неторопливо пить пиво. – Я отсидел больше, чем ты живёшь.

Фомин не нашёлся, что ответить на эти слова. К их столику юрко вильнул тощий мужичонка с блестящей лысиной.

– Позволите угостить беленькой? – сладко предложил он и услужливо согнулся, вперившись в Бурого.

– Поставь! – Бурый указал глазами на стол, и мужичонка проворно вытащил из внутреннего кармана пиджака бутылку водки. Едва заметным движением головы Бурый велел ему скрыться, и тот, чуть ли не сияя блаженной улыбкой, мгновенно исчез в толчее пивнушки.

– Ну вот, – произнёс Василёк, откупоривая водку, – обмоем встречу.

– А ты пока пива ещё притарань, – буркнул ему Бурый и словно уснул на несколько мгновений, застыв без движений и закрыв глаза. На его опущенных веках Егор увидел татуировку «ЗЛО». Почему-то эти криво написанные буквы произвели на него жуткое впечатление.