Я, оперуполномоченный - Андрей Ветер

Из комнаты вышел Борис.

– Привет, ребята… Слушайте, тут такая история…

– Чего ты кривишься? – спросила Вера, чмокнув его в щёку.

– Да мы вроде только вас пригласили, а утром позвонили мои предки и обещали нагрянуть. Так что компания получится не совсем, может, удачной.

– Брось, – Лена дёрнула мужа за рукав, – у тебя мировые родители! – И быстро добавила, повернувшись к гостям: – Они у него замечательные. Совсем свои. Никогда не мешают.

– А мы и не против, – заверила Вера. – Ленусь, говори, чем помочь. Что-нибудь нарезать?

– Всё уже готово. Проходите в комнату…

Родители Бориса сразу понравились Виктору.

Николай Константинович, пятидесятитрёхлетний мужчина, смотрел доброжелательно, улыбчиво, но во всём его облике, как показалось Смелякову, сквозило нечто неуловимое, выдававшее в нём чекиста. То ли особая подтянутость (но вовсе не военная выправка), то ли умение расположить к себе собеседника и заставить его раскрыться без утайки, то ли способность беззаботно смеяться, не теряя при этом нити разговора и оставаясь сосредоточенным на главном в беседе. Впрочем, старший Жуков и не скрывал своей принадлежности к КГБ. Иногда рассказывал какую-нибудь байку из своей жизни, и невозможно было понять, имело ли это место в действительности или же то был просто анекдот.

Галина Сергеевна тоже производила приятное впечатление. У неё были мягкие черты лица, правильные, неброские. Но взгляд Смелякова прежде всего остановился на её шее. «Удивительная шея! Что в ней особенного? Не пойму, но глаза так и возвращаются к ней». Галина Сергеевна в основном молчала, едва уловимая улыбка не сходила с её лица.

Лена заметно изменилась, Смеляков сразу обратил на это внимание. Её прежняя очаровательная раскрепощённость приобрела какую-то новую окраску, в словах и жестах стало проявляться желание привлечь внимание мужчин, хотя Лена и раньше не могла пожаловаться на его отсутствие. Раньше она флиртовала легко, с оттенком невинной весёлости, теперь же заигрывания с мужчинами перешли какую-то допустимую границу и стали временами казаться навязчивыми. Все знали, что Лена упивалась своей молодостью и красотой и жаждала, чтобы исходившее от неё очарование пьянило всех. Однако, ластясь по-кошачьи к мужчинам, она отпугивала их. Она без стеснения кокетничала со всеми.

«Может, Лена и раньше была такая? – размышлял Виктор, разглядывая девушку. – Она всегда хотела понравиться, всегда была напориста в этом, всегда немножко выставляла себя напоказ. Взять хотя бы тот случай, когда мы были в гостях у её брата; она же сгорала от нетерпения показать мне фотографию, где была запечатлена в голом виде. Сумела преподнести всё под соусом изящного искусства, но в действительности жаждала одного – приковать к себе взор. Просто сейчас она преодолела некий девичий рубеж, стала больше женщиной, в её облике нет теперь былой невинности, она сделалась самкой. Красивой, шикарной, обольстительной, но всё-таки самкой. Интересно знать, куда это приведёт её?»

Несмотря на это наблюдение, Виктор не мог не отдать должное Лене в том, что она была замечательной хозяйкой. Застолье получилось вполне домашним. Разговор легко перетекал с одной темы на другую. Вера и Лена снова и снова возвращались к воспоминаниям своего детства. Мужчины несколько раз выходили курить на кухню, рассказывали анекдоты про несвоевременно вернувшегося из командировки мужа, про Чапаева, про Брежнева. Атмосфера располагала к расслабленности, серьёзных тем никто не затрагивал, и Виктору стало казаться, что он по-настоящему отдыхал душой.

За чаем как-то незаметно разговор вышел в русло будущего.

– Андропов стар, – сказал Борис. – Сколько бы ты ни хвалил его, папа, твой Юрий Владимирович долго не сможет править страной. Кто займёт его место? Черненко? Он едва дышит. Когда выступает с трибуны, то в микрофон только его сипение слышно… Или Гришин?

– Есть люди и помоложе, – ответил Николай Константинович сыну и добавил чуть тише: – Не мы решаем судьбу страны.

– А должны решать мы! – резко возразил Борис.

– Это пустой разговор, – сухо оборвал его отец.

– Николай Константинович, вы же чекист, – вдруг не то спросил, не то констатировал Смеляков.

– Ну…

– Вы, кажется, в Московском управлении работаете? Можете объяснить мне кое-что?

Жуков неторопливо поднялся из-за стола.

– Покурим? – предложил он. – На балконе постоим?

Николай Константинович направился к балкону, прихватив с журнального столика пачку «Явы». Смеляков последовал за ним. На улице было тепло, лёгкий ветерок приятно оглаживал раскрасневшиеся от спиртного лица мужчин. По Ленинскому проспекту с шумом неслись машины. Солнце висело низко над лесным массивом, раскинувшимся по ту сторону проспекта, и далёкие фигурки людей на опушке напоминали нарисованные персонажи мультфильмов – настолько ярко и чётко были очерчены их контуры и невероятно длинными были их вытянувшиеся по земле чёрные тени.

– Вы наверняка знаете, что в МВД сейчас сильные кадровые перестановки, – начал Виктор.

– Об этом все знают.

– Хороших специалистов под топор подводят…

– Так уж и под топор? – Жуков выпустил дым через ноздри.

– На некоторых уголовные дела возбуждены, – уточнил Смеляков. – Но без реального на то основания.

– А ты прямо-таки в курсе всех деталей? – с холодной иронией спросил Жуков.

– Николай Константинович, дело не в том, в курсе ли я, – серьёзно проговорил Смеляков, – а в том, что у нас все говорят о подтасовках. КГБ ведёт настоящую войну против милиции.

– Не мы с тобой развязали эту войну, Витя, – сказал Жуков, задумчиво глядя в темнеющее небо. – Зато мы с тобой носим погоны и выполняем приказы, и ты не хуже меня понимаешь, что это значит.

– Но ведь людей незаслуженно травят, – тихо продолжил Виктор. – Буквально на днях очень сильный конфликт разгорелся. Против Сухарева, одного из лучших работников и руководителей МУРа, возбудили уголовное дело! Чекисты обвиняют его в том, что он помешал Комитету госбезопасности реализовать оперативные материалы против группы высокопоставленных валютчиков.

– Ах, вот ты про что. Да-да, была такая история. Ваши ребята арестовали половину той группы да и немало нашей агентуры попалось… – Жуков сбил кончиком пальца пепел с сигареты и проследил, как невесомая табачная труха заколыхалась в воздухе, медленно опускаясь к земле.

– Я понимаю, что чекисты обиделись…

– Обиделись? Да у нас в управлении такие страсти кипели из-за этого! Гришин вызывал к себе руководство «на ковёр», чуть ли не благим матом орал: «Милиция таких воротил сажает, а куда КГБ смотрит?» Со всех, кто был связан с тем делом, теперь стружку снимают, вот они и пытаются вывернуться, оправдываются, сваливают вину на кого угодно. И в первую очередь – на МВД. Ваши сыщики сработали классно, но помешали, как это нередко случается в параллельных структурах, нашим ребятам. А наши, если говорить честно, не особенно и торопились, хотя имели на руках все материалы.

– Почему? Ведь нарушение закона было налицо!

Жуков помолчал с минуту и пояснил:

– Между КГБ и МВД есть существенная разница. У вас, в милиции, как работают: получил информацию и тут же реализовал её, получил – реализовал, получил – реализовал. Вы преступников цапаете по возможности сразу. А чекисты, получая информацию, совсем не торопятся реализовать её. Нам важно выявить, кто с кем связан и какую информацию из этого можно ещё надоить. С нас ведь за раскрываемость никто не спрашивает. Мы можем годами разрабатывать кого-нибудь, подбирать себе источник, строить комбинации, оперативные игры. Вроде бы на гражданина А у нас уже вполне хватает материалов, но он сейчас тесно общается с гражданином Б, который занимает высокий пост где-нибудь в МГК КПСС, так что пока лучше гражданина А не трогать, чтобы не спугнуть гражданина Б, потому что он может пригодиться для какой-нибудь комбинации. И мы ждём, придерживаем материалы, накапливаем их. Они же никуда не денутся. Конкретные и быстрые шаги нам приходится принимать лишь в отдельных случаях, когда нужно что-то срочно пресечь, сорвать операцию, например по передаче секретных документов иностранной разведке или что-то ещё в этом роде… Цели, задачи да и возможности у КГБ и МВД разные, а методы в общем-то одни. Вот зачастую и топчемся мы с вами на одном пятачке, наступаем друг другу на ноги.

– Никогда не задумывался над этим, – признался Смеляков. По его голосу стало ясно, что он был обескуражен услышанным.

– Конечно, есть в нашей работе то, что сильно отличает комитет от милиции, – добавил Жуков.

– Что именно?

– У нас во многом усилия направлены на профилактику преступления. Понимаешь? Нам важно не допустить совершения преступления, потому что если мы провороним преступника и не пресечём его действия, то можем, например, потерять государственные секреты – научные, военные и прочие. И если мы позволим передать эти секреты иностранным спецслужбам, то сколько потом ни наказывай изменника родины, секретность выданной информации уже не вернёшь. А уголовный розыск в основном работает на раскрытие совершённого преступления. Вы можете взять вора только после того, как он где-то что-то украл. При этом есть возможность возместить убытки, а то и просто вернуть краденое…