Я, оперуполномоченный - Андрей Ветер

Было ещё темно, жёлтые фонари высвечивали грязные сугробы и чёрные ветви деревьев, согнувшиеся под тяжестью снега. С улицы веяло неуютностью, и вся жизнь вдруг сразу стала неуютной.

«Пора на работу». – Виктор посмотрел на часы.

– Ты что-то невесёлый нынче. – Вера поставила перед ним тарелку с яичницей.

– Вспомнилось кое-что, – буркнул он.

– А ты вспомни вчерашний спектакль. Воскреси вчерашнее чувство удовольствия.

– Легко сказать. Если бы я мог забыть обо всех служебных проблемах, то вполне возможно, что последовал бы твоему совету…

– Витя, у нас с тобой проблемы примерно одинаковые, так что кончай нудеть.

– Слушай, вас гэбэшники сейчас тоже одолевают?

– Они всегда всех одолевают.

– Я не про это… В угрозыске сильная перетряска кадров, а под это дело много всяких ярлыков вешают на милицию. – Смеляков подцепил вилкой ломтик яичницы и отправил его в рот. – Понимаешь, в МУРе сейчас происходят сильные кадровые перестановки. Пришло много чекистов. Это было бы не так плохо, если бы они не начали войну против наших ребят. Почти травлю устроили.

– Ты сейчас о чём-то конкретном? – Вера села напротив Виктора и придвинула себе чашку с чаем, неторопливо размешивая сахар.

– Да, возбудили несколько дел, обвинив сыщиков в том, что они искусственно создают обстоятельства для совершения преступлений и тем самым как бы провоцируют преступников. Понимаешь? Обвиняют, что их агенты в действительности являются наводчиками. То есть агенты указывают ворам на квартиру, а милиция лишь дожидается, когда после этого удобнее взять преступников. И теперь гэбэшники устроили в МУРе чистку, потому что менты, с их точки зрения, занимаются провокацией… Понимаешь, если исходить из того, что оперативная комбинация – это использование реально сложившихся и искусственно созданных условий и обстоятельств в реализации оперативной информации, то всегда можно, оценивая работу оперативника, найти определённую долю его вины. Слишком уж тонка грань между искусственно созданными и реально сложившимися обстоятельствами. Можно без особого труда подтасовать факты, и гэбэшни-ки именно этим сейчас и занимаются.

– Ты думаешь, это просто продолжение прежней вражды между КГБ и МВД?

– Да. Если бы они и впрямь боролись с недостатками системы, то не устраивали бы показательных процессов, не рубили бы вершки сорняков, а добирались бы до корней. Тем более что в преступлениях обвиняются одни из лучших сыщиков. Но ведь система им не позволит добраться до сути, и они это прекрасно понимают, поэтому и занимаются показухой. Я убеждён в этом…

– Убеждён? – переспросила Вера.

– Они ведь как рассуждают: если ты знаешь, что человек идёт на преступление, то должен предупредить преступление.

– Об этом говорят все каноны нашего уголовного права, – согласилась Вера. – В идеале работа правоохранительных органов должна быть направлена прежде всего на профилактику, а не на наказание за преступление.

– Вот именно, – кивнул Виктор, проглатывая последний кусок яичницы и подвигая к себе чашку. – Кстати, КГБ так в основном и работает. У них это вполне получается. Поэтому они перебросили всю схему работы госбезопасности на милицию. Но не всё так просто! Они требуют, чтобы информация агента использовалась для предотвращения преступления. А как, скажи на милость, мы можем это сделать?

Вера пожала плечами.

– Не знаю, Витя. Ты работаешь в сыске, у тебя большой уже опыт, тебе и карты в руки.

– Ты посуди сама, Верочка. Вся наша агентура – те же воры. Это не сотрудники милиции, а обыкновенные воры, которых мы завербовали, чтобы они «сливали» нам информацию. Они варятся в той среде, дышат одним воздухом со всеми остальными урками. И когда кто-то просит их дать «наколку» на квартиру, они делают это. Они подсказывают, где лучше грабануть. Они не могут отказать в этом, потому что они сами – урки и живут воровством. Они – полноценная часть воровского сообщества. Перестань они заниматься этим, – станут там никому не нужны и потеряют всякую связь с воровским миром. Для них дать «наколку» – это норма, естественное движение души, если так можно сказать. Но поскольку они работают на нас, они тут же сообщают об этом нам. И вот к этому-то чекисты как раз и прицепились. По их логике, опера не предотвратили преступление, о предстоящем совершении которого им было уже известно. И они называют обычную нашу оперативную комбинацию провокацией!

– Потому что, с их точки зрения, ваш агент является составной частью милицейского аппарата, а не частью криминального мира, – попыталась как-то объяснить Вера. – У них ведь так и есть.

– Вот только не нужно этого! Ты прекрасно всё понимаешь. Банда есть банда. Она живёт грабежами и воровством. Если мы не дадим ей обчистить одну квартиру, она нагрянет на другую. Зато, взяв их с поличным, когда у нас имеется информация от агента, мы нейтрализуем преступную группу, имея на это все основания… Да, подсовываем мы им агента. Да, он подсовывает им квартиру. Да, мы берём их на этом. Но такова наша работа… Если уж новое руководство хочет навести порядок, то пусть меняет главное, от чего страдает вся система МВД: сокрытие преступлений ради хорошей статистики…

– Витя, ты помнишь, как однажды задержанный азербайджанец обвинил тебя в том, что ты подбросил ему наркотики?

– Помню. Только при чём тут это?

– При том, что мы говорим об очень тонкой грани. В угрозыске всё зависит от конкретного человека. Один подбросит, чтобы вернуть улики, от которых преступник пытался избавиться. Другой подсунет улики и невиновному, чтобы только дело «раскрыть» и лишнюю «галочку» получить, выслуживаясь. Честный сотрудник остановится у черты, за которой начинается должностное преступление, и ни при каких обстоятельствах не переступит через неё. А если он негодяй? При раскрытии преступления на кон ставится человеческая судьба! Сделать человека преступником легко, потому что многие легко оступаются. И агент тут может сыграть решающую роль… А вот как не дать человеку оступиться?

Виктор вздохнул: «Она права. Нет предела совершенству в работе. Надо искать новые пути… Но с другой стороны – вал преступности, погоня за раскрываемостью… Всё это не даёт возможности работать тонко, продуманно, не торопясь. Как научиться видеть за сводками судьбу человека, пусть оступившегося, совершившего даже тяжкое преступление? Для этого нужно уметь понимать и прощать. А где взять силы?»

* * *

Максимов, дежуривший в оперативно-следственной группе по городу, вернулся с выезда мрачный. Войдя в кабинет и сев за стол, он принялся раздражённо выдвигать и задвигать ящики стола, но только смотрел в них, ничего не доставая оттуда.

– Алексей Петрович, что-нибудь стряслось? – поинтересовался Смеляков, переглянувшись с Веселовым.

– Да Федорчук этот, чтоб ему!.. – негромко огрызнулся Максимов. – На место преступления ему, видите ли, захотелось выехать. Любопытство заело!

– И что?

– И полное дерьмо из этого вышло.

– Да ты толком скажи, Петрович, – включился в разговор Веселов, бросив подшивать толстенное дело.

– Теперь нас в полную сбрую нарядят.

– Не понимаю.

– Портупею заставят носить и форму, когда на место преступления выезжаем.

– Что за чушь!

– Вот тебе и чушь, – усмехнулся Максимов.

– Да что случилось-то? Чего вдруг нас по полной форме заставят одеваться? Опер на месте преступления никак не может появляться в милицейской форме. Встречаться с агентурой, отрабатывать жилой сектор, работать по горячим следам… Работа должна быть оперативной, скрытной…

– Мало ли что должно быть… Федорчук спустился сегодня с опергруппой в подвал, где труп лежит. А там воды аж по щиколотку. Я тоже с ними был. Ну, местный опер хотел что-то в дальнем углу посмотреть, а добраться туда только вплавь можно. Он попытался аккуратненько, на цыпочках пробраться… Вот тут Федорчук и гаркнул на него: «Что за бардак! Чего вы там колупаетесь? Вы на место преступления выехали или на прогулку? Почему не в сапогах, мать вашу!» И пошло-поехало. Вышли мы на улицу, и он устроил всем разнос. Сказал, что уже завтра будет приказ о том, что на место преступления оперативники должны выезжать в форме и непременно в сапогах.

– И никто возражать не стал?

– Кому? Федорчуку?

– Но ведь все прекрасно понимают, что это глупость и даже больше того: опер в милицейской форме на месте преступления превращается просто в статиста. Он работать не может…

– Все всё понимают, – процедил Максимов, – но никто не хочет коленом под зад получить, пока перетряска кадров идёт. Хвосты поджали… А перед этим он уже отличился: дал команду, чтобы на место преступления выезжали руководители: от руководителей главка до начальника отделения милиции. И на любую кражу теперь съезжается человек по двадцать начальников, которым и делать-то нечего, потому что иные у них заботы и обязанности. Я как увидел эту толпу, просто ахнул!..