Припади к земле - Зот Корнилович Тоболкин

дымилась синь. Лоб пересекли рубцы раздумий.

- Ты вот коммунист, Варлам Семёнович. Но ведь и Науменко коммунист. Ты на воле, а его арестовали... Как так? Стало быть, разные у вас правды?

- Есть только одна правда, которой я буду верен до гроба, – тихо сказал Сазонов. – А он изменил...

- Не мог он изменить...

- Не ручайтесь. Мне одно письмо показывали... Чудовищное письмо. Я не верил. Но Науменко сам не отрицает этих фактов. – Сазонов, волнуясь, приподнялся. Гордей понял это по-своему: пора и честь знать.

- Куда вы? – прижал его к столу Сазонов. – Не затем столько вёрст отмахали, чтобы чайком побаловаться...

- Твоя правда, – снова присел Гордей. – Люди о Науменко знать хотят. Что им сказать?

- Скажите, что разберёмся.

- Жалко мужика! Привыкли к нему. С другими трудно свыкаться будет.

- Другим будете вы...

- Уволь. Я в председатели не пойду. Грамоты мало. Да и не по мне это. Подыщи другого.

- Колхозники вам верят?

- Не спрашивал.

- Верят, я знаю. Вот вам и карты в руки.

- Нет, я на это несогласный!

- Боитесь?

- А как же! Тут не об одном себе думать надо – обо всех! Всем и не угодишь, хоть того лучше будь...

- И не надо угождать. И сомнения ваши я понимаю. Давайте вместе одолевать их. Сейчас немало найдётся таких, которые забоятся, побегут. А мы назло всем выстоим! Мне ведь тоже боязно. Раньше сельсовет был, теперь – район. На других – область, государство... Что ж, всем в кусты? Нет, не к лицу нам это, Гордей Максимыч! Так что оставайтесь на своём месте. Будете мне великой поддержкой, другом будете. Согласны?

- Обошёл ты меня! – усмехнулся Гордей, а внутри защемило: «Сам себя захомутал...». Но говорить об этом не стал: Сазонов и без того чем-то озабочен. – Ну, бывай к нам! Отдохнёшь маленько, а то посерел весь, съёжился... Как после хворости. Вместе с женой приезжай.

- Непременно. И даже сегодня. Но без жены. Вас утвердить надо.

- Это не к спеху.

- Подождите меня. На машине уедем.

- У меня лошадь.

- Тогда поезжайте. Я вас догоню.

К Земляному Гордей ехал не спеша, думая о разговоре с Сазоновым, и приехал почти одновременно с ним.

Глава 41

Собрание состоялось после обеда.

Густая тягучая жара поднималась волнами. Стрекозы прозрачными крыльями-ножницами стригли горячий воздух. Муравьи спешно закупоривали свои жилища.

Надвигалась гроза.

- Поторапливаться надо, – сказал Евтропий, с тревогой поглядывая на небо, вот-вот готовое сморщиться облаками. – Сено не домётано.

- Тогда начнём, – поднялся Сазонов. – Вопрос один, товарищи. Надо утвердить Ямина председателем. У кого есть другие предложения?

- Какие могут быть предложения, Алёха! – развёл руками Дугин. – Он и так фактически председатель. Науменко для фасону числился.

- Чем он не угодил тебе? – Афанасея бросила на него угрюмый, подозрительный взгляд.

- Мне что? Я человек маленький. По мне хоть Ямин, хоть Науменко, – увёл Дугин хитрущие глаза.

- Не соглашайся, Гордей! – шепнул Коркин.

- Сазонов просит. Отказаться неловко.

- Покаешься. Тяжёлые времена настают!

- Раз обещал – отступа нет. Ему тоже нелегко.

- Хватит тянучки! – крикнул Евтропий, поняв бесплодность своих увещеваний. – Погодушка торопит.

- Других предложений нет?

- Ямина знаем, – сказал Панкратов, – насквозь видный.

- Тогда голосуйте.

- Токо без меня, – заупрямился Евтропий, увидев густо поднятые руки. – Я воздерживаюсь...

- Почему? – удивился Сазонов.

- Воздерживаюсь, и всё.

- Ну что ж, при одном воздержавшемся председателем избран Ямин. Теперь выберите ему заместителя.

- Дугина, – предложил Панкратов. – Мужик грамотный.

- Не возражаю. А вы, Гордей Максимыч?

- Как народ, так и я...

- Голосуйте.

- О Науменко ничего не известно? – спросил учитель, когда собрание закончилось.

- Пока ничего. Будет известно – сообщу.

- Я уезжать надумал.

- Куда? – не слишком удивился Сазонов.

- Сам не знаю. Отпустите?

- Уезжайте, чёрт с вами! Покоя захотели! Не будет покоя! Нет его на земле...

Понуро расходились колхозники, тихо переговаривались между собой.

- Опутали тебя по рукам и по ногам, – Евтропий сочувственно поглядывал на Гордея. – Я против голосовал, а что толку.

- Пошли, что ли? – буркнул Гордей, вскидывая на плечо связку граблей и вил. За ними плёлся Ворон, с трудом передвигая путающиеся в визиле ноги.

- Гроза идёт, – бормотал он. – Шибкая гроза!..

Над головами собирались тучи. Из-за леса наплывали громадные рваные облака. Они крутились, клокотали, сталкивались, отбрасывали друг друга.

Люди лихорадочно спешили. Кое-как прибрав сено, побежали в станам. А потные тела уже просекал косой сумасшедший дождь, ударивший вслед за налетевшим вихрем.

Грозно молчавшие небеса взроптали, взбурлили, опрокинув вниз прорву воды.

Свет молний, таившихся за толщей непроницаемых облачных наслоений, пока ещё не достигал земли. Мокрые и оробевшие люди спрятались в хлипких, ничтожных перед мощью природы балаганах.

- Успели всё-таки! – отжимая насквозь промокшую рубаху, говорил Евтропий.

Сквозь шум дождя и раскаты грома прорвался приглушённый рокот трактора.

- С ума сошли! В грозу на тракторе – это разве дело?

- Сами понимать должны – не маленькие, – проворчал Гордей, но немного погодя накинул дождевик и пошёл за трактористами.

Отдалённый глухой гром приближался.

Ближе. Ближе. Ещё ближе!!

Рраз! – верескнула молния, вполнеба раскинув ослепительно пылающийся хвост. Ворон приник в углу балагана, укрылся пологом и немеющим языком лопотал молитву. У входа сидел Логин, впитывая грозовой озонистый воздух.

- Оглох, что ли? – безуспешно зазывал его Евтропий. Логин не шевелился.

Вскоре появился Гордей. За его спиной – клочкастые, точно вымокшие щенки, трактористы.