Моя исповедь. Невероятная история рок-легенды из Judas Priest - Роб Хэлфорд

Мы – британская хеви-метал-группа. А ничего, что у нас янки в составе? Получится ли с ним что-нибудь? К счастью, мы быстро одумались. В музыкальном плане Скотт подходил идеально. А цвет паспорта не имел значения.

Мы сочинили Painkiller в Studio Miraval на юге Франции в начале 1990 года. Выпустив с Томом «Полковником» Алломом шесть студийных альбомов и два концертных, мы решили нанять в качестве сопродюсера Криса Цангаридеса.

Дело было не в Томе. Мы знали, какого хотим добиться звучания, и были нацелены продюсировать самостоятельно. Крис был нашим звукоинженером на альбоме Sad Wings of Destiny и с тех пор успел поработать с Thin Lizzy, Magnum, Гэри Муром… и Самантой Фокс. Ну, все мы не без греха.

Студия Miraval располагалась в живописной деревушке и находилась так же далеко, как Puk (потрясенный Скотт эту студию прозвал Лагерем Смерти 2). Там даже телика не было. И хорошо. Ничто не отвлекало от работы.

Это было новое десятилетие, и музыкальный мир менялся. В Сиэтле появилось целое поколение, жанр рока – назывался он гранж. Яркими представителями считались Nirvana, Pearl Jam и Alice in Chains. Металл вступал в новый цикл.

И мы почувствовали, что это будет важный и поворотный момент для Judas Priest. Поэтому стремились создать самый сильный, мощный и агрессивный альбом в карьере. Мы считали, что от этой пластинки будет зависеть будущее группы.

Приступая к студийным сессиям, мы придерживались жесткой дисциплины и поставленной цели… И это сработало. Титаническая игра Скотта на барабанах вернула нам жизненные силы, все компоненты встали на свои места, и я по-прежнему считаю Painkiller нашим Sgt Pepper[96]. Это наша музыкальная вершина, которую все берут за ориентир.

Painkiller был безжалостным. За исключением симфоничной «Touch of Evil», он не давал продохнуть с первой до последней песни. Это был особенный альбом, и мы знали, что должны выпустить такую пластинку Мы стремились сделать музыку такой же бескомпромиссной, как и брутальный текст заглавной песни:

Быстрее, чем лазерный выстрел,громче, чем взрыв атомной бомбыЗакованный в кипящий хромированный металл,ярче тысячи солнц.

Мы остались довольны. Из Miraval мы переехали в Амстердам, где добили пластинку и свели. Я привез Джоша с собой… И купил квартиру.

Меня всегда привлекал Амстердам и нравилось, насколько там все приземленные и открытые. Там действительно непринужденная расслабляющая атмосфера… И больше всего, чего уж греха таить, мне нравится, что Амстердам – рассадник геев. Поэтому я купил себе небольшую квартиру рядом с художественным музеем, и мы с Джошем зависали там несколько недель. Замечательно провели лето… Но развлечение закончилось за день до того, как мы вернулись в Финикс.

Я Джошу не изменял – большую часть времени. Не изменять в мире геев – не так, как у натуралов: геи любят покутить, но мы обычно говорим, если завели интрижку на стороне. Иногда можно устроить старый добрый тройничок! Но мы с Джошем так не делали.

Я был счастлив с ним, но за день до отъезда из Амстердама мне приспичило. В десяти минутах от квартиры находился гей-клуб. «Знакомства у Дрейка». Там не только продавалась порнушка, хлысты и шлем-маски, но были комнаты для утех и кабинки со «славными дырочками».

Аппетиты росли. Надо было туда пойти. Немедленно!

«Пойду-ка я… пройдусь», – сказал я Джошу.

У каждого в Амстердаме есть велосипед, и я сел на свой и бешено покрутил педали к «Дрейку». Я был в «Мартинсах», синем бомбере[97], вязаной шапке и невероятно узких джинсах, в которые еле влез. Надо же было показать, что выпирает хозяйство.

Амстердам известен своими секс-шопами, велосипедами и трамваями… И я собирался объединить все три. Я так хотел попасть в этот клуб, что даже не смотрел, куда еду, и переднее колесо застряло в трамвайных путях. Я перелетел через руль.

О, черт! Я медленно летел по теплому вечернему воздуху. Отчетливо помню, как подумал: «Ничем хорошим это не закончится!» И не закончилось. Пытаясь не упасть, я выставил правую руку, с громким стуком рухнул на асфальт и вывихнул локоть.

ХРЯСЬ! Я услышал, как вылетела кость. Боль была невыносимая. Я думал, грохнусь в обморок. Хотелось потерять сознание, чтобы не мучиться от боли. Сбежались прохожие и встали надо мной, пытаясь успокоить. Они видели, что я в агонии, и вызвали скорую, которая тут же приехала.

Меня загрузили в скорую, и я корчился от боли – едва мог слово сказать. «Я дам вам газовоздушную трубку», – сказал врач скорой помощи, заметив, что мне некомфортно, и передал трубку и маску. Я поднес ее к лицу и жадно вдохнул.

ВУУУХ! Четыре года я уже не пил, и после первого же вдоха анестетика меня конкретно накрыло. Это был кайф! «Боже, как же мне этого не хватало! – подумал я. – Когда приду в себя, снова начну бухать и нюхать… А может, чего и потяжелее попробую…»

Врач аккуратно снял с меня куртку. Я посмотрел на локоть и охренел, видя, как кость выпирает через кожу. Но меня так накрыло, что было плевать. Мы приехали в больницу, меня положили на койку, пришел врач и осмотрел меня.

Сделал укол, сел на кровать и начал болтать со мной. Я наслаждался приятным разговором… И вдруг он без предупреждения схватил меня за руку и резко дернул. Было ощущение, что он пытался ее оторвать, но вместо этого вправил мне локоть. Это было мастерски.

На следующий день мы с Джошем прилетели в Финикс, на руке был легкий гипс. Несколько недель она болела, и дома надо было надевать гипс на всю руку. И вот – пытался изменить Джошу, хотел, чтобы мне кто-нибудь быстренько передернул! Как сказал однажды Леннон, меня настигла мгновенная карма.

В Америке нас ждали очень плохие новости. Painkiller был готов, лежал на полке и собирался выстрелить… Но вдруг альбом, которым мы так гордились и который нам не терпелось выпустить, был отложен. Последующий тур в его поддержку тоже был отложен. На самом деле вся наша карьера в одночасье приостановилась.

То, что казалось настолько нелепым и курьезным и вряд ли могло произойти… Произошло.

Judas Priest вызвали в суд.

17. А судьи кто?

Джеймс Вэнс и Реймон Белнап – два паренька из городка Спаркс, штат Невада. Вэнсу было двадцать, Белнапу – всего восемнадцать. Весь день 23 декабря 1985 года они провели в комнате Белнапа, пили, курили и слушали наш альбом Stained Class, после чего заключили пакт о самоубийстве.

Они взяли на детскую площадку обрез и попытались себя убить Белнап выстрелил себе в голову и моментально скончался. Вэнс смог отстрелить себе только нижнюю часть лица и выжил, безобразно себя покалечив.

История чудовищная – но то, что было дальше, вообще не укладывается