Настоящая принцесса и Наследство Колдуна - Александра Егорушкина

Куда она направляется? Филин навострил слух. Как ни странно, птичье обличье не мешало соображать. Наверно, стараниями Маргариты чары замка ослабли.

Сначала Филину показалось, будто Амалия ищет Марго. Но нет, она не пыталась отыскать в этом гигантском черном корабле рубку. Она спешила в недра замка, туда, откуда доносилось мерное гулкое «бумм, бумм». Сердце Черного замка, вспомнил Филин. Лиза кричала, что если остановить сердце… и не успела договорить, но ведь и так понятно, что тогда случится.

…За все годы унизительного рабства у Мутабора Амалия ни разу не бывала в Черном замке, но он почему-то признал ее — то ли как давнюю помощницу, то ли как возможную наследницу, некогда отмеченную хозяином. Во всяком случае, он с готовностью указывал ей путь — распахивал двери и поднимал решетки, мутным серым свечением озарял нужные галереи, втягивал в стены острые прутья ловушек, расставленных на кого-то другого, и все громче и призывнее отбивал такт своим железным сердцем.

Однако только на пороге тронного зала Амалия увидела, что именно было сердцем Черного замка.

Сводчатый потолок зала терялся во мгле высоко-высоко у нее над головой. Далеко впереди, у стены, высился трон, мерцающий антрацитовым блеском. А в трех шагах от трона в воздухе перед ним с головокружительной скоростью ходил из стороны в сторону железный маятник и гулко твердил свое «бумм, бумм». Это биение и разносилось по всему замку. Но здесь, в тронном зале, было к тому же отчетливо слышно, что маятник со свистом рассекает неподвижный воздух. Свист воздуха складывался в однообразную, но невыносимо тоскливую мелодию, от которой хотелось зажать уши и упасть ничком.

Маятник заканчивался изогнутым лезвием, отточенным острее всякой косы — оно так и сверкало в воздухе.

Увидел его и Филин, который, шумя крыльями, вылетел на галерею, что опоясывала тронный зал. Он тоже ни разу не бывал в замке, но сразу понял, что задумала Амалия.

Чтобы воссесть на трон, нужно миновать маятник. Обогнуть его или поднырнуть немыслимо, для этого нужно нечеловеческое проворство. А заденет тебя это лезвие — рассечет до кости, если вообще останешься жив. Наверно, Мутабор устроил эту ловушку для тех дерзких смельчаков, кому удастся преодолеть остальные капканы замка.

Но Амалия и не собирается занять трон! Ведь замок все равно ей не подчинится, его мозгом завладела Маргарита.

Амалия задумала совсем другое.

Остановить маятник своим телом, пожертвовать собой и тем искупить свою вину!

Филин забил крыльями, заухал, пытаясь помешать Амалии или хотя бы отвлечь, и тут же ощутил, что воздух превращается в клейкий кисель.

Но маятник мелькал все так же мерно, не замедляя своего зловещего свистящего хода, и все так же бухало сердце Черного замка.

Амалия тоже почувствовала, что движется, как под водой, нет, хуже — в вязкой болотной трясине, которая затягивает с каждым шагом. Замок разгадал ее намерения, учуял врага и озлобленно оборонялся. Она оглянулась. Филин безнадежно завис в воздухе — тронуться с места не получалось, он точно пытался лететь против урагана, и в отчаянии превратился обратно в человека, чтобы сберечь силы.

— Наконец-то я вас нашел! — откуда-то слева, из боковой двери, в тронный зал вбежал старший Конрад — он ринулся было за Амалией, но, едва перешагнув порог, тоже увяз в густом воздухе.

Увиденное он истолковал неверно.

— Новая каверза! Да она решила взойти на трон и забрать замок! — Конрад в ярости загребал воздух руками. — Филин! Остановите ее!

Амалия даже не оглянулась.

— А впрочем… — Конрад вдруг победоносно расхохотался и гулко провозгласил, — я кое-что придумал! На трон взойду я, и тогда замок наш! Филин, вы мне только скажите, как его потом уничтожить — не стесняйтесь, командуйте, что делать, я в полном вашем распоряжении!

— Дурак! — задыхаясь, яростно рявкнул Филин, но слова заглохли в густом воздухе. Конрад его не слышал. Он нацелился просто обогнуть маятник и возомнил, будто замок ему подчинится. Но ведь неизвестно, пощадит ли замок самозванца-дракона или, наоборот, решит, что это самый подходящий хозяин…

Филину показалось, что время вот-вот замрет.

Теперь все трое продвигались к маятнику с разных сторон: Амалия по прямой, Конрад заходил с левого бока, а Филин упорно пытался пройти по галерее справа.

У Конрада с его драконьей выносливостью получалось быстрее остальных, хотя по лбу у него от усилий катился пот.

— Не знаю… какой ценой… мне дастся это свершение, — тяжело дыша, проникновенно говорил на ходу Конрад. — Может быть, я и погибну. Победа нередко… достается дорого. На всякий случай прощайте! — он махнул Филину рукой. — Да, вот еще. Передайте королевскому семейству… мои извинения и… позаботьтесь о моем.

Филин осмотрелся. Должны же здесь быть лестницы с этой треклятой галереи вниз!

Лестницы были. Они шли по спирали, обвивая каждую гигантскую колонну, — сотни и сотни ступенек. Пока спустишься, век пройдет. Амалия и Конрад внизу казались отсюда, с галереи, шахматными фигурками на бескрайней доске.

Не успеть.

Конрад улучил миг и со своей нечеловечьей ловкостью обогнул маятник. Вот он уже на первой ступеньке к трону.

Филин внезапно ощутил, что воздух стал податливее и дышится легче.

— Аль! — грозно крикнул волшебник с галереи. — Стоять!

Амалия подняла голову — и как раз успела увидеть, как Филин перемахивает через перила и бросается вниз.

С высоты многоэтажного дома.

На каменные плиты.

Амалия вскрикнула и закрыла лицо руками.

Огромная птица перелетела зал, случайно задев маятник крылом, и сшибла Амалию с ног.

Острие маятника срезало Филину несколько маховых перьев.

Маятник остановился.

Острое лезвие с отвратительным скрежетом проехалось по полу и оставило на каменных плитах глубокую борозду.

Конрад, который, печатая шаг, восходил по ступенькам к трону, растерянно оглянулся на скрежет.

Монотонный, выматывающий душу свист воздуха и «бумм-бумм» — все это стихло.

Филин превратился в человека и рывком поставил Амалию на ноги. Он даже не заметил пореза на предплечье и клока, вырванного из рукава свитера — там, где маятник задел птичье крыло.

— Аль, ты совсем с ума сошла? — Филин прижал Амалию к себе, чтобы она больше никуда не убежала. Та не сопротивлялась.

А Конрад вдруг охнул и неловко сел на верхнюю ступеньку перед троном. Почему-то ломило грудь. И поясницу. И ноги. Ощущения были совершенно непривычные. «Жив. Но как-то не так, как раньше… Слабею с каждым мигом… — удивленно подумал он. Мысли в голове ворочались с трудом. — Неужели замок чем-то покарал меня за дерзость? И как Филину удалось остановить смертоносный маятник взмахом крыла? Поистине чудо!»

— Я хотела умереть, — прошептала Амалия и вдруг вскинулась как ужаленная.

В тишине что-то натужно скрипнуло. Маятник, косо повисший в воздухе, на глазах порыжел от ржавчины. Борозда, которую он прочертил по камню, превратилась в зигзагообразную трещину. Под потолком тоже затрещало.

— Глаукс, как ты это сделал?

— А разве это я? И сам не заметил — к тебе спешил, — растерянно ответил Филин.

— Что за шум? — Амалия обернулась на трон.

Увидев там ошеломленного Конрада, она дернулась, но волшебник на всякий случай хватку не ослабил. Тогда Амалия пронзительно крикнула самозванцу:

— Слезайте скорее! — и ткнула в потолок.

Конрад задрал голову, охнул и, утратив всякую величественность, скатился с подножия трона, как пойманный с поличным кот — со стола, где лежит мясо.

На мгновение стало темно, точно после ярчайшей вспышки молнии. Затем по всему замку, сотрясая стены, прокатился гром, и странный пляшущий свет озарил тронный зал.

Под потолком, как пойманная в ловушку, заметалась, то стихая, то возобновляясь, сбивчивая, но все еще отчетливая мелодия, которая выскользнула откуда-то из закоулков замка, зловещая и прекрасная музыка — последнее, что оставалось от Притценау, от Мутабора, от Изморина и что умирало вместе с его замком, убежищем доппельгангера, его опустевшим коконом.

Мелодия взвихрилась и оборвалась предсмертным стоном.

Амалия обмякла в руках у Филина, словно тряпичная кукла.

Своды над троном мучительно выгнулись, будто живые, будто судорогой сведенные. Угрожающе хрустнула какая-то балка. Одна из колонн раскололась и упала, другие подрагивали и крошились. Трещина в черных плитах пола сказала «крак» и превратилась в расселину, и оттуда с шипением повалил раскаленный пар.

Вот эту-то картину и увидели Лиза с Инго, вбежавшие в ярко освещенное круглое помещение, — увидели на одном-единственном из всех экранов, еще мерцавшем над многоярусной клавиатурой. Подле клавиатуры, на пюпитре, поблескивала россыпь колечек и браслетов, а черное кресло, похожее на причудливую кляксу, опрокинутое, валялось на полу.