Безумные дамочки - Джойс Элберт

— Правда? А в одежде я выгляжу плоской?

— Нет, не очень… — У него был смущенный вид. — Симона как-то сказала, что ты носишь специальные лифчики.

— Что еще она говорила?

Анита была вне себя, но ей было приятно, что Роберт в ней не разочаровался. Она раз и навсегда убедилась, что ежедневные упражнения для груди помогают, и решила делать их в пять раз больше, чем прежде. Завтра же позвонит Симоне и выскажет все, что думает.

Рок-группа запела по радио: Где мне найти слова, чтобы сказать, что я больше не люблю тебя.

Если бы ты был Джеком Бейли, то не задавал бы таких вопросов, не спрашивал, где искать нужные слова. Оставляешь грубую записку в пакете с салатом и улетаешь. Предана, предана, думала Анита. Куда исчезло у всех чувство ответственности?

Затем вспомнила окончательный вывод Симоны о том, что у Роберта есть чувство ответственности, и Анита чувствовала, что в этом есть доля правды, она ощутила, что, отправившись с ней в постель, он принял на себя определенные моральные обязательства. Роберт не бросил бы женщину так, как это сделал Джек Бейли. Он мог избавиться от нее (как избавился от Симоны), но делает это совершенно иначе. Когда Симона вернулась на Пятьдесят седьмую улицу, Роберт однажды зашел к ней и починил душ. Анита представляла себе, что было бы, если бы она попросила Джека Бейли что-то отремонтировать.

«На кого я похож? — спросил бы он. — На слесаря?»

И снова из-за мысли о гранитном равнодушии Джека на глаза навернулись слезы. Несколько добрых слов с его стороны перевернули бы мир. И все-таки он просто не способен произнести их или настолько бесчувствен, что не понимает, что их нужно произнести? Как можно любить такого человека, спрашивала Анита себя. Или она такая мазохистка? Ответ терялся в дебрях противоречивых чувств.

Они с Робертом перед сном еще раз занялись любовью, и последней мыслью перед тем, как смежить веки, было сравнение: у Роберта длиннее, чем у Джека, но у Джека толще. Затем она обняла его, поцеловала в плечо и быстро заснула тревожным сном усталого человека.

В середине ночи ей приснился Джек, его самолет в языках пламени падал в Атлантический океан, спасательные плоты и горящие обломки рухнули в воду, пассажиры в панике выпрыгивали из аварийных люков, а посреди этого кошмара капитан Бейли оставался на своем посту, сохраняя ледяное спокойствие, как будто никакой катастрофы не было.

Ближе к утру Роберт проснулся и начал заниматься с ней любовью, и все как-то перепуталось: руки Роберта на ней и руки Джека на штурвале. Они сплелись в ее сознании, и она поняла, что не надо было идти в постель с Робертом от отчаяния, потому что физическое удовлетворение мало значит, если нет эмоционального удовольствия. Анита знала это по опыту. Ей следовало помнить, что когда ты любишь мужчину, то привносишь в постель радостное чувство, которое само по себе уже служит наградой. Важно не то, что мужчина делает в постели, а то, как ты его воспринимаешь до того, как он начал действовать, в этом вся суть. И хотя Роберт был страстным и нежным любовником, объективно говоря, лучшим любовником, чем Джек, она любила именно Джека, Джека, которого хотела в ту самую минуту, когда тело Роберта тесно прижималось к ней.

Анита позвонила Симоне на следующий день и сказала:

— У тебя не рот, а помойка. Я тебе ничего больше не буду рассказывать.

— О чем ты говоришь?

— Вчера я переспала с Робертом, твоим Робертом, и он сказал, что ты говорила о моих набивных лифчиках. И он, кажется, знает, что я пользуюсь колпачками, я понять не могу, откуда, если только не от тебя.

— Ты переспала с Робертом? — выдохнула Симона. — Как ты могла это сделать?

— А почему нет? У вас же все кончено. У тебя мистер Сталь и его цепи.

— Стейси не имеет отношения к Роберту! — негодовала Симона.

— Надеюсь, нет.

— Не сволочись.

— Слушай, — в гневе сказала Анита, — я позвонила, чтобы сказать все. Нечего катить на меня бочку.

— Неужели? А я качу, мисс Норформс. И если тебе интересно знать, то я рассказала Роберту и о свечах.

— Де Голль — засранец, — сказала Анита.

— А в Германии неофашисты, — ответила Симона.

— Сука.

— Паскуда.

Обе бросили трубки в уверенности, что последнее слово осталось за ней. Затем они занялись повседневными делами, и каждая ждала встречи со своим мужчиной в этот вечер. Симона встречалась со Стейси, чтобы поужинать в «Русском чайном доме», а потом они хотели опробовать новые тяжелые цепи, которые он купил. Анита играла роль хозяйки у Роберта, который пригласил к себе сотрудников Детского центра на ежегодную вечеринку.

Через три дня Анита проснулась в Париже и нашла у себя вшей. Сначала она не поверила глазам. Такое не может случиться с красивой, чистоплотной, безукоризненной, уважаемой девушкой, которая принимает душ дважды в день, но факт был налицо. У нее истерически заметались мысли, когда она поймала одну мерзкую тварь и рассмотрела ее под лампой. Крошечное насекомое, очень похожее на миниатюрного краба, было перед ее глазами во всей своей гадкой красе.

Следующая ужасная мысль была о том, сколько же его собратьев ползает по ее лобку в эту секунду. Она закурила, испытывая жгучее желание заорать изо всей мочи. Сначала, пока не поняла, что заполучила, Анита решила, что у нее такой же зуд и чесотка, как у Симоны, но интуиция подсказывала, что они с Симоной настолько разные, что у них не может быть одинаковой болезни, разве что разразится всемирная эпидемия чумы.

Анита знала, что бы с ней ни случилось, это будет отражением ее личности, точно так же как зуд из-за забытого тампона отражал личность Симоны. Когда поймала и изучила вошь, то вспомнила, что родилась под знаком Рака, символом которого был краб, и задумалась: может, ее постиг ужасный удар со стороны звезд? Немного утешало, что в ее несчастье виноваты звезды и все было предопределено заранее.

— Не надо паниковать, — сказала она себе, так громко взвизгнув, что прибежала горничная.

— В чем дело, мадемуазель? Есть проблемы?

— Ни в чем. — Анита нервно затягивалась сигаретой. — Извините.

— Глупые американки, — бормотала горничная по-французски, выходя из комнаты и покачивая головой.

Анита сломала сигарету, закурила другую и позвонила Роберту в Нью-Йорк, молясь, чтобы он был дома. К счастью, надежда сбылась.

— Ты заразил меня вшами, — сказала она, почесываясь и затягиваясь. — Должна сказать, что нельзя так поступать с людьми. Даже с худшим врагом.

— Вши! — простонал он. — Нет! Беверли!

Анита не сразу поняла его слова.

— Ты от нее заразился?

— Я не знал, пока ты не сказала, но в последние дни у меня очень чешется.

— Я не знала, что ты встречаешься с Беверли. Ты же говорил, что у вас все кончено, так как же ты мог заразиться от нее?

Голос у Роберта был очень смущенным.

— Я не собираюсь с ней встречаться, но недавно мы с ней виделись.

— Как давно?

— Примерно неделю назад.

Она почувствовала себя жестоко обманутой.

— Ты хочешь сказать, что спал с нами обеими в это время, скотина?

— Не закипай, — нервно сказал он. — Только два раза. И я сказал Бев, что это наша последняя ночь.

— Последняя ночь?! — закричала Анита, яростно расчесываясь. — Последняя ночь?! Ты хочешь сказать, что стоило мне ступить за порог, как ты прыгал в постель с этой гнусной шлюхой?

— Нет смысла впадать в истерику. Я не собираюсь больше встречаться с Беверли.

— Я тебе не верю. Ты лжешь. Ты ее любишь.

— Я ее не люблю, но, даже если бы это было и так, кто ты такая, чтобы говорить в подобном тоне? Ты любишь этого молчаливого придурка, который живет этажом ниже.

— Он не придурок, — сказала Анита, подумав, что Роберт, в общем-то, прав. — Это действительно глупый разговор, потому что главное — как избавиться от этой пакости. Ты знаешь, как лечиться?

— Купи в аптеке бутылку «Камфофеника» и протри лобок. Все сразу исчезнет.

— «Камфофеник»? Я пользуюсь им от лихорадки.

— А теперь используй против лобковых вшей.

— Они так называются? — Она вспомнила о его медицинских справочниках. — Кажется, ты специалист по этому вопросу. У тебя они раньше были?

— Когда я был в Корее, и, к счастью, мой сержант рассказал мне о «Камфофенике». Сейчас он стоматолог.

Анита не могла понять, при чем здесь стоматолог.

— Когда мы поехали в отпуск в Японию, — продолжал Роберт, — я ходил по борделям, а он делал себе татуировку. Сержант сказал, что за два бакса хочет что-то настоящее. Он вытатуировал слово «Мать» и с тех пор пытается избавиться от него.

У Аниты задрожали колени, когда снова вспомнила, что по ее самой интимной части тела ползают отвратительные насекомые.