Тень Торквемады - Виталий Гладкий

Фернан Пинто проследил взглядом за указующим перстом мужика и действительно увидел царя в окружении немногочисленных приближенных. Был среди них и Федька Басманов. Фидалго начал проталкиваться через толпу поближе к Иоанну Васильевичу — может, заметит. Просто подойти и выпросить у великого князя аудиенцию он не мог. И не потому, что боялся. Плод должен созреть. И потом, ему нужен не краткий, ни к чему не обязывающий разговор, а долгая, обстоятельная беседа.

Крючок с наживкой Пинто уже забросил. Он знал, что царь московитов очень любопытен, весьма грамотен и начитан. Его интересовало все, что творится в мире. И Фернан Пинто начал рассказывать знакомым боярам (в тесной Слободе испанцы очень быстро перезнакомились со всем царским двором) о своих похождениях. Рассказчик он был великолепный, зимние вечера были длинными и скучными, и на посиделки к гишпанцам теперь стремилось много царевых слуг. Тем более что гишпанцы всегда выставляли вино и угощенье. Дело оставалось за малым — чтобы какой-нибудь наушник доложил царю, о чем говорят на дружеских сборищах, которые устраивал Фернан Пинто. А что так оно и будет, фидалго совершенно не сомневался. Вот только клюнет ли великий князь на хитроумную наживку?

Человек на колокольне, дождавшись сильного порыва ветра, как-то нелепо подпрыгнул, словно пытаясь таким образом набрать высоту, быстро-быстро замахал крыльями… и полетел! Это было невероятно. У Фернана Пинто глаза полезли на лоб. А смерд Никитка все летел и летел и не думал падать. Наверное, ему помогала в этом сама нечистая сила, потому что вдруг подул такой сильный ветер, что у многих зевак сдул шапки. Вскоре Никитка исчез за стенами, а затем спустя какое-то время дозорные стрельцы, наблюдавшие за полетом смерда с колокольни, закричали:

— В сугроб упал! На берегу речки!

— Разбился?! — спрашивали снизу.

— Живой! Встал… крылья поломанные собирает.

— Ах ты, мать честная!.. — вскричал кто-то в толпе. — Вишь оно как!

— Да-а… Чудеса… — гудела толпа. — Аки пресветлый ангел взлетел…

Великий князь, услышав, что говорят, нахмурился.

— Таких чудес нам не надобно! — резко сказал он, да так, что все услышали. — Человек не птица — крыльев не имеет, а коли кто выдумку бесовскую к рукам приставит и противу естества творит, то за сие содружество с нечистой силой отрубить выдумщику голову. Тело бросить свиньям на съеденье, а выдумку после священной литургии огнем сжечь!

В толпе воцарилось мертвое молчание. Царь окинул всех хищным орлиным взором, благо стоял на возвышении, и, заметив Фернана Пинто, что-то сказал Федьке Басманову. Тот с пониманием кивнул, и царская процессия двинулась дальше. А Басманов поспешил к фидалго.

— Государь наш, Иоанн Васильевич, приглашает тебя вечером в свои покои. Будь готов, боярин, я пришлю за тобой человечка, — молвил Басманов, слегка кивнул, изобразив поклон, и побежал догонять царя и бояр.

Вот оно! Свершилось! Несмотря на морозный ветер, который заползал под одежду и напрочь вышибал оттуда тепло, фидалго бросило в жар. Он хотел вернуться в свою комнату, чтобы немедленно поделиться столь приятной и желанной новостью с Антонио де Фариа, но сумел взять себя в руки и пошел дальше по слободе, чтобы собраться с мыслями. И потом, бывший пират, конечно, ему друг, но никто не даст гарантию, что тарелки весов, на которых лежит их дружба и служение Антонио де Фариа святой инквизиции, не могут дать крен в сторону его преосвященства дона Фернандо Вальдеса.

Конечно, то, что задумал Диего Лайнес, ни в коей мере не противоречило задаче и целям инквизиции, скорее наоборот — только способствовало, но Фернану Пинто было слишком хорошо известно о соперничестве этих двух великих людей, и кто знает, как посмотрит дон Фернандо Вальдес на «самовольство» его посланников. Ведь задача у миссии совсем другая…

Александровская слобода была настоящей крепостью. Укрепленная высоким валом, глубоким рвом и дубовыми стенами, она могла выдержать длительную осаду. Фернан Пинто не заметил в Слободе большого количества воинов, они стояли на постое в окрестных деревеньках и посадах. А в самой крепости находились в основном бояре и их слуги, царские приказы, немного стрелецкой стражи и сотни две конных дворян. Но днем Слобода напоминала муравейник, так много саней направлялось к ней со всех сторон. Холопы везли съестные припасы — муку, крупу, мясо; смерды — сено и овес для лошадей, дрова; купцы — разные вина, соленую рыбу и заморские деликатесы; ремесленники — оружие и доспехи, зелье для огненного боя; портные — одежду для войска; сапожники — обувь…

И в самой Слободе народ трудился не покладая рук. Здесь были кузница, чтобы ковать лошадей, мастерская для починки оружия, каморка шорника — вдруг понадобится срочно обновить узду или седло, большая поварня — для простого люда и стрельцов, малая поварня — царская; конюшни, где обретался вместе с конюхами старый опытный коновал, палаты, которые занимали иноземные лекари. Наконец, в Слободу переехала и часть Охотничьего приказа с огромными сторожевыми меделянами.

Фернан Пинто шел и любовался строениями Александровской слободы. Он никогда не думал прежде, что в этой варварской, заледеневшей стране могут быть такие чудеса. Чего стоил лишь один монументальный и торжественный Троицкий собор — дворцовый храм Александровской слободы. Здание имело форму куба и необычную толщину стен — не менее семи футов. В них были прорезаны узкие окна, и фидалго совершенно не сомневался, что собор может длительное время выдержать любую осаду. Сочетание яркости красного кирпича, из которого был выстроен собор, и белого камня в отделке придавали собору особую стройность и торжественность. А украшавшая его утонченная фряжская резьба — три орнаментальных пояса в верхней части фасадов и на барабане под главой — могла составить честь любому испанскому храму. Не менее богатым и пышным было и внутреннее убранство дворцового храма. Его стены украшала великолепная роспись, посвященная Богоматери. Как рассказали Фернану Пинто, собор строил сам Алевиз Новый, великий фряжский мастер.

А были еще царские палаты с трапезной для «малых приемов», богатому убранству которых могло позавидовать даже любимое творение короля Филиппа II — дворец Эскорил, строительство которого уже съело кучу денег. Но больше всего испанцев поразили подвалы дворцов Александровской слободы. Они не только уходили глубоко вниз, но поднимались кверху высокими и мощными белокаменными сводами и имели красивой формы окна, выходящие наружу.

Ниже подвалов существовали еще и мрачные подземелья с коридорами, куда ходу иностранцам не было. Там находились пыточная и тюремные казематы. О них рассказал Митька Бобер, который поневоле попал вместе с испанцами в Александровскую слободу. Фернан Пинто представил его как слугу; он не мог оставить его в Москве, боялся, что Митьку могут убить тамплиеры — ведь они знали его в лицо. А то, что охота на Бобра продолжится, он совершенно не сомневался.