Абсолют в моём сердце - Виктория Валентиновна Мальцева

лежу, разглядывая тонкие зелёные нити травы и ярко-жёлтую головку одуванчика прямо перед своим носом. Спустя небольшое время чувствую протяжный вздох за своей спиной.

– Не спишь? – спрашиваю.

– Нет… – отвечает.

– Давно?

– Около часа.

– Чего не встаёшь?

– Боюсь тебя разбудить…

Его рука мягко, будто неуверенно, покидает мой живот, я слышу жужжание раскрывающейся молнии и тихо прощаюсь со своим чудом. Чудом, которого и не ждала.

Эштон скручивает спальник в тугой жгут, а я разглядываю его отросшие волосы, борясь с неимоверным желанием запустить в них руку и расчесать пальцами, распрямляя крупные полукольца прядей.

– Ты сменил причёску… Раньше выглядел более подтянуто, серьёзно что ли … Сейчас – фривольнее, – с языка чуть не сорвалось слово «сексуальнее».

Эштон поднимает глаза и расплывается в самой широченной своей улыбке, от которой сосны и ели плывут перед моими глазами.

– Маюми так больше нравится! – признаётся.

Думаю, он даже не понял, как вонзил копьё в моё сердце, и наконечник этого орудия был смазан самым опасным ядом из всех возможных.

Дальше всё как в тумане – мой мозг отказывался ясно мыслить, а может, это была пелена невыплаканных слёз. Мы молча шли, Эштон иногда останавливался, сосредоточенно думал, пытаясь понять по солнцу и мхам, не сбились ли мы с маршрута. Я просто плелась сзади и молилась, чтобы выбранный им путь имел как можно больше крутых спусков и подъёмов, потому что в этом случае он каждый раз оборачивается, чтобы помочь и взять мою ладонь в свою. И в эти моменты я словно рождаюсь заново, зная наперёд, что тут же вновь придётся умирать снова.

Мне не было страшно ни минуты, ни единой несчастной секунды, мне было некогда – я любовалась им. В тот день Эштон казался мне эталоном мужской идеальности: сфокусированный, собранный, несущий ответственность за две жизни, свою и мою.

Наверное, каждая влюблённая женщина видит в любимом мужчине только лучшее, но я в тот день впервые осознала, насколько, действительно недооценивала его внешность. И тогда же впервые мне пришло в голову, что я Эштону не пара. Маюми, со своей кукольной азиатской красотой – возможно, а вот я – вряд ли.

Глава 25. Drizzling

Orka – Agua de estrellas

После полудня я чувствую, что выбиваюсь из сил, Эштон это замечает и взваливает мой рюкзак на себя. Я, разумеется, сопротивляюсь, но мой спутник не утруждает себя даже ответом.

Так мы дотягиваем до семи часов вечера:

– Всё, кажется, и я выдохся! – наконец, сообщает.

Оба наши рюкзака летят под ёлку, и Эштон со стоном разминает свою шею и руки.

– Я же говорила: сама понесу!

Один острый как лезвие карий взгляд, и мне больше не хочется поднимать эту тему.

– Нам нужно поесть, – сообщает Эштон.

Я снова достаю своё печенье, которым живу уже второй день, но оно на исходе, как и вода.

– Кончай лопать печенье, от него сильнее пить хочется! – слышу распоряжение.

– Оно уже и так закончилось, – признаюсь.

– Есть ещё что-нибудь из еды?

– Нет…

Эштон смотрит неодобрительно и с глубоким разочарованием:

– Софи, кто учил тебя собирать походный рюкзак?

– Никто… Папа не приветствует подобный вид отдыха, он больше за комфорт, отели и всё такое… и желательно в Европе. В Канаду мы не ездили особо, хоть и живём рядом.

– А ты что-нибудь сама соображаешь без своего папы?

И вот мне показалось, или эта фраза сказана с упрёком?

Ответить нечего, потому что действительно, если смотреть объективно – вся моя жизнь проходит внутри моей семьи, и все решения, так или иначе, контролируются родителями. Но это и не удивительно после того случая в ночном клубе.

Я так ни разу и не поблагодарила Эштона за своё спасение. Вдруг решаю, что сейчас – самый подходящий случай:

– Эштон…

– Да?

– Спасибо, что спас меня тогда…

– Когда именно?

– А ты не раз меня спасал? – теперь уже самой почему-то хочется язвить.

– Просто интересно, что именно в твоём понимании является спасением.

– Ну… если парень вырывает девушку из лап бандитов и насильников – это однозначно спасение.

– Я такого не помню.

– Серьёзно?

– Абсолютно.

У Эштона в руках консервная банка с мясом цыплёнка и горошком. Ну, не то чтобы я обожала курятину, а тем более её консервированный вариант, но в это мгновение продала бы душу дьяволу хотя бы за ложечку.

– Ладно, тогда. Значит, мне всё приснилось.

– Я тебе снюсь?! – и вот тут я даже заработала горячий шоколадный взгляд, и это, признаюсь, даже лучше, чем курица с горошком.

– Ну… в том сне я тебя не видела, – признаюсь честно.

– С чего тогда взяла, что спаситель – я?

– Брат сказал.

– Мало ли кто что сказал! – заявляет, протягивая мне открытую банку. – Ешь!

– А ты?

– А я не голоден.

И я бы не поверила, если бы не видела в его рюкзаке такую же точно банку с рыбой. Но я хоть девочка и неопытная, всё же верю с трудом в тот факт, что ничего ни разу не евший Эштон может быть неголодным.

– У тебя же есть ещё, – говорю, – там, в сумке! Ты ж не ел ничего…

Эштон делает лицо: «ты невыносима!» и, зная скупость его эмоций, я понимаю, что он на взводе, возможно, как раз из-за мучающего его голода.

– Софи! – говорит резко. – Я не знаю, когда мы выберемся отсюда. У нас нет карты, у нас нет телефонов, я не вижу ни одной высокой точки, откуда можно было бы осмотреться, и я не уверен, что мы идём в правильном направлении. У меня есть несколько консервов, мы их растянем по одной на день. Теперь ешь, что останется, доем я! – сказал, как отрезал.

Конечно, я оставила ему больше половины, на что получила злобное:

– Софи, не беси меня!

Съела ещё две ложки и завалилась спать, так что ему ничего не оставалось, кроме как доедать.

RYX – Only

Ночью начинается ультра-мелкий моросящий дождь, тот самый, который у нас называют «дризлингом», и которому в русском нет точного эквивалента: это как если бы лицо перманентно орошали мицеллярной водой. Я полу-сплю – полу-бодрствую, но в какой-то момент грань сна сдвигается, уступая больше места работающим клеткам мозга, и я додумываюсь спрятаться в спальник с головой. Замёрзшую мокрую голову почти мгновенно окутывают тепло и уют, возникает ни с чем не сравнимое ощущение счастья и покоя.

Я не сразу понимаю, что моё лицо вплотную прижато к лицу того, кто спрятался тут до меня. Ощущаю тёплое дыхание на своей щеке,