Кровью омытые. Борис и Глеб - Борис Тумасов

Бояре поддержали воеводу:

— Мы ль против?

— Беда нависла над Святополком, — заметил Блуд.

— О том нам ведомо, — покачал головой Еловит.

Тальц спросил:

— Чем князю туровскому помочь?

Блуд бороду пригладил:

— Думайте, бояре. Мыслится мне, не успеет Святополк под крыло Болеслава спрятаться, как его Владимир в поруб кинет.

— Эх-хе, сурово. Одначе от Владимира всяко жди, — согласились вышгородцы.

Блуд кивнул:

— Чать, Святополк не Владимирович, а Ярополкович. Нет, не желательно зрить Бориса великим князем.

— То так, — согласились вышгородцы, — станем Святополка держаться.

— Как и уговаривались, примем руку Святополка, и он нас чтить будет, — сказал Блуд и на пироги указал: — Ешьте, бояре, вишь, каки румяны.

— Да уж сыты, ан от таких грех отказываться, сами на зуб просятся, — хихикнул Еловит.

Но тут Тальц снова на прежнее разговор повернул:

— А коли Ярослав на княжеский стол явится либо Мстислав?

— Не успеют, — заверил Блуд, — они далеко, а Святополк вот он.

Но Тальц не угомонился:

— И Борис в Киеве.

— Мыслится мне, бояре, удумаем мы, как Святополку помочь и Бориса с дороги потеснить, — сказал Блуд. — А Ярослав либо Мстислав свои дружины боярские будут честить.

— Воистино, воеводу.

И бояре принялись за пироги.

* * *

С осени и до зимы затихает киевское торжище. Покидают Киевскую Русь иноземные гости, закрывают свои лавки мастеровые. Так продлится до ноября-грудня, когда отстучат цепа по деревням, ссыплют смерды зерно по клетям, и тогда потянутся санные, поезда на киевский торг. По воскресным дням везут мужики на продажу зерно и крупу, мясо и рыбу, птицу и разную живность. А в загонах ждет покупателя крупный и мелкий скот.

Особенно шумно в тех рядах, где торг ведут калачами и пирогами, кричат зазывно, каждая баба свой товар расхваливает. Им вторят сбитенники. Но так бывает не всегда. В неурожайный год, когда голод и мор хозяйничают по земле, торг безлюден.

О таких годах Владимир Святославович не любил вспоминать. Особенно сильный неурожай охватил Русь после крещения. Взбунтовавшийся народ требовал вернуть Перуна и убивал священников. На подавление мятежного люда Владимир послал дружину. Анна говорила, что и на ее родине голодный плебс учиняет беспорядки.

Чтоб успокоить люд, великий князь велел подкармливать голодных хлебом из княжеских запасов.

То был трудный год, но Владимир Святославович знал, как надо было поступать. Да и он был молод. Иное дело ныне, и душевные терзания одолевают, и не ведает, как их преодолеть. Иногда князь думает, почему такое выпало на старость? А может, он сам, Владимир, в чем повинен? Но в чем? Разве толкал Святополка к Болеславу или хотел, чтобы Новгород с Ярославом отказались выплачивать дань?

Не единожды вспоминал сказанное Поповичем, что не Борису бы сидеть на киевском столе, а Ярославу или Мстиславу. Но Владимир и слушать о том не хотел, великокняжеский стол он оставит Борису.

— Господи, — шепчет Владимир Святославович, — продли дни мои и дай силы преодолеть суровые испытания, посланные на меня.

В горницу заглянул отрок:

— Княже, владыка к те.

Владимир встал из-за стола, шагнул к двери. Митрополит уже входил в горницу. Князь встретил его словами:

— В час тяжких раздумий застал ты меня, владыка святый.

Одернув шелковую рясу, митрополит уселся в кресле, поправил на груди большой серебряный крест. А Владимир Святославович на Иоанна посмотрел. Подумал, постарел митрополит, похудел, борода белая и голос тихий.

— Раны твои мне ведомы, сыне, кровоточат они. Облегчить боль твою явился яз.

Краешком рта улыбнулся Владимир.

— Ужли есть исцеление души моей? В голодные лета знал, как люд успокоить, а как спасти Русь от усобицы?

Пожевал митрополит бескровные губы, вздохнул:

— Ты, великий князь киевский, уподобился царю древней Иудеи Иосию. Он очистил Иудею и Иерусалим от идолов и жертвенников, ты очистил Русь от язычества и жертвоприношений, привел свой народ к истинной вере. Дела твои, помыслы направляет Господь. Яз же скажу, ты — государь и отринь сомнения, коли на Бориса укажешь, быть по тому…

Утром следующего дня из городских ворот выезжали сотник, а с ним его дружинники. Порошил мелкий колючий снежок, гнало поземку. На всадниках полушубки овчинные, шапки меховые. Воины приоружно, а на запасных лошадях сумы с провизией.

Караульный гридин у ворот окликнул сотника:

— Далек ли путь?

— В Туров!

И не знал ни сотник, ни князь Борис, никому того не было ведомо, что неделей назад, будучи в Берестове, призвал великий князь гридня и наказал ему:

— Исполнишь, Лука, мое повеление, и то, что услышишь от меня, пусть умрет в те.

Глава 13

Сменив во Вручеве подбившихся лошадей, гридин Лука одвуконь скакал гонцом в Туров. У гридня шапка надвинута на самые брови, ноги в теплых катанках, шуба на волчьем меху. Но холод все равно лезет за воротник. Усы и борода у гонца заиндевели. Мороз ударил враз и взялся люто. Приподнимаясь в стременах, Лука смотрит по сторонам, нет ли поблизости жилья обогреться, но кругом заснеженное поле и редкие раздетые леса.

Рука в рукавице придерживает на боку тяжелый обоюдоострый меч, другая — повод. К седлу приторочены лук с колчаном и сума с провизией.

Везет Лука запрятанное на груди письмо князя Владимира к Святополку. Пишет он, что болен тяжело и желает при последнем дыхании увидеть Святополка. Такова его княжья воля…

Скачет гридин и не знает, что другой, кружной, дорогой через Искоростень выехала в Туров сотня дружинников. Эти едут не торопясь, делая долгие привалы. У сотника тоже тайный наказ, дождаться, когда Святополк покинет Туров, забрать княгиню Марысю с ее латинским духовником.

На третьи сутки за полночь Лука добрался до Турова. У закрытых ворот осадил коня, крикнул:

— Эгей, дозорные! — и застучал рукоятью меча по доске.

По ту сторону раздался скрип шагов на снегу, сердитый голос спросил:

— Кто будешь и зачем?

— Гонец великого князя Владимира к князю Святополку!

За воротами принялись совещаться. Лука не выдержал:

— Что мешкаетесь, отворяйте!

Дозорные с шумом откинули засов, распахнули одну створку, впустили гридня. Старший сказал:

— Поезжай за мной.

И, взяв коня за уздцы, повел на княжий двор. У людской остановился.

— Заходи, обогрейся, а я князю скажу…

Узнав о приезде гонца, Святополк накинул шубу на исподние порты и рубаху, прошел в людскую. Лука угрелся в тепле, задремал, сидя на лавке.

— Пробудись! — Святополк положил руку на плечо гридню.

Тот подхватился, протер глаза. Увидев князя, полез за письмом. Святополк отшатнулся, настороженно следил за гриднем. Наконец, Лука протянул свернутый в трубку лист пергамента.

Святополк поднес к свече, прочитал бегло, задумался. Лука не сводил с него глаз. Вот Святополк свернул лист, спросил, уставившись на язычок пламени:

— Послал ли князь гонцов в иные города?

— Того не ведаю, — ответил Лука.

— А князя Владимира ты, гридин, самолично видел?

— К хворому князю вхожи лишь лекарь да воеводы с иереем Анастасом. Приходит и владыка. Меня же князь призывал к ложу и передал сию грамоту. А воевода Попович, коего великий князь позвал из Переславля, по выходе из опочивальной велел сказать те: «Владимир Святославович к смерти изготовился, поспешай, князь Святополк».

— Хорошо, передохни, гридин, прежде чем в обратную дорогу тронешься. А у меня же сборы недолгие — и дня не займут.

Из людской Святополк направился в опочивальную жены. Хоромы темные, через гридницу переходил, чуть не стукнулся лбом о притолоку. Путь ему казался слишком длинным, не терпелось поделиться радостной вестью с Марысей. Одна мысль в голове: «Поспешать, покуда другие братья не явились… С Борисом уговориться… Бояр одарить… Особливо тех, какие Владимиром недовольны… Они моя опора…»

Заслышав его быстрые шаги, Марыся оторвала голову от подушки, спросила удивленно:

— Чем ты встревожен, Святополк?

Он остановился у ее постели, ответил, не скрывая радости:

— Князь Владимир умирает. Мне в Киев ехать надобно!

Марыся уселась, поджав под себя ноги.

— Ты едешь, чтоб стать великим князем над всей Русью?

— Мое право на то. Отец мой Ярополк сидел на этом столе.

— Тогда отправляйся, не теряй времени.

* * *

Покинул Святополк Туров и не мог знать, что приехали в город дружинники князя Владимира и увезли Марысю с ее духовником Рейнберном.

Святополку не терпится в Киев, власть великого князя покоя не дает. Вот она, совсем рядом, бери ее…

И Святополку видится, как он сядет на киевский стол, станет дела вершить: Новгороду и Ярославу дозволит не платить дань, Бориса вернет княжить в Ростов…