Написать президента - Лев Горький

class="p1">Речь явно шла обо мне.

— Н-нет, — ответила Бакова.

— Тогда пойдем, заглянем. А то, может, он в шкафу сидит или под кроватью!

В этот момент мне вновь стало плохо, дурнота поднялась из пустот организма, точно лава из недр вулкана. Меня прошибло холодным потом, и я буквально вцепился в Тоню, уже не ради демонстрации страсти, а чтобы тупо не упасть.

Но и она сообразила, что происходит, обхватила меня крепче, и принялась лизать ухо — точно с той стороны, где нет стены, где сейчас пройдут Бакова и Злобенко.

— Дэээн, а ты читал последний роман Гулиной? Расскажи о нем! — Ирка продолжала болтать, их шаги приближались, звучали совсем рядом.

— Прекрасный текст! — c наигранным восхищением отозвался он.

Они прошли мимо, и мы с Тоней тут же расцепились, она потащила меня вперед. Почти тут же я споткнулся и чуть не упал, но потом силы вернулись, и я зашагал ровно, из сумрака выплыли очертания коридора.

— Ты как? — спросила она.

— Когда… обнимаю… такую девушку, то я просто я на небесах, — отозвался я. — Офигительно.

Она улыбнулась.

И тут же снова оказалась передо мной, обхватила руками мое лицо и принялась целовать. Слуха моего коснулись полные злости голоса давних моих «друзей» Артема и Паши, тяжелый топот дал понять, что они пронеслись мимо.

На нас они не обратили внимания — сработал «маскарадный костюм», собранный Иркой по друзьям и приятелям.

— Давай, быстрее, — прошептала Тоня мне в ухо. — Они правда обыскивают номера.

До лестницы мы добрались без приключений, но тут нам навстречу попалась целая толпа писателей, критиков, редакторов и прочей литературной шушеры. И тут уж пришлось разыграть активный спектакль на двоих: я повернулся к толпе спиной, дал уже Тониным рукам возможность напоказ ощупать меня с задней стороны, и сам начал тискать ее.

Когда люди видят такое, они невольно смущаются и отводят взгляд.

Обнимашки были мне приятны, но удовольствие причудливо мешалось со страданием: физическая боль в разных частях организма, усталость и слабость, недосып, набитая тревогами, кружившаяся голова, терзающее похлеще тернового венца чувство долга насчет мемуаров и жгущее основательнее углей чувство неудовлетворенности из-за «Навуходоносора». И во время этой «маскировочной процедуры» я намного лучше понимал всякого рода посетителей «Перчика и вишенки», которым требуется мучиться, чтобы кайфовать.

— Дальше, — прошипела Тоня, когда опасность миновала.

По ступенькам я тащился, одной рукой цепляясь за нее, а другой за перила.

Затем перед нами открылось просторное фойе первого этажа, и я остановился: лестница выводила прямиком к стойке ресепшена, около той стояла, беседуя с круглосуточной девушкой, Шапоклякович, а у двери на улицу виднелась приземистая туша Тельцова, он прохаживался туда-сюда и грозно шевелил усами.

Не хватало только тулупа потолще и винтовки.

— Вот зараза, — констатировала Тоня.

— Ничего, справимся. — Я глубоко вздохнул несколько раз. — Главное — не упасть. Подожми ноги.

Я обнял ее за талию, прижал к себе и понес вниз, как настоящий влюбленный мужчина. Как я не рухнул на первом же шаге, я не знаю, спину закрутило судорогой, позвоночник словно ошпарило кипятком, ноги превратились в трясущийся гель, сердце пронзила острая боль.

Тоня снова обхватила мои щеки ладонями, прижалась губами к губам.

Я видел ее глаза совсем рядом, в них мелькали страх, неуверенность, отчаяние, надежда — бешеный калейдоскоп эмоций. Ступеньки я буквально нащупывал, меня пошатывало, я надеялся, что не слишком уж сильно, и что сил у меня хватит на всю дистанцию.

— Да, если он появится, то обязательно дайте нам знать, — прозвучал голос Шапоклякович совсем рядом. — Наш коллега нуждается в психиатрическом лечении, увы. Крайне жаль, что так получилось… Но он агрессивен и вербально, и телесно. Много пил. Сами понимаете, творчески неполноценная личность…

Речь явно шла обо мне, и в другой момент я бы обиделся — творчески неполноценная, ишь ты, тогда с какого перепугу ты расхваливала мои тексты.

Я шел уже по ровному, но руки мои разжимались, пальцы разгибались.

— Остановка, — выдохнул я буквально Тоне в рот. — Отдыхаем… Не могу больше…

Мне стало легче, она встала на ноги, и я буквально повис на ней, обхватил за плечи. Царь-критикесса осталась позади, но никуда не делся Тельцов, этот одноглавый и ужасный Цербер литературного ада, поражающий словом, отравляющий дыханием, леденящий взором и сокрушающий мыслью.

Я осторожно выглянул из-за головы Тони, и увидел, что он пялится прямо на нас. Узнал? Хотя нет, просто мы торчим посреди фойе, точно статуя в центре пустынной площади.

— Ах, Денис Игоревич! — мимо пронеслась Бакова. — Клево! Какое счастье видеть вас!

«Скромный литературный работник», услышав такое, приосанился и погладил усы. Ирка же вцепилась ему в рукав, обняла, зашептала на ухо и заодно повернула немного в сторону.

— Пошли, — скомандовал я, и мы с Тоней зашагали дальше, словно единое четырехногое существо.

Меня мотнуло в самый неподходящий момент, и я слегка задел тельцовскую спину.

— Э, осторожнее! — буркнул он сердито.

Сердце мое покрылось льдом.

Стоит Тельцову повернуть голову, как он обнаружит мою избитую личность между рэпбейсболкой и ярко-оранжевой толстовкой.

— Извините, — мелодично пропела Тоня, вставая между нами. — Это случайно!

— Ах, Денис Игоревич! — встряла Бакова. — Не обращайте внимания! Молодежь!

Старушка нашлась!

Я сделал шаг, другой, ручка двери под пальцами показалась раскаленной, словно натопленная печь. Яркий свет в фойе был уже позади, я буквально окунулся во тьму, ощутил ее границу физически, словно прохладную, липнущую к коже пленку, лицо мне защекотали дождевые капли.

— Давай сюда. — Тоня ухватила меня за локоть, потащила к скромной черной «Ладе». — Молимся, чтобы она завелась, а то с зажиганием фигня какая-то.

Дверь я сумел открыть со второго раза, но отключился только внутри, на сидении. Сказалось перенапряжение последних минут, которые для меня растянулись на долгие и мучительные часы.

— Эй-эй! — Девичья ладошка похлопала меня по щеке, я дернулся и пришел в себя.

Где я? В своем доме у Пустынных ворот? Или в покоях царя, где у меня есть место? Почему вокруг так холодно? И кто осмелился меня разбудить? Новая рабыня? Откуда? Никого я не покупал в последнее время.

— Лэээв? — Голос Баковой вернул меня к реальности. — Ты жив?

— Нет, — прохрипел я.

Ирка стояла рядом с машиной и заглядывала в окошко, стекло которого было опущено.

— Это хорошо, — невпопад ответила она. — Ради тебя пришлось с этим жирным уродом обниматься, тьфу! Надеюсь, ты ценишь. И да, не забудь эту штуку, а то Петька будет сердит. Держи.

И мне на колени плюхнулась сумка с ноутбуком.

— О, спасибо. — Я поискал еще какие-то слова, чтобы выразить благодарность, но не нашел: в голове царил полный хаос,