Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник - Леонид Резников

со своего ложа и поплелся во двор. На половине Али-бабы стукнула калитка, послышались голоса.

Обрадованный Касым заспешил навстречу брату, если, конечно, шаркающую походку изрядно побитого человека можно было назвать поспешной.

– Али-баба, ты вернулся! – воскликнул Касым, вваливаясь на половину брата.

– Брат Касым! – Али-баба застыл в немом изумлении, словно увидел ожившего покойника. – Ты ли это?

– Я, брат, – простонал Касым и опустился на узкий порожек у калитки, держась рукой за поясницу. – О-ох!

– Что с тобой? – приблизился к брату Али-баба. – Это разбойники тебя так отходили?

– Какое там! – махнул рукой Касым. – Разве разбойники способны на подобное? Все Айгуль – склочная баба, будь она проклята. Ох, моя спина!

– Да, это все объясняет. Но за что же она тебя так?

– Вернулся поздно, без мулов, без золота и, главное, без дутара.

– Ты уверен, что причина именно в дутаре?

– А как же! А она, представляешь, как накинется, – пожаловался Касым. – Скалкой, между прочим.

– Да, нелегка твоя доля, Касым, – покачал головой Али-баба. – Значит, золота ты так и не добыл.

– Какое там! Насилу ноги унес, хорошо хоть жив остался.

– Говорил я тебе: жадность не доведет тебя до добра.

– Говорил, – повесил голову Касым. – Эта грымза, эта… нехорошая женщина – она забрала все, понимаешь? И детей, и одежду, и золото – все! И посреди ночи уехала к родителям. Ну и пусть! – зло топнул Касым и скривил губы от прострела в боку. – Не нужно мне ни ее, ни золота. Али-баба!

– Что, брат?

– А у тебя не осталось немножко монет, а? Совсем капельку, во-от столько. – Касым показал брату кончик пальца. – А то я совсем нищий, как… – он поискал глазами. – Как вон те вороны на крыше, чтоб и шайтан пожрал!

– Столько, я думаю, найдется, но на большее не рассчитывай.

– Нет-нет, что ты! – замахал руками Касым, но потом вспомнил про отшибленные бока и вновь заохал.

– Хорошо, – согласился Али-баба.

Он прошел в стойло, порылся у боковой стенки и вернулся с кошелем.

– Вот, возьми, – протянул он мошну брату. Касым дрожащими руками, не веря собственному счастью, аккуратно принял деньги и прижал кошель к груди. – Этого тебе надолго хватит, если будешь расходовать с умом. Купи себе новый дутар, осла или мула и заделай наконец дыру в крыше. Начни играть на тоях.

– Да-да, я так и поступлю, Али-баба. – Касым даже прослезился. – Ну их, эти богатства, правда? И мы прекрасно здесь заживем вместе.

– Э, нет, брат! Я пришел забрать свои вещи.

– Как… забрать? – почему-то испугался Касым, изрядно побледнев. – Зачем? Ты что, переезжаешь?

– Переезжаю. В новый дом. Но ты можешь заходить ко мне в гости в любое время, кроме, разумеется, случаев, когда тебе вновь захочется меня обобрать.

– Ты купил дом? – Касым сделал вид, будто не расслышал обидной концовки фразы.

– А почему бы мне не заиметь собственный дом? У тебя он есть, у Ибрагима есть – у всех есть, а у меня нет.

– Все меня бросили, – поник головой Касым. – Никому я не нужен. О, я несчастный!

– Кончай ныть, Касым. Никто тебя не бросал. Ты сам себя бросил. Найди себя, и все образуется само собой.

– В каком смысле? – не понял Касым иносказания.

– Извини, мне сейчас недосуг, меня там арба ждет.

И Али-баба заспешил к дому, откуда Марджина с матерью уже вытаскивали пожитки.

– Постой, а где твой дом? – приподнялся с приступка Касым, поморщившись от болей.

– Там, за мечетью, где раньше мулла жил, – бросил Али-баба через плечо.

– Ты с ума сошел! Это же…

– Знаю, проклятый дом. Зато лишний раз никто тревожить не будет, и ворье всякое не полезет.

Али-баба подхватил мешок с деньгами, который женщины вдвоем насилу вытащили из дома, взвалил его на спину и потащился со двора.

– Так что заходи в гости! – Али-баба напоследок весело подмигнул брату и вышел в калитку.

Марджина с матерью подхватили остальные увязанные в тюки вещи и понесли их следом. За ними поплелся, прядая ушами и грустно качая головой, осел, которого, разумеется, все забыли покормить и которого никто не позвал с собой. Но он был не гордый осел – он мог пойти и сам.

Глава 18. Щедрый эмир и жадный Халим

Мансур изволил завтракать в своей рабочей комнате. На завтрак у важного визиря были: зажаренная с яблоками молодая куропатка, нежнейший гуляш, свежий салат из овощей с зеленью, еще горячие лепешки и, разумеется, чай – куда ж на Востоке без чая!

Мансур с самого утра пребывал в отличном настроении. Ему уже успели доложить, что в город вернулись верблюды того самого каравана, одни, без людей, и Мансур с минуты на минуту ожидал прибытия Черного Махсума, который должен был принести ему львиную долю добычи за покровительство и наводку. О записке, переданной ему вернувшимся поздно вечером гонцом, Мансур даже вспоминать не хотел. В этой напыщенной тарабарщине он так и не смог разобраться и не понял, что именно хотел сказать нахальный юнец. Но в записке явно прослеживалось что-то неприятное и оскорбительное. Однако если дело выгорело, то на подобные мелочи можно закрыть глаза. А не в меру отросший язык этому сопляку Мансур всегда успеет укоротить.

Мурлыча себе под нос привязавшуюся с самого утра мелодию, визирь отломил кусочек лепешки, поддел им гуляш и сунул в рот, случайно бросив взгляд в окно. Прожевать еду он не успел. Гуляш вывалился обратно из широко распахнутого рта, запачкав дорогой халат Главного сборщика налогов, но Мансур даже не заметил этого.

Вскочив на ноги и сравнявшись цветом лица с белеными стенами комнаты, Мансур проковылял к окну на ватных ногах и принялся грызть ухоженные ногти на холеных руках. Волнение визиря можно было понять, ведь по дворцовой дорожке в сторону главного входа в сопровождении стражи с мечами и копьями и караван-баши Гасана, чьи верблюды недавно вернулись в город, следовали Черный Махсум и его телохранитель Ахмед.

– О Аллах! – Мансур побледнел еще больше, хотя, казалось, дальше бледнеть было просто некуда. – О горе мне несчастному! Неужели?..

Он недоговорил, рванувшись к дверям. Нужно было срочно обо всем разузнать, а после начинать думать, как выкрутиться из этой крайне неприятной истории.

Мансур вылетел в двери, отбросил с дороги слугу, несшего ему в тазике воду для мытья рук. Тазик взлетел к потолку и опрокинулся на Мансура, окатив визиря ароматной водой с ног до головы. Но Мансур и этого не заметил, лишь отер ладонью лицо и на бегу поправил чалму. Он спешил перехватить в коридоре Махсума и караван-баши, пока те