Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник - Леонид Резников

караван?

– Шеф, им не нужен караван. Они повязали всех людей, а троих порвали в клочья. Ужасное зрелище, скажу я вам! Уедемте, прошу вас!

– Нет! – вспыхнул Махсум, горя праведной местью. – Вы кто, домашние трусливые болонки или храбрые львы?

– Мы, шеф, коршуны. «Коршуны пустыни», – осторожно поправил Ахмед. – Мы подбираем то, что неправильно лежит. Иногда клюем, но мы не сражаемся с нечистью.

– Испугались каких-то долбаных каннибалов? Да я их сейчас лично в окрошку изрублю!

Махсум выхватил саблю и бросил коня вниз.

– Ой дура-ак! – схватился за голову Ахмед, но нужно было спасать своего предводителя, и разбойник, пришпорив коня и выхватив саблю, тоже устремился вниз. За ним припустил на коне Азиз, за Азизом – Саид, и тут остальные разбойники, не сговариваясь, поспешили на выручку отважному главарю.

Олим-Кирдыка отвлек от крайне приятного, с его точки зрения, занятия какой-то непонятный шум наверху бархана. Утерев окровавленные губы, гуль задрал голову и на мгновение застыл, с поднесенной к лицу ладонью. То, что открылось его взору, мало того, казалось совершенно невероятным, но и настораживало: около сорока всадников, с крайне злобными лицами и широко распахнутыми, горящими гневом глазами, неслись прямо на него, вращая саблями над головами. Что-то в их напоре было совершенно неправильное – гулей надлежало бояться, убегать от них, теряя тапки, а не нестись сломя голову навстречу собственной смерти.

Гули, вопреки мнениям некоторых знатоков, вовсе не бессмертны, но, не привыкшие к дружному отпору, считали себя непобедимыми. Человек десять они, разумеется, одолели бы, но вот сорок, да еще с колюще-режущими предметами…

Олим-кирдык, пусть и был изрядно самоуверен, но все же не страдал излишним самомнением, и потому решил по-тихому слинять. Махнув рукой на неоконченный завтрак, он развернулся и что было сил припустил к верблюдам.

Бегал он быстро, быстрее коней, по крайней мере, в пустыне, но сегодня, видно, был не гулев (или гулий – не знаю уж, как правильнее) день. Нет, с караваном им, конечно, повезло – сразу столько еды привалило, что и насытиться, и про запас отложить можно. Но вот неприятность с домом, откуда насилу ноги унесли, да еще неизвестно откуда свалившиеся на их головы разбойники – слишком много для одного неполного дня.

До верблюдов Олим-кирдык успел добежать, но животные, почуяв запах крови, принялись реветь и шарахаться от гуля, грозя затоптать того на месте. Ополоумевшие животные носились кругами, спасаясь от преследования Олим-кирдыка, ведь откуда им было знать, что гули не едят верблюдов! А гуль бегал от них, выворачиваясь из-под верблюжьих ног и ища лазейку меж мечущихся в панике животных. К тому же он никак не мог отыскать жену, но, возможно, она уже увела куда-нибудь подальше отсюда схваченных людей. И тут один верблюд все-таки умудрился подставить подножку гулю, отчего Олим-кирдык растянулся на песке, а другой верблюд, пробегая мимо, наступил ему на голову, втоптав ее глубоко в песок. Еще одно животное от души потопталось на спине Олим-кирдыка. Так что невезучего гуля, когда подоспели разбойники, пришлось откапывать.

Но Олим-кирдык не собирался сдаваться живьем. Он рычал, огрызался и щелкал острыми зубами. Один раз ему даже удалось укусить одного из разбойников за лодыжку, но, получив по голове рукояткой сабли, гуль присмирел. Держали его сразу восемь разбойников. Еще двое вязали веревками по рукам и ногам.

Однако пока разбойники были заняты борьбой с гулем, разбежались верблюды. Судя по их следам, изрядно напуганные и оставшиеся без погонщиков животные, спешно направились домой, в город, и догонять их было уже поздно.

Это был полный провал, крах, окончательное и бесповоротное фиаско, что понимали не только разбойники, но и их главарь. Хотя по большому счету разбойникам было глубоко наплевать – мало ли еще на их веку будет караванов. А вот каково Махсуму, ведь именно ему в очередной раз придется отдуваться перед Мансуром, и удастся ли еще выкрутиться, вот в чем вопрос. Третий раз подряд неудача, и бесполезно объяснять, что все было бы в ажуре, не объявись невесть откуда зубастое исчадие ада, решившее вдруг закусить караванщиками.

Тяжкие думы Махсума, сидящего в сторонке на песке, были прерваны нарастающим воем. Махсум резко обернулся и застыл с отвалившейся челюстью. Прямо на него неслась во всю прыть растрепанная ведьма в обгорелом платье – глаза навыкате, волосы дыбом, кривые острые когти нацелены на него, а из раззявленной пасти торчат длинные клыки.

Вдосталь «насладившись» невероятным зрелищем, Махсум опомнился, и вовремя – ведьма была уже совсем рядом. Он только и успел, что пригнуться, прикрыв голову руками. Юмюм-хана цапнула когтями воздух, кувыркнулась через Махсума и кубарем покатилась по песку. Вскочив на ноги, гуль вновь кинулась в атаку, однако Махсум и на этот раз перехитрил ее, в последний момент откатившись вбок. Юмюм-хана упала на песок, зашипела от злости, забила ручищами. Промахнуться два раза подряд – такого с ней еще ни разу в жизни не случалось. Похожая на рассвирепевшего бультерьера, готового ринуться на врага, она отбросила когтями песок, но ее остановил громкий окрик.

– Стоп! – Махсум, выпрямившись, выбросил руку навстречу злобной клыкастой образине. – Чего тебе, добрая женщина, от меня надо?

– Кто добрая, я? – уставилась на него Юмюм-хана. – Ты сумасшедший?

– Почему? – немного обиделся Махсум. – Впрочем, со всеми этими проблемами и вправду недолго свихнуться.

– Точно ненормальный. – Юмюм-хана расслабилась, поднимаясь во весь свой немалый рост. – Ладно, отпусти моего мужа, и я вас не трону – сегодня я уже вдосталь насытилась.

– Знаешь, по-моему, это ты ненормальная, – криво усмехнулся Махсум. – Если ты заметила, нас почти сорок человек. Так что иди-ка ты с миром, и мы тебя не тронем.

– Хорошо подумал? – оскалилась Юмюм-хана.

– Лучше не бывает.

– Ну, держись!

Гуль вся подобралась, изготавливаясь к прыжку, но незаметно подкравшийся к ней сзади Ахмед полоснул наотмашь саблей.

Никто не понял, как гуль удалось увернуться от молниеносного удара, успеть перехватить саблю пальцами за лезвие и вырвать из рук Ахмеда. Но факт был налицо: Ахмед стоял дурак дураком, глядя на собственные пустые руки, а гуль, хохоча, помахивала сабелькой у него перед носом. Потом она вдруг сунула саблю себе в рот и принялась жевать, причмокивая и хрустя металлом. Сжевав половину сабли, гуль бросила огрызок к ногам Ахмеда. Тот наклонился, поднял за рукоятку то, что осталось от его любимого оружия, и растерянно почесал макушку.

– Это фокус такой? – спросил он у Юмюм-ханы.

– А мою можете? – протолкался вперед из толпы разбойников Азиз, протягивая саблю гуль. – А то я сзади стоял и почти ничего не видел.

– Ну… – поколебалась нечистая сила. – Если