Невезучие - Татьяна Устименко

– Говори! – с нажимом приказал Зорган, многозначительно указывая на приготовленные для костра дрова. – Поведай нам волю богов!

Несколько минут девушка молчала, медитативно покачиваясь и полоумно улыбаясь. А затем ее рот приоткрылся, и из него полился неудержимый поток торопливых слов:

Питая зависть, мрак и злобу,Он проторил себе дорогу,Убил приемного отца,Примерив маску подлеца.

К себе, в преступную кровать,Он уложил родную мать,Над братом закатил процесс,Скрывая мерзостный инцест.

Ведь ручку тонкого кинжалаЕго рука в ночи держала,Корону слишком он любилИ повелителя – убил.

Он нам в маркграфы не годится,Его отправим на Ледницу,Рассудит пусть богиня-мать,Кому владыкой должно стать…

Зорган буквально остолбенел от подобной дерзости. Как, девчонка не убоялась смерти и пошла против его воли?!

– Она врет! – истошно завопил он. – На костер ее!

– На костер сумасшедшую лгунью! – заревела покорная его воле толпа.

Палач вытащил из клетки лишившуюся чувств ведьму и привязал к обложенному дровами столбу.

– На виселицу Вольдемара! – продолжал безумствовать Зорган.

Несчастного юношу водрузили на хлипкую скамеечку, а на шею ему накинули жесткую пеньковую петлю.

– Жги! – оглушительно скомандовал виконт, указывая на ведьму. – Она станет первой!

Палач послушно поднес факел к дровам, щедро политым смолой.

– Стойте! – Внезапно раздавшийся певучий и красивый голос нарушил напряженную тишину, погребальным покрывалом зависшую над площадью. – Именем королевы Смерти приказываю вам остановить казнь!

Толпа удивленно расступилась, образуя свободный проход, по которому спокойно шел высокий, горбатый, но сказочно прекрасный юноша. В руках он сжимал отнюдь не рапиру или топор, а маленькую эльфийскую гитару.

Незнакомец остановился перед эшафотом, обвел холодным взглядом выжидательно притихшую толпу, тронул серебристо зазвеневшие струны гитары и проникновенно запел:

На площади у собора нынче как в праздник людно!Колокол на соборе – лениво звенит и нудно…Может – то звук набата? Может – простят долги?В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

Может – она чумная? Может – отнюдь не девица?И странно, что не мутнеет в чаше святой водица.Косы ее, церковник, наголо состриги…В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

Палач выронил из рук факел и испуганно попятился. Народ начал переглядываться и перешептываться, словно выплывая из глубин тяжелого, кошмарного сна.

Видишь – трепещет венка! Крепка становая жила!«Люди, она мне мужа – взглядом приворожила!»Все истерички-бабы сейчас для нее враги…В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

Присутствующие на площади женщины протяжно и покаянно завыли, осознав, что чуть не совершили непоправимое. Мужчины недовольно качали головами и прятали повлажневшие глаза. Дворяне смущенно прикрывались платками, а дамы – веерами.

Заметь, головы не клонит, видимо – мало били,Что же ее в застенке, гордую, не сломили?Смотри, гробовую телегу к кострищу влекут битюги…В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

– Разобраться бы надо! – призывно повисло над толпой. – За что ее били-то?! Люди, дивитесь, да она же еще совсем дитя!

Эй, а чего же люди взоры отводят стыдно?Оклеветать девицу – это ли не обидно?Хочешь святошей зваться? Значит, о ней солги…В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

Люди смущенно замялись, виновато поглядывая друг на друга. На лицах многих появилось выражение типа – ой, чего это мы, словно с ума все посходили…

Глядите, она смиренно прощает вруна и позера,И каплют слезами глазища – прозрачные как озера,Девка, сорви веревки! Девка, от нас беги!В чем же она виновата? Жги ее, братцы, жги!

Волшебный голос певца очаровывал, выжимая слезы из глаз самых заматерелых мужланов и бурные всхлипывания из глоток их жен, более привычных к брани и сквернословию. Кто-то уже лез на эшафот, намереваясь отвязать удерживающие девушку веревки. Оторопевший Вольдемар взирал на горбатого певца с немым изумлением и обожанием. Он даже не подозревал, что в мире могут существовать такой сладкозвучный голос, подобная сила внушения и настолько завораживающая песня.

Да только молва людская над нею сейчас не властна,В рубище и лохмотьях – чиста она и прекрасна!Бессильно навет стекает с хрупких девичьих плеч…Братцы, она не ведьма! За что же ее нам жечь?

– Отпустите девицу, никакая она не ведьма! – единодушно провозгласил народ.

Дворяне слаженно махали головными уборами и надрывались здравицей: «Виват!»

– А-а-а! – вырвался из груди очнувшегося виконта Зоргана одинокий исступленный вопль.

Одним могучим прыжком Зорган перемахнул через перила балкона, спрыгнул вниз, подхватил валяющийся на земле непотушенный факел и сунул его в кучу дров.

Пламя костра взметнулось до небес…

Глава 6

Настегивая Орешка, я вихрем ворвалась на примыкающую к собору площадь. Гневно раздула крылья носа, спрыгнула с коня и вклинилась в толпу, беспощадно колошматя сгрудившихся зевак рукоятями обеих сабель. «Только бы никого не убить! – молнией пронеслось в голове. – А ведь хочется, ой как хочется! Хорошенькие же делишки творятся в этом славном городе, да еще почитай у самого алтаря богини Аолы!»

Представшая моему взору картина поражала воображение, отдавая некоторым налетом нездорового сюрреализма. Прямо готовая иллюстрация к труду одного сумасбродного монаха по имени Генрих Крамер, откопанному мною в библиотеке Нарронской академии и носившему красноречивое название «Молот ведьм», а точнее, являющемуся весьма подробным пособием по распознаванию и уничтожению дам, обладающих способностью к магии. Ничего не скажешь, завидное наследие досталось нам от наших далеких предков, проживавших в более просвещенные, но не менее беспокойные времена.

В центре площади возвышался свеженький, видимо, совсем недавно сколоченный эшафот, еще запятнанный запашистыми потеками янтарно-золотистой сосновой смолы. Перед сим зловещим сооружением застыл невероятно пригожий эльф в спускающемся до самой мостовой плаще, не успевший отвести пальцев от едва умолкнувшей маленькой гитары. Последний куплет его потрясающей песни я успела услышать. Надо признаться – впечатлил он меня изрядно, даже с учетом мой закоренелой нелюбви к поэзии, развившейся после исключения из академии. А прямо на моих глазах какой-то черномазый красавец, явно пребывающий в полном раздрае со своей больной головой, сиганул с увешанного коврами балкона второго этажа выходящего на площадь здания, подхватил горящий факел и решительно подпалил сложенные у столба дрова. Пламя костра взвилось до небес, сразу же охватив тоненькую фигурку привязанной к столбу девушки. Рядом истошно голосил и дергался второй приговоренный, имевший чрезвычайно благородную внешность, чего не смогли скрыть даже многочисленные синяки и ссадины, густо испещрявшие его лицо… Народ орал и визжал, похоже совершенно не соображая, что следует предпринять. В общем, на площади творилось гоблин знает что!

– Что вы здесь за безобразие устроили? – нахально поинтересовалась я, щедро раздавая направо пинки, налево увесистые зуботычины, но пропихиваясь таки к подножию эшафота.

– Не хочешь получить страшный ответ – не задавай страшный вопрос! – доходчиво пояснил певец, только что огревший гитарой не в меру ретивого стражника, пытавшегося пырнуть его алебардой.

Я одобрительно хмыкнула – кажется, шустрый менестрель оказался настоящим виртуозом своего инструмента, причем виртуозом во всех смыслах этого слова.

– Логично! – признала я, с ходу вышибая зубы второму алебардисту. – Прикрой меня, если что… – И, не дожидаясь ответной реакции певца, я птичкой взлетела на высокий помост.

– Куда?! – возмущенно рявкнул черномазый вельможа-поджигатель, взбешенно округляя глаза. – Ты в мой сценарий не вписываешься!

На краткий миг я ощутила, как по моему сознанию словно бы скользнула призрачная ловчая сеть с мелкими ячейками, сплетенными из незримых, обжигающих холодом нитей. Скользнула и… бесследно сгорела в огне моей ярости. Эмпир недоуменно приподнял брови.

– На кудыкину гору! – агрессивно парировала я. – Щаз я тебе туда дорожку разъясню, маньяк-теоретик! – Я с размаху заехала коленкой красавцу в пах, а затем от души добавила набалдашником сабельной рукояти по затылку.

Чернявый эмпир шумно выдохнул воздух, сложился пополам и свалился мне под ноги. Надеюсь, я его не убила, хотя он это заслужил!

Окованным железом носком сапога я смачно саданула под копчик зазевавшегося палача, отправив в красивый полет с эшафота, и брезгливо поморщилась от его утробного, шедшего прямо из глубины желудка воя. Да, братец, сломанный копчик это тебе не фунт изюма, а гарантированные два, а то и три месяца нахождения в строго вертикальном положении – сидеть или лежать ты теперь долго не сможешь! Ибо я тебе не ведьма хлипкая и цацкаться, пальчиками руны выписывать не стану – я тебя и без магии так уделаю, что мало не покажется! Снизу до меня долетел хвалебный свист певца, по достоинству оценившего мои праведные труды, направленные во спасение невинных (в чем я была совершенно уверена) жертв эйсенского произвола. На этой бравурной ноте я подбодрила себя крепким ругательством и бесстрашно сунулась в костер…