The Мечты. Бес и ребро (СИ) - Светлая Марина

- Эти двое – мои бывшие, - устало, но настраивая себя сосредоточиться и договорить до конца, начала она, а он почти осязал исходившее от всей ее маленькой фигуры напряжение. – С Олегом Панкратовым ты заочно знаком. С его ботинками… Его убили. Подозревают меня. Второй, Владимир Кульчицкий, дает интервью на тему моей психической н-нестабильности и оценивает возможность того, что я действительно… это сделала. В ближайшие дни меня могут арестовать и отправить в СИЗО. Как только найдут доказательства моей причастности, а в п-полиции на это очень настроены… в смысле – найти. Именно меня найти. Потому, наверное, у нас ничего не получится.

- Эк ты вывернула, - улыбнулся Андрей. – Про банкира я знаю. С домыслами полиции можно побороться. И не получиться у нас может лишь в том случае, если ты решишь, что я тебя не устраиваю.

Стефания сжала в пальцах бумагу чертова журнала, и это было единственное, чем она выдала свою беспомощность. Впрочем, кажется, Малич начинал разбираться в ее реакциях и жестах. Может быть, благодаря несколько нелепой уверенности, что с ним она настоящая.

- Разумеется, сегодня все СМИ об этом трубят, - снова прозвучало совсем без эмоций. – А раз знаешь, то должен понимать, что для нас совсем не остается выхода. Я не могу повесить на тебя такую… такую повинность. Я не хочу и не могу остаться с тобой, чтобы ты чувствовал себя обязанным мне помогать. Потому сейчас я допью кофе и пойду собирать вещи. Все останется так, как было с самого начала… Веселым и красивым летним романом.

- Не городи чепухи, - отмахнулся от ее доводов Андрей и, поднявшись, выключил кофе. Налил в чашку и поставил перед Стефанией. Забрал из ее рук журнал и выбросил в мусорное ведро. А потом снова оказался рядом с ней, лицом к лицу. – Никакие вещи ты собирать не будешь. Выпьешь свой кофе, успокоишься и будем узнавать про адвоката. Думаю, будет лучше, если прямо сегодня с ним и встретимся. Ты все же почему так рано? Отпросилась?

- Уволилась! Мне сказали уволиться – и я уволилась. Потому на хорошего адвоката мне не хватит, а плохой не поможет. Даже несмотря на все те миллионы, которые я типа сперла у Олега. Но тащить в эту яму еще и тебя я не собираюсь, ясно?

- Ясно, - кивнул он. – Уволилась – и хорошо. Будет больше времени. В общем так. Адвоката возьмем у Моджеевского. Роман, кстати, просил, чтобы ты хорошенько подумала и вспомнила все, что может быть важным. Они там с его начальником безопасности тоже шуршат. И, в отличие от полиции, думают, а не назначают виновного.

- Жена Олега тем более шуршит, и ей не терпится меня посадить, - огрызнулась Стеша, едва ли слыша главное – никуда ее не отпускают. Андрей ее не отпускает. Она вскочила с дивана и подошла к нему: - Не придумывай мне никаких оправданий. Я знала про жену. Можно сказать, отбивала. И жила с ним ради денег, а он б-был… щедрым. Нахрена тебе вся эта грязь в твоем доме?

- Что ты заладила одно и то же?

- Я заладила то, что ты, кажется, совсем не понимаешь! Я думала… в эти недели с тоб-бой, я думала, что у нас хотя бы время есть, что оно все спишет, что я докажу, что могу жить… нормально. А сейчас получается, что и времени мне не п-положено. Нет его! Сначала м-меня окунут по самую макушку во все, что я за жизнь натворила, потом ты мне будешь письма в тюрьму писать? Да даже если и нет… ты сам-то уверен, что тебе это все надо? Посмотри вокруг! – она ткнула в сторону мусорного ведра. – Оно так легко не выб-брасывается! Оно всегда б-будет. И это не твое, у тебя… в конце концов, у тебя дети. Ты не заткнешь всех! И сам… сам – сможешь?! Да я сукой п-последней буду, если всем этим тебя награжу!

- Ты слишком преувеличиваешь, - спокойно отозвался Малич. – Какая разница что и у кого было. Важно то, что есть сейчас. А сейчас есть мы друг у друга.

- Ты же не знаешь, что было! Или знаешь? Про Олега знал... и про остальное знаешь?

- В общих чертах. То, что было достоянием общественности.

- Гуглил?

- Не без того…

- Ясно, - мрачно ответила она и позволила себе еще некоторое время, совсем недолго, смотреть прямо ему в глаза. Потом улыбнулась и выдала: - Странно, что я раньше не п-поняла. Если бы не см... не смерть Олега, я бы еще долго думала, что все в порядке. И странно, что ты не п-понимаешь, что мне лучше уйти. Или это из б-благородства?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Если ты хочешь меня обидеть – то у тебя не получится. Я достаточно пожил на свете, чтобы понимать, что у тебя сейчас самая обыкновенная истерика. Отпускать тебя я никуда не собираюсь. А будешь буянить – запру, пока не успокоишься.

- А я и есть истеричка. И еще подвержена депрессиям. И трусиха. Несколько лет назад наглоталась таблеток, потом испугалась, сама скорую вызвала. Честно лечилась у доброго Айболита для психических, даже делала успехи, но ведь ничего не гарантирует моей стабильности... Что ты можешь знать? То, что писали?! Про такое не писали точно. Если я п-потеряю тебя, когда окончательно прирасту к тебе... я второй раз не выдержу, я сдохну, понимаешь?

Несколько секунд он буравил ее тяжелым взглядом, даже оттенок которого разгадывать она не бралась. Только крылья носа раздувались немного сильнее обычного – единственное, что выдавало его волнение от услышанного.

- Не сдохнешь. Не сдохнешь. Иди сюда, я тебе кое-что объясню, - проговорил наконец Андрей, усаживая ее к себе на колени. – Ты – единственная женщина, которую я привел в этот дом. Сделал это совершенно осознанно и передумывать не собираюсь. Твое намерение уйти – превеликая глупость, которую я не позволю тебе совершить. И тебе придется меня слушать. Позвоним Моджеевскому – пусть присылает своего адвоката. Это план минимум.

А потом он почувствовал, как к его виску прислонился ее горячий, будто у нее высокая температура, лоб. Судя по тому, как подрагивали плечи – плакала. Но с этим он ничего поделать не мог – может быть, правда лучше поплакать сейчас. Между тем, Стеша тихо всхлипнула и прошептала:

- А максимум? 

- Когда вся эта бодяга закончится – я на тебе женюсь.

Теперь она всхлипнула громче и горше. И вжалась в него еще сильнее, не оплетая руками, но и, кажется, не собираясь отстраняться. А это уже лучше, чем пять минут назад, когда угрожала собрать вещи.

- Я тебе все расскажу, - глухо сказала Стеша. – Один раз расскажу, потому что даже если сейчас все закончится хорошо, то когда-нибудь оно снова выстрелит... мое прошлое. И я не смогу нормально дышать, если буду бояться, что ты мне не веришь... ты уж сам решай, веришь мне или им, - она кивнула в сторону ведра, в котором валялось то самое, ее прошлое. – Но я к этому больше уже никогда не вернусь, если ты позволишь. 

- Реветь еще будешь? – спросил Андрей. Обнял ее за талию и сцепил пальцы в замок.

- А нельзя?

- А чего сырость разводить? Живые, здоровые – остальное все пережить и исправить можно.

- Я знаю. Я вполне могу относить себя к тем немногим людям, которые знают, что выжить можно после чего угодно. Но на сырость все равно пробивает… наверное, это жалость к себе, - она уныло улыбнулась. – Помнишь, я говорила, что не особенно хотела в театральный поступать? Если честно, то вообще не хотела. Я планировала какой-нибудь филфак или иняз. Мне языки легко давались, а я не привыкла куда-то через тернии. Как говорила бабушка, я выбираю путь наименьшего сопротивления, и это правда. Я думала, отучусь, выйду замуж, рожу ребенка и, наверное, совсем работать не буду. Зачем? Я и так красивая. А потом Ленка... подружка моя... решила в театральный, и я уже не помню с чего спор начался, но типа... что туда без подготовки или без связей... или не через постель никто не поступит, а ее до этого года два по риторике и сценическому мастерству преподавательница гоняла... я только в школьном театре играла и все. И то – потому что классная очень просила – из-за внешности. Ну а тут завелась. Чтобы меня – и не взяли, такую красивую? Плюнула и пошла вместе с Ленкой. В итоге я прошла конкурс, а она нет. Мы встретились как-то незадолго до... до всего. Трое детей, муж, когда-то вначале работала, вроде бы, корректором в какой-то газете. Сейчас, наверное, с трудом помнит, как буквы пишутся. Это все, конечно, к делу отношения не имеет, но я иногда думаю, как же забавно, когда твои мечты сбываются не у тебя. Хотя что это за мечта? Слишком обыкновенно для мечты... А тогда я решила, что раз так повезло, то буду большой актрисой. Именно театральной. Театральной – как-то серьезнее, чем в кино. Или на ТВ. Прямо большой из меня не вышло, конечно, - она усмехнулась и снова уткнулась лбом ему в висок, после чего с хрипловатым смешком добавила: - Не Вивьен Ли, да... Но когда меня после института очень шустро забрал... почти отбил у других театр Брехта, я разве что не до потолка прыгала. С обычными девочками такого не случается. Ты бывал там? Ну, в нашей Брехтовке?