Слишком большие, чтобы рухнуть. Инсайдерская история о том, как Уолл-стрит и Вашингтон боролись, чтобы спасти финансовую систему от кризиса и от самих себя - Эндрю Соркин

– Спасибо, что пришли, – сказал Полсон застенчиво, открывая встречу. Он на самом деле все еще был озабочен реакцией на поглощение Fannie и Freddie, случившееся всего 48 часов назад. Он считал, что предпринял единственно верные шаги, но инвесторы, казалось, были не согласны. Рынки не только не стабилизировались – они, казалось, снова были на грани обвала.

Похоже, самой раздраженной была реакция Конгресса, где особенно расстроились из-за сенатора Додда, проинформированного еще в воскресенье, сразу после объявления о сделке. Додд, думал Полсон, дал понять о своей поддержке, но уже на следующий день публично издевался, насмехаясь над тем, что просьба о временных полномочиях, которые Полсон явно не намерен был использовать, была просто хитростью. «[В]се, о чем он мечтал, – это базука, котрую он не собирался использовать»,[466] – сказал Додд журналистам в понедельник во время телефонной конференции.

– Мы, конечно, поверили ему на слово, когда он говорил, как ему это необходимо, – говорил Додд. – Обмани меня один раз, и виноват будешь ты. Но обмани меня второй раз, и виноват буду я. – А потом Додд громко сказал то, о чем в Вашингтоне говорили шепотом: – Даст ли это желаемые результаты, или запланировано что-то еще?

Сенатор Джим Баннинг, который проводил «спарринги» с Полсоном в течение лета и договорился до того, что заклеймил его социалистом, тоже не смолчал: «Секретарь Полсон знал больше, чем рассказывал нам[467] во время выступления в Комитете по банковской деятельности. Он знал, что Fannie и Freddie понесли невосполнимый ущерб. Он все это время знал, что собирался использовать полномочия, несмотря на все то, что говорил Конгрессу и американскому народу».

Для встречи с JP Morgan Полсон выделил меньше часа, хотя знал, как она важна для Даймона. «Я пытался поощрять открытый разговор между Уолл-стрит и Капитолийским холмом», – сказал он банкирам, поясняя, что в бытность свою главой Goldman он не «оценил, насколько важно было установить правильные отношения в Вашингтоне». «Добиться цели здесь не так просто, как кажется», – отметил он, а аудитория рассмеялась недвусмысленной ссылке на национализацию Fannie и Freddie.

Он спросил Даймона, что тот думает по этому поводу. Даймон, который советовал Полсону взять компании под контроль, дипломатично ответил:

«Это был правильный шаг. Мы видели, насколько серьезной стала проблема в минувшие выходные». И добавил: стало ясно, что часть облигаций Fannie и Freddie не будет размещена в понедельник. Даймон тактично избегал упоминания о том, что фондовый рынок и не думал стабилизироваться.

– Если вы, парни, думаете так же, не держите в себе, – закончил Полсон. – Мне пригодится помощь. Никто здесь не хочет прислушиваться к моему анализу.

* * *

После своеобразной просьбы о помощи со стороны казначейства топ-менеджеры JP Morgan разошлись, чтобы обменяться протокольными любезностями со своими федеральными контролерами на Холме. Чарли Шарф, руководитель розничного бизнеса фирмы, и Майкл Кавано, новый финансовый директор, пошли к Шейле Бэйр, главе FDIC, Стив Блэк посетил Джеймса Локхарта, позже у нескольких членов команды была запланирована встреча с Барни Фрэнком.

Но самым важным был визит Даймона к Бену Бернанке, главе Федрезерва. Даймон взял с собой Барри Зуброва, главного риск-менеджера компании. Зубров, почти новичок в JP Morgan, быстро стал одним из ключевых руководителей. Бывший банкир Goldman Sachs, где он проработал более 25 лет, он был близким другом Джона Корзина, свергнутого босса Goldman, ставшего губернатором штата Нью-Джерси. Если кто-то в JP Morgan понимал риски на рынке так же хорошо, как Даймон, это был Зубров.

Когда Даймон и Зубров вошли в здание Федрезерва на улице Конституции, Зубров украдкой взглянул на свой BlackBerry перед тем, как пройти через рамку металлоискателя. Он был встревожен тем, что увидел: акции Lehman упали на 38 %.

* * *

В финансовом районе даунтауна Манхэттена Роберт Вилюмштад, главный исполнительный директор AIG, на 13-м этаже Федерального резервного банка Нью-Йорка ждал встречи с Тимом Гайтнером. Поскольку рынки находились в смятении, он вернулся, чтобы увидеть Гайтнера и еще раз попросить его рассмотреть вопрос о предоставлении доступа к дисконтному окну для его компании. Хотя Гайтнер отверг подобный запрос месяц назад, на этот раз Вилюмштад пришел с более подробным предложением превратить AIG в эквивалент первичного дилера, как Goldman Sachs, Morgan Stanley или Lehman Brothers. «Вам придется подождать. Он разговаривает по телефону», – сказал помощник Гайтнера. «Хорошо, у меня есть время», – ответил Вилюмштад.

Прошло пять минут, потом десять. Вилюмштад посмотрел на часы, стараясь не раздражаться. Встреча была назначена на 11:15.

Примерно через 15 минут один из сотрудников Гайтнера, явно смущенный, вышел к нему. «Я не хочу скрывать от вас фактов – Гайтнер разговаривает с г-ном Фулдом, – сказал он с сочувственной улыбкой, словно желая показать, что Вилюмштаду, наверное, придется еще подождать. – Он по уши в Lehman».

Наконец, через полчаса появился Гайтнер и поприветствовал Вилюмштада. Он был взволнован, его глаза бегали, он нервно крутил ручку между пальцами. К тому же он только что прилетел с международной банковской конференции в швейцарском Базеле.

После обмена любезностями Вилюмштад объяснил цель встречи: он хотел – не просто хотел, ему это было необходимо – изменить роль AIG в финансовом секторе. Он сказал, что надеется, что AIG будет назначена первичным дилером – это даст компании право воспользоваться, во-первых, чрезвычайным порядком, введенным после продажи Bear Stearns, а во-вторых, низкой ставкой по кредитам, доступной только для государства и других первичных дилеров.

Гайтнер с непроницаемым лицом выслушал Вилюмштада и спросил, почему AIG FP заслужил доступ к окну Федрезерва, которое, насколько было известно Вилюмштаду, было зарезервировано лишь для самых нуждающихся финансовых учреждений, а их в настоящее время и так насчитывается больше обычного.

Вилюмштад высказался снова, на этот раз подкрепив аргументы цифрами: AIG был столь же важен для финансовой системы, как и любой другой первичный дилер. С активами на 89 млрд долларов он на самом деле был внушительнее, чем многие из таких дилеров, поэтому и должен обладать такими же преференциями. Еще Валюмштад отметил, что AIG FP принадлежит 188 млрд долларов государственных облигаций. Но важнее всего, сказал он Гайтнеру, что AIG продал защиту по кредитным свопам – по существу, нерегулируемые страховки для инвесторов – основным фирмам Уолл-стрит. – С тех пор как я здесь, мы никогда не выпускали новых лицензий первичных дилеров, и я даже точно не знаю, каков процесс, – сказал Гайтнер. – Позвольте мне поговорить с моими людьми и выяснить… – Но прежде, чем Вилюмштад повернулся, чтобы уйти, Гайтнер задал вопрос, который на самом деле не давал ему покоя все утро: – У нас сейчас критическая ситуация или чрезвычайная?

К счастью, Вилюмштад был готов ответить на этот вопрос. В ходе встреч с юристами и консультантами AIG[468], в том числе с Роджином Коэном из Sullivan & Cromwell и Энтони М. Сантомеро, бывшим президентом Федерального резервного банка Филадельфии, он получил инструкции, как отвечать на этот вопрос – осторожно. Если бы он признал, что в AIG наступил кризис ликвидности, Гайтнер почти наверняка отверг бы его ходатайство стать первичным дилером, отрезав компании доступ к дешевым средствам, в которых он так нуждался.

– Ну, позвольте мне просто сказать, что это было бы очень полезно для AIG, – ответил он.

Вилюмштад оставил Гайтнеру два документа[469]. Одним из них был список, в котором перечислялись регалии AIG FP и обосновывалось, почему фирме должен быть присвоен статус первичного дилера. Другой – бомба, которая, и в этом Вилюмштад не сомневался, привлечет внимание Гайтнера, – доклад по позициям AIG, открытым по всему миру, в который вошли «12 тыс. индивидуальных контрактов на 2,7 трлн долларов в условных производных инструментах». Примерно на середине страницы жирным шрифтом была выделена деталь, которая, как надеялся Вилюмштад, произведет на Гайтнера впечатление: «1 трлн долларов открытой позиции сосредоточено в 12 крупных финансовых учреждениях». Не нужно обладать гарвардской степенью MBA, чтобы мгновенно понять значение этих цифр: при обрушении AIG потянет за собой всю финансовую систему.

Гайтнер, все еще поглощенный Lehman, бегло взглянул на документ и отложил его.