Советские фильмы о деревне. Опыт исторической интерпретации художественного образа - Олег Витальевич Горбачев

фильмов, в которых затронута тема миграции, следует отметить их значительный информационный потенциал для более глубокого понимания миграционных процессов в антропологическом контексте – не как глобального явления, но как события, меняющего жизнь человека.

Глава 6. События сельской истории в советском кинематографе

Мы имели возможность убедиться, что художественный кинематограф дает достаточно адекватное представление о предметном мире советской деревни, а также о процессах, происходивших в сельском социуме. Вопрос об отражении конкретных событий гораздо сложнее. Художественная интерпретация нередко вводит в заблуждение относительно действительного содержания события, а в случае, когда фильмы являлись частью широкой пропагандистской кампании, идеологизированная трактовка была способна полностью подменить реальность.

Два события в истории российской деревни оставили неизгладимый след в крестьянской памяти – это коллективизация и Великая Отечественная война. Оба они получили развернутое отражение в кинематографе, но в определенном ракурсе – сначала в пропагандистском, а затем мифологическом. Правда о коллективизации стала возможной только в годы «перестройки», еще сложнее шел процесс кинопрезентации военных событий. Он находился под жестким контролем политики памяти, поддерживающей героический образ сражающейся деревни, ставшей пространством партизанской борьбы, либо ареной героического труда в тылу. И в том, и в другом случае, выполняя свой долг перед Родиной, крестьянство несло непоправимые потери.

Помимо этих двух событий, сформировавших свою фильмографию с типичными сюжетами и образами, кинематограф был призван отражать текущую жизнь советской деревни послевоенного времени, где реформы сменяли одна другую, и каждая несла надежды и разочарования. В ретроспективном кинематографе роль этих реформ получила более глубокую оценку, но интересно проследить, как воспринималось происходившее в деревне в режиме реального времени. С учетом мест проживания кинематографистов это был взгляд городского, главным образом столичного, жителя.

Помимо коллективизации и Великой Отечественной войны, мы решили также остановиться на освещении в советском художественном кино наиболее значимых событий послевоенной сельской истории – хрущевских аграрных реформ и освоения целины – и попытаться понять, какое влияние они оказали на формирование исторической памяти.

6.1. Коллективизация

Коллективизация занимает особое место в советской истории, поскольку она сопровождалась коренной ломкой образа жизни крестьянства, многочисленными человеческими жертвами. Так или иначе она затронула бо́льшую часть населения страны, остававшейся в 1930-е гг. преимущественно аграрной. Реальные события этого времени сохранились в семейных преданиях, но долгое время находились под запретом и были серьезно деформированы советской исторической наукой и искусством, которые в соответствии с принципом партийности доказывали историческую неизбежность и прогрессивность коллективизации, замалчивая ее трагические стороны. Новую жизнь эта тема получила в условиях «перестройки», став одним из открытий гласности и породив множество научных текстов[288]. В центре внимания историков оказались вопросы, связанные с причинами и реализацией политики раскулачивания, голодом 1932–1933 гг., особенностями колхозного строя[289].

Тема коллективизации была востребована обществом в 1990-е – начале 2000-х гг., однако в последнее время интерес к ней снизился, что отразилось на уровне информированности респондентов проведенного в 2015 г. социологического опроса среди студентов неисторических специальностей Уральского федерального университета и Оренбургского государственного педагогического университета: 20,4 % опрошенных ничего не могли сказать о коллективизации, еще 33,6 % указали только приблизительную датировку (например, «XX век», «начало XX века», «при большевиках», «после революции», «в СССР»), т. е. более половины респондентов не владеют сколько-нибудь полной информацией о событии. Относительно точно период проведения коллективизации назвали только 12,8 % студентов.

Аналогичная ситуация складывается с представлениями о содержании события: ни один студент не соотнес коллективизацию с семейной историей; 41,6 % ответов презентовали образ, выражаемый через ключевые слова «объединение крестьянских хозяйств», «колхозы» и «раскулачивание»; 37,2 % респондентов не дали ответа или указали в качестве мероприятий варианты «нэп», «вся земля крестьянам» и проч.; 21,2 % студентов дали абстрагированную характеристику события через понятия «реформа», «модернизация», «индустриализация», «конфискация имущества», «подъем промышленности», «пятилетки», «развитие индустрии» и проч. В последнем случае коллективизация теряется как самостоятельное событие и включена в контекст более глобальных исторических процессов, что созвучно советской традиции презентации коллективизации как составной части плана строительства социализма.

Интересна оценка значения коллективизации: 22,6 % респондентов в целом положительно охарактеризовали последствия коллективизации, указывая, что она способствовала подъему экономики, развитию промышленности и сельского хозяйства; 19,7 % дали отрицательную оценку, отмечая в качестве последствий разрушение хозяйства, уничтожение крестьянства, голод, репрессии, кризис сельскохозяйственного производства; 10,2 % указали на положительные и отрицательные последствия; 47,5 % не отметили ничего или написали «не знаю».

В целом можно говорить о конфликтности образа события, когда в исторической памяти молодого поколения сталкиваются противоположные оценки и суждения. Эта конфликтность имеет тенденцию к сглаживанию: в ответах респондентов преобладают рационально окрашенные позитивные оценки, оправдывающие политику коллективизации как необходимого условия экономического развития страны, т. е. у респондентов возникает соблазн включить ее в контекст модернизации («миф преображения»), смягчив и оправдав негативные моменты.

С точки зрения мифологического прочтения коллективизация пережила любопытную трансформацию из героического советского мифа в эсхатологический[290] и этиологический («миф преображения»). Такая перекодировка вызвана несколькими причинами.

Во-первых, в силу своей противоречивости коллективизация однозначно не соотносится ни с одним из мифологических архетипов, поэтому стремится к смысловому упрощению.

Во-вторых, данное событие «неудобно» для официальной истории. Свой вклад в ремифологизацию события внесли политика умолчания со стороны власти, а также уход из жизни носителей «живой памяти», воспоминания которых стали изучаться сравнительно недавно, только в 2000-е гг.

В-третьих, благодаря сформированной в советский период документальной памяти (фильмы, художественные произведения, научные труды), сохраняется советский миф, в основе которого лежит сюжет героической борьбы коммунистов с «кулаками» и вредителями за счастливую колхозную жизнь. Следует учесть и то, что трагедия коллективизации оказалась в тени героического мифа Великой Отечественной войны и традиционно рассматривается как один из источников победы.

Среди источников информации о событиях коллективизации респонденты указывают прежде всего на школьные уроки истории – 79,9 %. Кроме того, 23,0 % отметили, что их представления основаны также на рассказах родственников – очевидцев событий; 18,2 % знакомились с документами – воспоминаниями, фотографиями и т. д., в том числе размещенными в Интернете; 8,4 % посещали музеи, выставки, мероприятия, посвященные данной теме; 5,1 % писали рефераты на тему коллективизации; 2,6 % читали книги и смотрели фильмы; 8,8 % ответили, что тема им неинтересна или не отметили ничего.

Отдельные вопросы в анкете были посвящены уточнению гипотезы о влиянии кино и художественной литературы на образ события. 20,8 % респондентов положительно ответили на вопрос «Видели ли Вы художественные или документальные фильмы по истории коллективизации?», но большинство из них (75,4 %) затруднились назвать эти фильмы. Остальные опрошенные чаще других вспоминали фильм «Вечный зов» (реж. В. Краснопольский, В. Усков, 1973–1983), экранизацию романа М. Шолохова «Поднятая целина» (реж. А. Иванов, 1959–1961); также был упомянут фильм