Однажды в СССР - Гатин Игорь

– Из Пензы.

Он находился в некотором оцепенении после произошедшего. В голове не укладывалось, что Джина больше нет, а сам он чуть не убил человека. Спасибо, сидящий рядом Север остановил. Ему стоило большого труда хотя бы внешне сохранять спокойствие. Получалось не очень, машину он вёл на автомате, но руки на руле подрагивали. Будь он в норме, то заметил бы, как дёрнулся его пассажир при этих словах.

– А как зовут?

– Ромка-Фарт.

– А отчество у тебя есть с фамилией? – прозвучало глухо, и вопрос показался неожиданным. Но Ромка был не в том состоянии, чтобы обращать на это внимание.

– Романов Роман Александрович.

Взгляд вора затуманился, и он чересчур пристально начал вглядываться в проносящуюся темноту за окном. Снова он заговорил, только когда въехали в Москву:

– Как думаешь, где он хранит бабки?

– Ну дома точно что-то есть. Я думаю, туда надо рвать и постараться обогнать его, иначе мы просто к нему не попадём. Сам он дверь точно не откроет.

Всё это время Ромка гнал на немыслимой скорости. На мокрой дороге это было опасно, но, как новичок за рулём, он об этом даже не задумывался. Им просто везло, что резина была ещё новой и нигде не подморозило.

Наконец, они достигли красивого сталинского дома на Ленинском. Бросив машину в соседнем дворе, они бегом добежали до нужного подъезда и поднялись на последний этаж – Зуев любил шикарный вид на Нескучный сад и дальше на центр Москвы, который открывался из окон его четырёхкомнатной квартиры. Ждать пришлось недолго. Вскоре лифт опустился на первый этаж, а потом поднялся на последний, и вот уже испуганный мужчина торопливо отпирает многочисленные замки. Дверь распахнута, а тут и гости!

Не было никаких цветистых фраз, как в боевиках и блатных песнях, – его просто впихнули внутрь собственной квартиры, а потом молча и деловито пару раз дали по почкам и один раз для убедительности по печени. Пётр Петрович тоже не изображал героя, а кулем повалился на пол и честно попытался умереть, но не вышло. Пришлось сначала показывать, где сейф, а потом и мучительно открывать его. Впопыхах не подумали, что квартирка на сигнализации, а когда прочухали, было уже поздно – тренькал телефон. Зуев находился в неважном эмоциональном статусе, а потому внятно поговорить с диспетчером не смог, всё время пытаясь завалиться набок и потерять сознание. Энергичные оплеухи плохо помогали делу, и у оператора вневедомственной охраны появились законные подозрения. В итоге она сообщила, что высылает наряд.

В сейфе нашлось чуть больше десяти тысяч и немного ювелирки, что категорически не устроило опытного Севера, а потому мучения Петра Петровича продолжились. Его больше не били, Север просто необычным образом захватил его палец и энергично начал выламывать. Этого оказалось достаточно, чтобы в шкафу обнаружился ещё один сейф размером с холодильник, который находился на отдельной сигнализации. Хозяин долго не мог совладать с кодовым замком, а когда ему это удалось, глазам присутствующих открылась картина, достойная сказок про Али-Бабу. Пачки денег, как рублей, так и долларов США, немецких марок, итальянских лир, беспорядочной грудой возвышались поверх толстого, сантиметров в двадцать, не меньше, слоя золотых изделий, как с камушками, так и без. Отдельно друг на дружке лежали старинные иконы, а на них – массивные церковные кресты, все усыпанные драгоценными камнями. Также имелась стопка сереньких неброских сберкнижек, заглядывать в которые не было времени.

Ромка не собирался грабить Петра Петровича, он приехал лишь за деньгами для ребят, о чём и сообщил Северу. Тот тяжело посмотрел на него, но, как ни странно, согласился. На самом деле унести всё не представлялось возможным, а с минуты на минуту могли появиться менты. Сейфовую сигнализацию отключить тоже не удалось, хозяин со страха забыл код – во всяком случае, так утверждал, а впрочем, это уже не имело значения. Нашли спортивную сумку с эмблемой «Спартака» в кладовке и принялись лихорадочно закидывать туда рублёвые пачки, стараясь выбирать покрупнее номиналом. Валюту не брали – за такой размер, как поведал Север, светило больше, чем за разбой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Пусть он сам с ментами за неё разбирается, если ума нет. А если не дурак, то и заяву кидать не стоит. Ты же не дурак, а, бобёр?

Пётр Петрович, сидевший жопой на полу и тоскливо наблюдавший за процессом, отрицательно покачал головой. Было видно, что он плохо въезжает в обстановку. Когда сумка была полна, в сейфе, казалось, даже не убавилось. А за окном уже переливался сине-красный маячок.

Север хладнокровно закрыл массивную дверь сейфа, потом шкаф.

– Валим! А ты язык не распускай, а то подрежем! – это уже хозяину. – Скажешь, что просто забыл снять сигнализацию!

Впрочем, глядя на Петра Петровича, появлялись сильные сомнения, что он сможет убедить ментов в безобидности ситуации. Помимо всего прочего, под глазом у него наливался огромный синяк – кто-то из пацанов саданул ему впотьмах, когда он убегал во время драки. Но причёсывать ситуацию было некогда.

Они выскочили на площадку, снизу слышался топот множества ног, лифт тоже был внизу. Не сговариваясь, они кинулись к железной лестнице на чердак. Ромка взлетел первым, Север тоже карабкался довольно проворно для его крупной фигуры. Вот он протянул Ромке сумку, тот её подхватил, и в этот момент у вора вывалился пистолет из-за ремня брюк сзади. Со страшным грохотом он упал на плитку пола, и в ту же секунду Север прыгнул за ним вниз. Когда он снова поднялся и закрывал за собой крышку проёма, ведущего на чердак, менты были уже на площадке. Сильно запыхавшиеся, они тем не менее пустились в погоню.

В кромешной темноте, то и дело оступаясь в толстом слое пыли и птичьего помёта, беглецы достигли слабо подсвеченного луной лаза на крышу, выскочили и кинулись к пожарной лестнице. Вот они уже спускаются, то и дело рискуя сорваться со скользких холодных поперечин, а по крыше грохочут казённые сапоги. Лестница закончилась, а до земли ещё метра три. Ромка бросает сумку и не раздумывая прыгает, Север за ним, но неудачно – при приземлении он подворачивает ногу. Они бегут какими-то проходными дворами, менты вроде отстали, но Север всё теряет темп, от боли в ноге у него темнеет в глазах. Всё – больше нет мочи. Тогда Ромка подставляет спину, Север с сомнением качает головой, но взбирается на закорки, другого выхода нет. И откуда столько силы в этом худощавом теле? Пацан прёт почти центнер на спине и сумку с деньгами в руках. Может, и ушли бы, но вот впереди замигал проблесковый маячок – менты хорошо знали свой район, в отличие от беглецов. Они свернули в единственно возможный двор, который оказался тупиковым.

– Всё, уходи один!

– Куда?!

– В подъезд, на чердак, потом на крышу. Может, свезёт! Запомни адрес: Кратово, Лесная, 7. Пусть пацаны срываются. На, забери мою волыну. И ещё… – тут вор запнулся. – В общем, я – твой отец!

Ромка остолбенел. Почему-то он сразу поверил и принял информацию. Может, потому что ждал этого всю жизнь?!

– Ну, беги! Чего встал? – и матёрый вор ласково потрепал его по щеке.

Он сорвался и, не оглядываясь, сквозанул в парадное, а Север тяжело опустился на скамейку у подъезда, закурил и безразлично скользнул взглядом по въезжающему во двор переливающемуся «бобику».

* * *

– Пол-оборота, напра-во! Ложись! Отбой!

Строй стриженных под ноль, разношёрстно одетых пацанов дружно повалился на голые доски длинного помещения ГСП – городского сборного пункта. Скоро все спали – не раздеваясь, впритирку, все на правом боку, не повернуться, плечом к плечу.

Наутро их распределяли по командам. Он попал в ту, что отправлялась в непонятное место с загадочным названием «Москва-400». Потом двое с половиной суток они тряслись в общем вагоне поезда «Москва – Караганда», потом – ещё сутки на поезде без названия и наконец выгрузились на одинокой станции в голой степи. Москвой, хоть бы и «четыреста», тут даже не пахло. Станция представляла собой одноэтажное строение из кизяка с потрескавшейся побелкой. От неё не вела ни одна дорога. Имелся ещё металлический столб с проржавевшей табличкой «Сары-Шаган».