В доме коммерции советника (дореволюц. издание) - Евгения Марлитт

„Ты, по всей вѣроятности, будешь смѣяться и торжествовать, дорогая бабушка, когда узнаешь изъ моего письма, что я нѣсколько часовъ тому назадъ обручилась съ твоимъ бывшимъ протеже, Карломъ фонъ Стетенъ. Правда, что онъ очень некрасивъ собой и даже смѣшенъ, я всю жизнь буду стыдиться показываться съ нимъ въ обществѣ, но его собачья привязанность и безумная страсть возбудили во мнѣ жалость. Со смертью его молодаго кузена онъ сдѣлался маіоратомъ въ Лингенѣ и Штромбергѣ, а такъ какъ онъ принятъ ко двору и хорошо поставленъ въ обществѣ, то я ничего не имѣю противъ этой партіи.“

Письмо упало изъ рукъ Кети – Брукъ былъ свободенъ, тяжелыя цѣпи были порваны, онъ могъ явиться теперь на мельницу. Правда ли это? Такой внезапный, неожиданный переворотъ, послѣ долгихъ, мучительныхъ мѣсяцевъ, послѣ того, какъ употреблена была вся сила, что-бы усмирить непокорное сердце и достигнуть стойкаго, мертваго спокойствія, необходимаго для того, что-бы передать ненавистное кольцо въ руку невѣсты Брука, а затѣмъ продолжать суровый жизненный путь, хотя скучно и одиноко, но за то съ спокойною совѣстью.

Молодая дѣвушка закрыла лицо руками, точно боялась какого-то угрожающаго призрака. Ну что, если глаза обманули ее? Но нѣтъ, вѣдь ясно сказано въ письмѣ, что Флора уже обручилась! Испытавъ всѣ прелести одинокой жизни, она хоть и поздно рѣшилась надѣть на себя брачныя узы! Кети снова схватила измятый листокъ и нѣсколько разъ прочла его содержаніе; Флора подробно описывала день своего обрученія, много говорила о предстоящей свадьбѣ и затѣмъ слѣдовало предварительное приглашеніе самой бабушки. Все это было просто и ясно, однако лицо читающей вдругъ покрылось смертельною блѣдностью, будто сердце ея внезапно перестало биться. Флора писала далѣе:

„Проѣздомъ въ Берлинъ, я пробыла нѣсколько дней въ Лейпцигѣ и могу сообщить тебѣ нѣсколько интересныхъ новостей о надворномъ совѣтникѣ и профессорѣ Брукъ. Этотъ человѣкъ неимовѣрно счастливъ, онъ съумѣлъ завоевать себѣ не только знаменитость и всеобщее обожаніе, но и сердце одной прекрасной графини. Меня даже увѣряли, будто онъ уже тайно обрученъ съ своей прелестною паціенткою, которую смѣлой операціей спасъ отъ вѣрной смерти. Говорятъ, что родители графини дали полное согласіе на этотъ бракъ, а блаженная тетушка Діаконусъ давно уже благословила своего дорогаго племянника. Я видѣла ее въ театрѣ, она сидѣла рядомъ съ обрученными съ мирнымъ, добродѣтельнымъ выраженіемъ лица и, какъ мнѣ показалось, въ нитяныхъ перчаткахъ. Его невѣста очень хороша, хотя похожа на размалеванную куклу, а онъ? Скажу тебѣ по секрету, бабушка, я искусала себѣ губы въ кровь отъ злости и досады, смотря на этого баловня счастія, на этотъ предметъ всеобщаго обожанія. Надо было видѣть съ какимъ спокойствіемъ и самоувѣренностью онъ стоялъ за стуломъ своей избранной графини, точно онъ и не имѣетъ понятія о слабости характера, безсовѣстный!

Передай Кети прилагаемую записку“.

На столѣ, между бумагами, дѣйствительно лежала запечатанная записка, съ адрессомъ: – „Кети Мангольдъ.“ Передъ глазами молодой дѣвушки кружились желтыя пятна и узенькій лоскутокъ бумаги дрожалъ въ ея сжатыхъ пальцахъ. Посланіе состояло всего изъ нѣсколькихъ словъ:

„Потрудись, пожалуйста, передать ввѣренное тебѣ кольцо графинѣ Витте, или, пожалуй, можешь бросить его въ рѣку, туда-же, гдѣ лежитъ другое. Флора“.

Прочитавъ эти строчки, Кети успокоилась, машинально разгладила записку и положила ее къ письму. Не графиня-ли Витте та гостья, для которой приготовляютъ комнату въ докторскомъ домѣ? Она энергично покачала красивою головкою, задумчивые каріе глаза заблестѣли лихорадочнымъ огнемъ и руки судорожно сжали тяжело дышавшую грудь. Была ли она достойна еще разъ взглянуть ему въ глаза, если-бы хоть на одну минуту усомнилась въ его честности? Вѣдь онъ сказалъ: „къ Святой я буду здѣсь.“ И навѣрно пріѣдетъ, и хотя бы самые краснорѣчивые люди увѣряли ее въ противномъ, она не повѣрила-бы этому, сердце говорило ей, что она любима, и что онъ сдержитъ свое обѣщаніе.

Радость и счастіе наполнили ея измученную душу, она живо подбѣжала къ угловому окну, что-бы хоть украдкой посмотрѣть на милый, дорогой домикъ, и что-же? Надъ верхушками деревьевъ развѣвался яркій, пестрый флагъ. Неужели гости уже пріѣхали? Не поспѣшить ли туда, что-бы обнять и прижать къ сердцу тетушку Діаконусъ? Нѣтъ, въ такомъ взволнованномъ состояніи никому нельзя было показаться на глаза; нужно было прежде согнать съ лица предательскій румянецъ и успокоить сильно бьющееся сердце, а иначе пришлось-бы, пожалуй, потерять расположеніе доброй старушки.

Кети снова подошла къ письменному столу; передъ нею лежала раскрытая счетная книга и шесть дѣловыхъ писемъ, на которыя нужно было отвѣтить какъ можно скорѣе, а внизу, на дворѣ послышался лай собакъ и скрипъ колесъ мельничной повозки, до верху нагруженной тяжелыми мѣшками; во всемъ этомъ было довольно прозы и суровой дѣйствительности.

Кети невольно оглянулась, – все спокойно стояло на своихъ прежнихъ мѣстахъ; на старыхъ стѣнахъ по прежнему висѣли лубочныя картинки, на диванѣ все также высоко громоздились пуховыя подушки, а въ простѣнкѣ между окнами, съ одинаковою чопорностью висѣли старинные часы, еле-еле шевеля тоненькимъ маятникомъ за потускнѣвшимъ стекломъ.

Нѣсколько успокоившись, она взяла листъ бумаги и написала: „Господину Шиллингу и К°, въ Гамбургъ“.

Но, Боже мой! какія это были каракули, вѣдь никто не въ состояніи этого прочесть! Отчаяніе овладѣло молодою дѣвушкою, она быстро провела рукою по пылающему лбу, такъ что каштановые локоны разлетѣлись по сторонамъ, обнаруживая узенькій, красный рубецъ надъ правою бровью.

Такимъ образомъ просидѣла она нѣсколько минутъ неподвижно, закрывъ глаза руками, какъ вдругъ легкій вѣтерокъ обдалъ ея разгоряченное лицо; Кети подняла голову и не вѣрила своимъ глазамъ – тамъ, на верхней ступенькѣ лѣстницы стоялъ онъ, улыбаясь и сіяя непритворною радостью свиданія.

„Брукъ!“ – Я такъ и думала, – воскликнула она съ восторгомъ и бросивъ перо, побѣжала къ нему навстрѣчу… Минуту спустя она лежала уже на его груди.

Въ сѣняхъ въ эту минуту показалась Сусанна и остановилась въ недоумѣніи, что-же это значитъ? Дверь была настежъ отворена, тогда какъ въ комнатахъ было далеко не жарко и при страшной дороговизнѣ дровъ, нужно было каждый день топить печи. А когда, подойдя къ двери, она увидѣла доктора Брука, крѣпко держащаго въ объятіяхъ ея молодую госпожу, кровь бросилась въ голову доброй старушкѣ, и на лбу показались крупныя капли пота. Боже мой! да вѣдь они не были женихомъ и невѣстою!

Осторожно подкралась она ближе, что-бы притворить дверь; но Кети замѣтила ее и внезапно покраснѣвъ, всѣми силами старалась высвободиться изъ рукъ Брука.

Докторъ засмѣялся непритворнымъ, веселымъ смѣхомъ и еще крѣпче прижалъ молодую дѣвушку къ своему сердцу.

– Ты хотя и добровольно пришла ко мнѣ, дорогая Кети, но я все еще не совсѣмъ довѣряю тебѣ, – сказалъ онъ.

– Я не такъ глупъ, чтобъ дать тебѣ время, снова превратиться въ сестру. Входите безъ церемоніи, дорогая Сусанна! – крикнулъ онъ, замѣтивъ присутствіе старой ключницы. – Я не могу возвратить ей свободы, прежде чѣмъ вы не подтвердите, что видите передъ собою мою невѣсту.

Сусанна отерла навернувшуюся слезу и поздравила свою барышню, потомъ она поспѣшила въ кухню, что-бы подѣлиться новостью со вдовою мельника Франца и вмѣстѣ съ нею посѣтовать надъ тѣмъ, что настаетъ конецъ хорошей жизни на мельницѣ.

Брукъ подошелъ къ письменному столу и торжественно захлопнулъ счетную книгу.

– Завтра Святая, – сказалъ онъ, – а потому карьера прекрасной мельничихи кончена. Съ какимъ нетерпѣніемъ я ждалъ окончанія срока, который самъ долженъ былъ назначить себѣ, что-бы не навсегда лишиться моего дорогаго сокровища. Ты не испытала терзаній, когда человѣкъ живетъ въ неизвѣстности и ежеминутно дрожитъ за счастіе всей своей жизни. Моимъ единственнымъ утѣшеніемъ были твои письма къ тѣтушкѣ. Какъ сдержанны, какъ холодны были твои короткія посланія, а между тѣмъ я все таки читалъ въ нихъ твою тайную любовь ко мнѣ! – Онъ схватилъ ея руку и притянулъ ее къ себѣ.

– А теперь, дорогая моя Кети, объясни мнѣ почему ты тогда хотѣла быть для меня только сестрою, зачѣмъ такъ упорно отталкивала отъ себя любовь и счастіе, и обрекла себя на одинокую, трудовую жизнь?

Онъ вдругъ замолкъ и яркая краска покрыла его лицо; глаза его остановились на запискѣ, крупный почеркъ которой былъ ему хорошо знакомъ.

Быстрымъ движеніемъ Кети закрыла бумагу рукою. Къ чему вспоминать объ этой отвратительной интригѣ? Теперь ничто болѣе не служило помѣхою ея счастію.

Однако докторъ настаялъ на своемъ и вытащилъ изъ подъ ея руки измятое письмо и записку.

– Между нами не должно быть секретовъ, – сказалъ онъ серьёзно.