Когда она искушает - Габриэль Сэндс

он смотрел на тебя. Я не хочу, чтобы кто-нибудь смотрел на тебя.

Она застонала и повторила: — Сумасшедший.

Я лизнул раковину ее уха, трахая ее рукой. — Ты будешь продолжать называть меня так, и я покажу тебе настоящее безумие. Я приведу тебя наверх и привяжу к своей кровати. А потом я вымажу твою кожу своей спермой, пока ты не будешь вся в ней. Пока ни у кого не останется сомнений, кому ты принадлежишь.

Ее киска сжимается, и она кончает на мои пальцы. Содрогаясь всем телом, она скачет по моему бедру, когда оргазм настигает ее, и при этом задевает ногой мой ноющий член. Это небольшое, непреднамеренное движение заставляет меня потерять последние остатки самообладания.

Я отправляю в полет свою тарелку и опрокидываю ее на поверхность стола, прижимая ее к нему передней частью. Ее ноги едва достают до пола. Она все еще дрожит, и когда я задираю ее юбку, передо мной открывается вид на ее мокрую киску.

С рычанием я расстегиваю ремень, стягиваю его и складываю вдвое.

Ее ногти впиваются в стол, и она шипит, когда теплая кожа касается задней поверхности ее бедер. Схватив ее за волосы, я прижимаюсь губами к ее уху. — Мы так и не дошли до этого наказания, не так ли?

Она дрожит в моей хватке, ее дыхание вырывается из груди. — Я думала, что именно это ты и делал, когда ласкал меня перед Поло.

Я крепче сжимаю ее волосы.

— Я не хочу слышать имя другого мужчины, когда смотрю на твою мокрую киску.

Ремень ласкает ее упругую кожу, и через несколько секунд она расслабляется.

Я поднимаю ремень и хлещу ее по тому месту, где ее задница соприкасается с бедром.

Она издает звук, похожий на стон и вскрик, и это вызывает пульсацию крови в моем члене. — Осторожнее, а то я подумаю, что тебе это нравится.

Когда я делаю это в следующий раз, она заглушает звуки, вырывающиеся из ее рта, кусая свое предплечье, но она не может заставить свою пизду перестать течь.

Я провожу ремнем по ее киске, оставляя на ней блестки ее влаги. Я показываю его ей. — Вот что я делаю с твоим телом, пикколина. Никогда, блядь, не забывай об этом.

Ее кожа краснеет.

Пряжка ремня звякнула о землю. Я расстегиваю молнию на брюках, достаю член и погружаюсь в ее тугую дырочку.

Она всхлипывает от удовольствия, когда я трахаю ее. — Джио, о Боже, о Боже, о Боже.

Если бы взорвалась бомба, я бы не смог остановиться, находясь в ней. Все связные мысли исчезли, оставив только хаос в голове.

К черту Сэла. К черту Дамиано. Бери ее и беги. Ты знаешь, что никто из них никогда не сможет тебя найти.

Чего ты хочешь больше? Ее или мести? Удовольствие от мести быстротечно, но Мартина…

Мартина — это навсегда.

Оргазм прорывается наружу, и я зажмуриваю глаза. Я обхватываю ее руками, обнимаю ее маленькие груди, и она бьется об меня, встречая мои медленные толчки.

Она смотрит на меня через плечо, на ее лбу блестит пот. На мгновение меня охватывает страх. Неужели я причинил ей боль? Не переборщил ли я с ремнем?

Но затем она одаривает меня блаженной улыбкой, и это — стрела в сердце.

Мартина — это навсегда, но для такого мужчины, как я, вечности не существует.

ГЛАВА 28

МАРТИНА

Проходят дни, а мы почти не выходим из дома. Джорджио не выпускает меня из постели. Он прожорлив и настойчив в желании насытиться моим телом.

Часы стираются, как и границы между нами. Я думаю, не жалеет ли он о том, что держал меня на расстоянии так долго, теперь, когда он знает, как все могло быть в те дни, когда он настаивал на том, что поцелуй был ошибкой.

Он больше не говорит таких вещей. Нет, теперь он осыпает меня похвалами. Он говорит мне, что никогда не целовал более мягких губ. Никогда не касался более гибкой кожи. Никогда не трахал так, как трахает меня.

С полной отдачей и полным пренебрежением к последствиям.

Прошлой ночью Джорджио научил меня тому, как он любит, чтобы ему отсасывали — глубоко и грязно. Я сидела на коленях, пока он вводил в меня свой член, уговаривая мое горло открыться для него. Когда я, наконец, приняла весь член, он провел ладонью по моей мокрой щеке и сказал: — Это единственный раз, когда я хочу видеть слезы на твоем лице, пикколина.

Это меня так возбудило, что я стала ласкать себя, пока он трахал мой рот. Мы кончили одновременно — он в мое горло, а я на пол.

Я хочу повторить это снова. Воспоминания заставляют меня потянуться к Джорджио сзади и обнять его за пижаму. Он еще спит, но уже в полудреме. Я чувствовала, как он всю ночь тыкался мне в спину, прижимая меня к своей груди.

Вряд ли я снова засну. Ранний утренний свет проникает сквозь щель в задернутых шторах, и я тихо зеваю, прежде чем перевернуться на другой бок и посмотреть на спящее лицо Джорджио.

Даже когда он спит, покой не приходит к нему. Линия между бровями стала мягче, но она все еще там, а челюсть напряжена.

Я знаю, о чем он мечтает.

О мести.

Он рассказал мне больше о своей матери за те тихие часы, что мы провели в постели. Видно, что он любил ее, но я не могу сказать, что она мне очень нравится. Мне жаль ее за то, что ей пришлось пережить, но в то же время она кажется жестокой за то, что заставляла своего сына чувствовать себя обузой. Каково ему было в десять лет думать, что он ответственен за то, почему его мама плакала каждую ночь? Ее боль была слишком сильной для нее, и она заставила его нести ее. Этот мальчик вырос в мужчину, который до сих пор считает себя плохим до глубины души.

Я медленно выдыхаю и осторожно сползаю с кровати, чтобы сходить в туалет.

После того как я сделала свои дела и вымыла руки, мой взгляд зацепился за мое отражение в большом зеркале.

Мое тело изменилось за последние несколько недель благодаря тренировкам. Я выгляжу сильнее, моя осанка как никогда хороша. Мы с Джорджио возобновили наши занятия, хотя часто отвлекаемся и заканчиваем занятия в разбросанной по полу тренажерного зала одежде.

Когда я возвращаюсь в комнату, Джорджио