Ученик архитектора - Элиф Шафак

Защитники Сигетвара оказались бесстрашными и стойкими воинами. Дни складывались в недели, недели – в месяцы, а оттоманской армии все никак не удавалось сломить их сопротивление. Жара становилась невыносимой. У воинов Сулеймана было достаточно провизии: сушеное мясо, сыр из кобыльего молока, вяленые фрукты, орехи, просо. Стада овец и коз, которые солдаты пригнали с собой из Стамбула, ожидали, когда настанет их черед идти под нож. Чем питаются враги и как им удается сохранять стойкость вопреки голоду, Джахан не представлял. Казалось, силы их давно должны были иссякнуть, однако они по-прежнему не желали сдаваться. Обе стороны понесли большие потери, причем солдат оттоманской армии погибло больше, чем неприятельских. Но если защитников крепости были сотни, то численность оттоманских войск измерялась тысячами. Каждый день, похоронив убитых, они готовились к новому сражению. Каждое утро они отправляли к графу послов, предлагая сдать крепость и обещая взамен полную безопасность ему и его людям. Султан Сулейман даже предложил Миклошу Зриньи стать правителем Хорватии в составе Оттоманской империи. Но всякий раз посланники возвращались с одним и тем же ответом: защитники Сигетвара не собираются сдаваться.

Грохот канонады эхом разносился в холмах. Неприятель стоял неколебимо. Пробоины, полученные в укреплениях днем, заделывали ночью, причем женщины и дети трудились наравне с мужчинами. Для укрепления стен они использовали то, что оказывалось под рукой: древесину, ковры, ткани. В дело шло всё, даже роскошные шелковые гобелены, принадлежавшие богатым семьям. Стройные нимфы, вытканные на этих гобеленах, танцевали и играли на лирах, длинные волосы их блестели в солнечном свете. Джахан смотрел на красавиц как завороженный. Янычары тоже не могли отвести глаз от прекрасных созданий. Притягательность этих соблазнительных картин была столь велика, что оттоманские командиры, решив, что гобелены обладают колдовской силой, приказали открыть по ним огонь. Пушки безостановочно били по тому участку стены, где красовались нимфы, пока пленительные картины не превратились в рваные, покрытые копотью тряпки.

Как-то раз ясным сентябрьским утром Джахан, сидя верхом на слоне, вез султана в шатер. Где-то на полпути они услышали грохот взрыва, который Джахан вспоминал потом до самого своего смертного часа. Земля содрогнулась, клубы дыма взметнулись к небу. Слон так задрожал, что едва не сбросил обоих седоков.

Джахан попытался успокоить Чоту, но животное продолжало дрожать, испуганно глядя в потемневшее небо.

– Погонщик, что происходит? – подал голос султан, возлежавший в хаудахе на шелковых подушках.

– Мой повелитель, судя по всему, враги взорвали свой оружейный склад… и самих себя.

– Что ты сказал? – Сулейман приподнялся и выглянул из шатра. – Да, так оно и есть, – пробормотал он. – Так оно и есть.

В течение нескольких долгих томительных мгновений господин и слуга смотрели на бушующее пламя. Испуганный Чота размахивал хоботом и хлопал ушами. Султан, не обращая внимания на состояние слона, приказал:

– Подъедем поближе. Я хочу разглядеть все как следует.

Джахан повиновался, надеясь, что жуткое зрелище не приведет слона в панику. Когда они приблизились к месту взрыва, погонщик испытал столь сильное потрясение, что позабыл обо всем. Земля была сплошь усеяна обломками оружия, кусками человеческой плоти и оторванными конечностями. Невозможно было понять, чьи это останки – оттоманских воинов или защитников крепости. У Джахана перехватило дыхание, к горлу подкатил горький комок. Погонщик почувствовал, что его сейчас вывернет. С трудом сдерживаясь, он закрыл лицо руками.

– Не плачь, – бросил султан. – Сейчас надо не плакать, а молиться.

Джахан, устыдившись своей слабости, расправил плечи.

– Я буду молиться за наших погибших воинов, мой повелитель, – пообещал он.

– Нет, – покачал головой султан. – Молись за всех погибших. Смерть примиряет врагов.

Этот человек правил империей сорок шесть лет, и годы его правления были временем беспрестанных войн. Сулейман приказал казнить самого мудрого из всех своих великих визирей – человека, который, возможно, был его единственным другом. Старший сын султана был задушен на глазах у отца, второй сын умер от тоски и печали, а третий встретил смерть, уготованную ему отцом, в далекой Персии. Сулейман Великолепный сумел стать самым могущественным из всех оттоманских султанов. И вот сейчас на поле, усеянном одуванчиками и мертвыми телами, он сказал, что смерть примиряет врагов.

«Неужели в ином мире действительно исчезают все различия между людьми? – спрашивал себя Джахан. – Неужели мусульмане и христиане, те, кто осаждал крепость, и те, кто защищал ее, после смерти уже более не являются врагами?» Ответ на этот вопрос он не мог найти долгие годы.

* * *

Запах горелой плоти не развеялся до следующего утра. Зловоние было таким густым, что ветер не мог унести его прочь. Джахан чувствовал, что запах этот комком стоит у него в горле, затрудняя дыхание и мешая глотать.

Тем не менее он, как всегда, привел Чоту в полную готовность, дабы слон мог принять на себя драгоценную особу властелина мира. Ожидая появления Сулеймана, слон и погонщик стояли напротив его шатра. Однако вместо султана из шатра вышел великий визирь Соколлу. Шепотом он сообщил, что ему надо поговорить с погонщиком. Джахан прожил при дворе достаточно долго, чтобы понимать: если великий визирь хочет поговорить с простым слугой, значит произошло нечто из ряда вон выходящее. С бешено колотящимся сердцем он последовал за визирем.

В шатре султана, несмотря на обилие солнечного света, продолжала гореть лампа. Сулейман Великолепный неподвижно лежал на бархатном диване.

– Послушай, погонщик, – прошептал великий визирь, – никто еще ничего не знает. Ты уже понял, что случилось?

– Неужели повелитель?.. – выдохнул Джахан и осекся, боясь договорить.

– Увы, как это ни печально. Наш великий султан, да откроются перед ним врата рая, покинул сей мир. Это великое горе, но сейчас нам некогда предаваться скорби. На нас с тобой лежит важная обязанность.

Не зная, куда смотреть, Джахан уставился на носки собственных башмаков. Султан Сулейман прожил семьдесят два года, однако этой долгой жизни оказалось недостаточно, чтобы стать свидетелем очередной победы оттоманской армии.

– Пока что нам необходимо скрыть правду от воинов, – тихо, со значением произнес Соколлу. Чувствовалось, что человек этот привык расходовать слова столь же бережно, как и деньги. – Наш султан, как всегда, займет свое место в хаудахе на спине слона, – продолжал великий визирь. – И ты доставишь его на поле брани.

Джахан растерянно замигал, не веря своим ушам. Неужели им с Чотой придется возить мертвеца?

– Но вдруг кто-нибудь захочет поговорить с султаном? – осмелился спросить он.

– Старайся не приближаться к воинам. Если янычары увидят султана издалека, этого будет вполне достаточно. Слышать его голос им совершенно ни к чему. Все, что им нужно знать: наш великий повелитель жив и здоров.

Внезапно до них донеслись шаги. Стражники кого-то вели. Соколлу, распорядившийся впускать в шатер лишь облеченных особым доверием, повернулся, чтобы увидеть входящего. То был коренастый татарин с бычьей шеей.

– А, это ты, – кивнул великий визирь. – Проходи.

Соколлу извлек из-под полы какой-то свиток, поцеловал его и приложил ко лбу.

– Передай это шехзаде Селиму, сыну султана.

Татарин почтительно поклонился.

– Лети быстро, как ветер, – напутствовал его Соколлу. – Не останавливайся по пути. Ешь и пей прямо в седле. Не позволяй себе спать. Помни: нельзя терять ни минуты. От тебя зависит судьба империи.

«Сколько же времени займет путь из Сигетвара в Кютахью, которой сейчас правит шехзаде Селим? – мысленно прикинул Джахан. – После того как наследник престола получит весть о кончине отца, ему придется незамедлительно отправиться в Стамбул. Трон не должен пустовать. Время, когда наследник еще не успел занять место усопшего правителя, чревато заговорами и переворотами».

Соколлу извлек из перламутрового ларца Коран.

– Вы должны принести клятву на священной книге, – заявил он. – Оба.

Джахан и татарин исполнили приказ. Но великому визирю этого показалось мало. Он пожелал узнать, откуда они родом.

– Я из Индии, – ответил Джахан.

– А я из Казани, – сообщил гонец.

Соколлу извлек из ножен кинжал с позолоченной рукоятью, украшенной драгоценными камнями.

– Протяните ладони, – распорядился он.

Оба повиновались, и он сделал надрез сначала на указательном пальце гонца, потом – Джахана. Кровь окрасила отточенное лезвие.

– Если кто-нибудь из вас не сохранит тайну, обоих ждет смерть, – пообещал великий визирь.

Джахан не мог понять, почему жизнь его должна зависеть от человека, которого он знать не знает и видит впервые. Татарин, судя по всему, думал приблизительно то же самое. Но ни один из них не осмелился возразить. Соколлу протянул им два шелковых платка – перевязать порезанные пальцы.