Противостояние.Том I - Стивен Кинг

На заходе солнца улицы центра заполнились толпами бесчинствующих молодчиков, в основном не старше двадцати пяти лет, многие из которых были на мотоциклах. Они били витрины, растаскивали телевизоры, наполняли свои бензобаки горючим на заправочных станциях, оглядываясь, как бы кто не открыл по ним огонь. Но теперь улицы опустели. Некоторые налетчики, главным образом мотоциклисты, чей воинственный пыл еще не угас, умчались по автостраде 80. Но когда сумерки окутали эту зеленую равнину, большинство из них заползли в свои жилища и заперлись там, изнемогая от супергриппа или одного лишь страха, что заболеют. Де-Мойн выглядел словно после жуткой новогодней попойки, когда последние участники оргии забылись пьяным сном. «Бьюик», под шинами которого хрустело битое стекло, свернул на Юклид-авеню, проехав мимо двух столкнувшихся носами автомобилей, теперь лежавших на боку, переплетясь своими бамперами, как любовники, совершившие двойное самоубийство. На крыше «бьюика» был установлен громкоговоритель, который вдруг начал издавать какие-то гулкие бухающие звуки, потом царапающие, как на старых грампластинках. Вслед за этим по призрачным, пустынным улицам Де-Мойна стало разливаться чудное размеренное пение Матушки Мейбелл Картер, исполнявшей «Держись солнечной стороны»:

Держись солнечной стороны,Всегда солнечной стороны,Жизни солнечной стороны.И если много у тебя проблем,Тебе покажется, что их нет совсем,Коль держишься жизни солнечной стороны…

Старый «бьюик» все кружил и кружил, выписывая восьмерки, петли, иногда по три-четыре раза возвращаясь в один и тот же квартал. Когда он натыкался на что-нибудь или переезжал через чье-нибудь мертвое тело, громкоговоритель дергался, искажая звук.

В двадцать минут двенадцатого «бьюик» врезался в кромку тротуара и заурчал, а затем снова двинулся в путь. Через громкоговоритель неслась песня Элвиса Пресли «Старый тяжкий крест». Ночной ветер шелестел листвой и развеивал последние клубы дыма, поднимавшиеся над руинами колледжа.

Из речи президента, прозвучавшей в 21.00 по восточному поясному времени и не дошедшей до многих регионов:

«…такая великая нация должна сделать это. Мы не можем позволить себе шарахаться от тени в темной комнате, как маленькие дети; но мы также не можем отнестись беспечно к этой серьезной эпидемии гриппа. Мои соотечественники, я настоятельно советую вам оставаться дома. Если вы чувствуете недомогание, ложитесь в постель, примите аспирин и пейте побольше жидкости. Уверяю вас, самое позднее через неделю вам станет лучше. Позвольте мне повторить то, что я уже говорил в начале моего обращения к вам нынешним вечером. Это неправда, неправда, что данный вирус гриппа, как утверждают некоторые, является смертельно опасным. В подавляющем большинстве случаев больные скорее всего в течение недели встанут на ноги и будут чувствовать себя прекрасно. Далее… (приступ кашля)…далее, некоторые антиправительственные радикальные группы распространяют злобный слух о том, что этот вирус был выведен по указанию нынешнего правительства с военными целями. Соотечественники, это наглая ложь, о чем-я сейчас заявляю прямо и откровенно. Наша страна сознательно и честно подписала пересмотренные Женевские соглашения, касающиеся отравляющих и нервнопаралитических газов, а также бактериологического оружия. Ни сейчас, ни прежде мы… (чиханье)…мы не занимались тайным производством веществ, запрещенных Женевскими конвенциями. Это всего лишь сравнительно серьезная вспышка гриппа, ни больше ни меньше. Сегодня вечером мы получили сообщения о вспышках гриппа в ряде других стран, включая Россию и Красный Китай. В связи с этим… (приступ кашля и чиханье)…мы просим вас сохранять спокойствие, зная наверняка, что в конце этой или в начале следующей недели те из вас, кто не выздоровеет с помощью привычных средств, получат противогриппозную вакцину. В некоторые регионы были посланы отряды Национальной гвардии, чтобы защитить население от хулиганов, варваров и разжигателей паники, и откровенной ложью являются слухи о том, что отдельные города якобы оккупированы регулярной армией или будто новости выдумываются и искажаются. Мои соотечественники, все это наглая ложь, о чем я сейчас заявляю прямо и откровенно…»

На фасаде Первой баптистской церкви в Атланте красной краской из аэрозольного баллончика было написано:

Дорогой Иисус. Скоро увидимся.

Твой друг, Америка.

P.S. Надеюсь, к концу недели у тебя

еще останутся свободные места.

Глава 27

Утром 27 июня Ларри Андервуд сидел на скамейке в Центральном парке и смотрел на вольеры со зверями. У него за спиной тянулась Пятая авеню, до отказа запруженная машинами, в данный момент безмолвными и неподвижными. Их владельцы либо умерли, либо сбежали. Дальше, в конце Пятой авеню, виднелись клубящиеся развалины — это все, что осталось от некогда находившихся там шикарных магазинов.

Со своего места Ларри видел льва, антилопу, зебру и обезьяну. Все звери, кроме обезьяны, были мертвы. И, как подозревал Ларри, сдохли они вовсе не от гриппа, а оттого, что им Бог знает как давно не давали пищи и воды. Обезьяна была еще жива, но за те три часа, что Ларри провел на этой скамейке, она пошевелилась от силы раза три-четыре. Она была достаточно сообразительна, чтобы пока избегать гибели от голода и жажды, но ее, совершенно очевидно, поразил супергрипп. Это была как раз та обезьяна, которая «влипла». Таков старый жестокий мир.

Справа от него часы с фигурками животных пробили одиннадцать. Раньше эти забавные часы собирали возле себя кучу ребятишек, сейчас они старались лишь для пустынного парка. Медведь дудел в рожок, игрушечная обезьянка, которой была не страшна любая болезнь (правда, время от времени она ломалась), играла на тамбурине, слон бил хоботом в барабан. Тяжелые звуки, дети, чертовски тяжелые звуки. Сюита «Конец Мира» для зверей на парковых часах.

Когда часы смолкли, он снова услышал тот хриплый крик, только теперь, к счастью, слабый из-за расстояния. Провозвестник пришествия монстров орал этим прекрасным утром где-то слева от Ларри, возможно, на игровой площадке Гекшер. Хорошо бы он упал там в пруд и утонул.

— Монстры приближаются! — кричал в отдалении хриплый голос.

Облака рассеялись, день обещал быть ясным и жарким. Мимо носа Ларри пролетела пчела, покружила над одной из ближайших клумб и трижды присела на облюбованный пион. Со стороны вольеров доносилось монотонное, усыпляющее жужжание мух, облепивших трупы животных.

— Монстры приближаются! — не унимался крикун.

Это был высокий мужчина, на вид лет шестидесяти пяти. Впервые Ларри услышал его прошлой ночью, которую провел в «Шерри-Нидерленд». В погруженном во тьму, неестественно тихом городе этот слабый, завывающий голос казался звучным и зловещим, словно повторенный и искаженный эхом голос некоего помешанного Иеремии, блуждающего по улицам Манхэттена. Ларри лежал без сна на широченной двуспальной кровати, включив все находившиеся в номере лампы. Он был почему-то абсолютно уверен, что крикун, подобно существам из его дурных снов, искал его, шел к нему. Долгое время Ларри казалось, что голос звучит все ближе и ближе: «Монстры приближаются! Монстры уже в пути! Они подошли к самому городу!» Он ждал, что вот-вот дверь его номера, запертая на три замка, распахнется, и на пороге появится провозвестник пришествия монстров… и то будет не человек, а гигантский тролль с головой собаки, с выпуклыми, как у мухи, глазами размером с блюдца и оскаленными зубами.

Но сегодня рано утром Ларри увидел его в парке. Это был всего-навсего свихнувшийся старик в вельветовых штанах, японских сандалиях и очках в роговой оправе, одна дужка которой была обмотана клейкой лентой. Ларри попытался заговорить с ним, но тот в страхе побежал, крича через плечо, что монстры могут появиться на улицах города в любой момент. Он споткнулся о низенький проволочный бордюр и с громким смешным звуком «плюх» растянулся на велосипедной дорожке. Очки с него слетели, но не разбились. Ларри пошел было к нему, но старик, схватив очки, припустил в сторону тенистого сквера, не прекращая выкрикивать свое предупреждение. Теперь он вызывал у Ларри не смертельный ужас, а легкое раздражение и уже порядком надоел.

В парке были и другие люди. С некоторыми из них удалось поговорить. Они мало чем отличались друг от друга, как, впрочем, по мнению Ларри, и от него самого. Все они пережили потрясение, говорили бессвязно и, казалось, не могли удержаться от того, чтобы не цепляться все время за рукав собеседника. Им было что рассказать, но их истории практически повторяли друг друга. Их друзья и родственники либо умерли, либо были близки к смерти. На улицах велись перестрелки, на Пятой авеню творился просто ад. Правда ли, что магазина «Тиффани» больше нет? Как же так? Кто будет заниматься уборкой мусора и трупов? Стоит ли покидать Нью-Йорк? Ходят слухи, что все возможные пути бегства заблокированы войсками. Одна женщина боялась, что крысы вылезут из метро и заполонят землю. Это напомнило Ларри его собственные мысли в тот первый день его возвращения в Нью-Йорк. Парень, жующий извлекаемое из огромного пакета печенье, поведал Ларри, что собирается осуществить мечту всей своей жизни — пойти на стадион «Янки», голым обежать все игровое поле, а потом заняться мастурбацией в самом его центре. «Шанс, один на всю жизнь, приятель», — подмигнув, сказал он Ларри и побрел прочь, продолжая поглощать печенье.