Убийство девушку не красит - Лидия Ульянова

Но Новоселов не обиделся.

– Важно уже то, что ты сознаешь, что тебе с такой суммой не справиться. И мать твоя права: даже если все обойдется, все равно, незачем тебе сейчас такие деньги, впрок не пойдут. Самое большое, что ты сейчас можешь придумать, это машина и путешествия.

– Откуда вы узнали? – искренне изумился Сережа.

– Что же я, по-твоему, молодым не был? А сейчас, между прочим, другие времена на подходе. Ты о свободном предпринимательстве слышал, я надеюсь?

– Ну, слышал. Кооперативы? Джинсы варить и продавать или обувь шить?

– Почему обязательно джинсы варить? И это сегодня джинсы, а завтра можно будет дальше шагнуть. Все только начинается. А чем, скажи, тебе джинсы плохи?…

– Нет. Я хирургом хочу быть, а не барыгой. Мне у лотка стоять не улыбается. Коробейником.

– Темный ты парень, Сергей, хоть и хирургом хочешь быть. Зачем самому у лотка стоять? Деньги правильно вложить нужно, а там найдется, кому у лотка стоять. Кстати, деньги не такие гигантские, как кажется. На большое дело не хватит.

– А вы их можете правильно вложить? – задав этот вырвавшийся с надеждой вопрос, Сергей снова почувствовал себя недоумком, но слово не воробей.

– Эти деньги мой сын посчитал правильным тебе оставить. Я только тебе помочь могу. Вместе вложим. Ты и я. Я, в отличие от твоей матери, их выбрасывать не собираюсь. Мы с тобой за них перед Димой в ответе, перед его памятью. Только делать все придется по уму. Я и сам в таких делах не последний человек. Я, Сережа, на хлебозаводе плановым отделом руковожу. Но тем не менее грамотного нужно будет кого-то привлечь, чтобы не ошибиться.

– Михаил Моисеевич, но я совсем не могу. Я учиться не успеваю, хвостов полно. У меня работа еще…

– Смешной ты. Сам себя послушай: мне, ты говоришь, большими деньгами заниматься некогда, потому что я по ночам за копейки вкалываю… – Новоселов улыбнулся впервые с начала разговора. – Но в одном ты абсолютно прав. Твоя сегодняшняя задача – учиться. И учиться хорошо. А вот когда ты выучишься, тогда мы с тобой и поговорим. Ты не переживай, у нас с матерью никого больше не осталось, мне стараться не для кого, не обману… Кстати, ты о специализации уже думал?

– Думал. Хочу кардиохирургией заняться.

– Кардиохирургия – это хорошо, – задумчиво одобрил Новоселов. – Это очень даже хорошо. Престижно. И звучит громко. Вот и занимайся пока кардиохирургией, а о постороннем не думай. Рано…

Сергей вышел от Новоселовых сбитый с толку, но успокоенный. Так, кстати, и позабыл спросить о здоровье и самочувствии Миры Борисовны. И о делах самого Михаила Моисеевича ничего не спросил, не предложил помощи. Забыл. Просто радовался тому, что нашел себе поддержку и реальную помощь. Нашел там, где и не пришло бы в голову искать.

Но уже на подходе к дому он озадачился, заподозрив подвох. Не обвели ли его вокруг пальца, как мальчишку? Сомнительно это, честное слово, уговор о деньгах с чужим, в сущности, человеком и на неопределенный срок. У Новоселова остались деньги, а у Сережи что? Ничего, даже последняя Димкина записка осталась там. Ни расписки, ни следов. Молодец, Серега! Лопухнулся классно! Мог бы хоть немного взять из тюка, пока вез…

Ругать себя – дело неблагодарное, поэтому, в конце концов, решил: ну и пусть, все, что ни делается, все к лучшему. Деньги дело наживное. Не ему, так хоть Димкиной семье впору придутся. Но зачем тогда было так парить? Взял бы спокойно, сказал бы: спасибо, до свидания. И все. Зачем огород городить?

Дома Сергей отчитался перед матерью, встретившей не пороге с вопрошающим лицом. Так честно и сказал: ни в какую помойку не выкинул, отвез домой Новоселову, тот взял. Об их уговоре рассказывать матери не стал, да и был ли уговор, непонятно. И нечего волновать мать напрасно: опять запаникует, за корвалолом побежит. Но внутри сильней и сильней пилил себя за то, что поддался им обоим, – в первую очередь матери, – надо было быть похитрее. А теперь поздняк метаться.

Какое-то время Сергей ждал звонка от Михаила Моисеевича, надеялся, что тот будет регулярно звонить, рассказывать о том, как продвигаются их дела. Но звонков не было, а сам он тоже не звонил. Сергей – молодо-зелено, ушедшего пока еще не жаль, все впереди, все в твоих руках, по плечу, – вернулся к привычным заботам, делам, планам.

Но на кардиохирургию ушел.

15

На общей хирургии все, от профессора до сестры-хозяйки, жалели о Сережином уходе. Некоторые уговаривали остаться, пророчили хорошее будущее, другие понимающе кивали, соглашались, что узкая специализация – дело правильное.

Но Сергей все решил, а решений своих он не менял. Не к лицу мужчине быть не хозяином своего слова: хочу даю, хочу беру обратно…

На кардиохирургии встретили буднично, без интереса, хотя Сергей точно знал, что зав. общей хирургией дал ему отличные рекомендации. Приобщать его к работе в операционной никто не спешил, на операциях разрешали только смотреть, а больше нагружали осмотром больных перед и после операции. Вроде бы было ново, Сергей уговаривал себя, что интересно, но не вдохновляло. Ему казалось, что из хирургии он угодил прямиком в самую что ни на есть терапию, и сам себя мысленно дразнил доктором Боткиным.

И разговоры, постоянно ведущиеся на кафедре: о финансовых проблемах большой хирургии, скором переходе на платную медицину, – ему не нравились. На «общей» все было громко, азартно, с юмором, незлым матом, до хрипоты: как создать новую методику, как лучше выполнить какой-нибудь хитрый анастомоз, вспоминали случаи из практики, – а здесь, как в болоте, тихо, полушепотом, с мудреными экономическими терминами вечно обсасывалась проблема рентабельности и нерентабельности, вопрос дотаций и перехода на страхование. Как будто последние дни доживали…

Внезапно, когда Сережа и не ждал уже, позвонил Новоселов. Звонил по делу, но о деньгах ни слова не сказал. А Сергей не спросил, неловко было. Понятно, раз не говорит, значит, не хочет. А чего именно не хочет – говорить или делиться, – об этом Сергей старался не думать. Но в просьбе отказывать не стал и согласился съездить к брату Новоселова, профессору челюстно-лицевой хирургии Первого медицинского, за лекарством для заболевшей Миры Борисовны. Отказать Димкиным родителям Сережа не мог.

Клиника челюстно-лицевой хирургии была спрятана в глубине старого парка, затеряна в зелени деревьев. Брат Новоселова, крупный, ярко выраженный еврей, весь заросший темными жесткими волосами с густой проседью, встретил Сергея приветливо, живо блестя черными маслинами чуть навыкате глаз. Узнав, что перед ним почти коллега, шумно оживился и тут же предложил посмотреть операцию, на которую как раз собирался. Операцию назвал крайне любопытной, почти уникальной. Отказаться было неловко, тем более что профессор Новоселов называл Сергея не иначе как «коллега» и «мой молодой друг». Правда, с другой стороны, проблемы челюстно-лицевой хирургии Сергея не особо волновали, да и времени было жалко, предстояло еще лекарства через полгорода везти. Борис Моисеевич успокоил, что сам отвезет, все равно сегодня к брату собирался, и деваться стало некуда.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});