След Бремера - Валерий Муллагалеев

ночь в заброшенной таверне, Ноланд продолжил путь на восток. У моста ждет Вереск и цель их поездки уже близка!

Разговор с хранителем Пути воодушевил. Встреча получилась не из тех событий, что удивляют и потрясают подобно праздничному шоу, а затем забываются, оставляя в памяти только цветные картинки. Наоборот, влияние странной встречи сначала было незначительным, но постепенно нарастало, смысл сказанного раскрывался в глубинах сознания. Мировоззрение взвинтилось спиралью ввысь, и Ноланд смотрел на жизнь с новой высоты. Разум разрастался, как дерево, переполненное стихийной энергией природы и самой жизни. Ментальные листья с жадностью ловили ветер перемен и вдыхали солнечный свет, щедро льющийся с небес, корни жадно пили соки основ мира. Ноланд чувствовал, что уже не является тем человеком, который выполз из пещеры григотропоса посреди неведомых земель. Более того, сейчас он отличается от Ноланда, шедшего по древней дороге к заброшенной таверне.

Переполненный силой и стремлением вперед, Ноланд даже не остановился на ночевку и бодро шел круглые сутки. Спать не хотелось, ночная прохлада только наполняла новыми силами. Звездное небо качалось в такт шагам, луна постоянно выглядывала из-за облаков, наблюдая за странным путником. Туманы ползли по равнине среди синеватой мглы, разрываемые черными силуэтами деревьев и вздымающимися холмами. Хребет Корифейских гор застыл на востоке несокрушимой темной стеной, сливающейся с землей и небом.

Наконец на фоне светлеющего неба обломанные горные вершины начали приобретать четкие очертания – надвигался рассвет. Ноланда посетило удивительное ощущение, что это не утро наступает, а он сам идет вперед и приближается к рассвету. Он представил планету и себя, обгоняющего ее движение. Через несколько тысяч шагов Ноланд дошел до солнца – сквозь горы сверкнули первые лучи, нежные и путающиеся в тумане. Туман исходил от реки. Ноланд ускорил шаг, предвкушая встречу с другом и комфортную поездку в фургоне.

Река струилась серебристым потоком, отражая белеющее небо. Пологий берег зарос высокой травой и ракитником. Старый тракт упирался в мост, обозначенным двумя каменными столбами, похожими на вертикально поставленные бревна, на север уходила еще одна дорога. Ноланд подошел ближе, под ногами зашуршал крупный гравий. Вереска видно не было. Со склона крутого берега в воду поспешно юркнула выдра, под ивой крякала какая-та водоплавающая птица. Ноланд приблизился к каменным столбам, за которыми начинался мост. Начинался и заканчивался: уходящие в воду опоры прогнили и осели, на волнах плескалось зацепившееся за корягу одинокое бревно, фрагмент дощатого настила смутно угадывался на дне, остальное унесло течением.

Ноланд испугался, что Вереск погиб, проезжая по старому мосту, который не выдержал крупных дэрнирских лошадей с фургоном. Он стал осматривать обломки, стараясь найти что-нибудь, проясняющее недавние события. Журчала вода, пахло гнилым деревом, мокрым песком и водорослями. На одном из каменных столбов Ноланд нашел привязанную бечевкой дощечку. На ней чернели выжженные слова – записка от Вереска. Ученый сообщал, что мост не пережил недавнюю грозу, придется ехать в обход через Северный тракт. Ноланду там появляться чревато встречей с рыцарями, ему лучше переправиться здесь. Вереск уехал не дожидаясь спутника, чтобы не терять времени (вынужденный крюк может занять несколько дней). Встретиться предлагал сразу в Самородке.

Солнце поднялось и начался теплый день, но река оставалась холодной. Ноланд с досадой хлопнул по коленям. После бессонной ночи он планировал подремать в фургоне, вместо этого придется лезть в воду и продолжать спешку – судя по дате в конце письма, прошла уже неделя. Вереск предполагал, что Ноланд будет верхом и без особого труда переплывает неширокую реку вместе с лошадью. Это под силу даже не умеющему плавать. Ноланд плавать умел, но в незнакомую реку, да еще и с рюкзаком, предпочитал не соваться. В любом случае не здесь: для строительства моста выбрали самое узкое место реки, а чем уже русло, тем сильнее течение.

Ноланд пошел вдоль реки на юг. Карта показывала, что дальше река станет шире. Идти сквозь заросли стало труднее, встречались кочки и глубокие лужи, Ноланд промочил ноги и порезался осокой. Приходилось оставаться начеку: он по-прежнему в диких землях и снова углубляется на юг. Там, где объявился вуивр, может проснуться кто-нибудь еще. Особенно среди таких подозрительных зарослей, где шипят змеи и стрекочут неведомые насекомые. Приходилось тщательно выбирать дорогу, отчего Ноланд продвигался медленно. Только к полудню посчастливилось выйти на открытое пространство, где река расширялась. Будто устала от постоянного бега, нашла пологий берег и лениво распласталась, греясь на солнце. Летали чайки, высматривая на мелководье рыбу.

Брод был шириной метров двести, зато очень мелкий. Ноланд сделал из толстой ивовой ветки шест для проверки дна. Приятным воспоминанием мелькнул железный посох, увиденный в заброшенной таверне. Брезгуя насекомоподобной и ракообразной живностью, которая может копошиться в песке и особенно в липком иле, Ноланд не стал разуваться, заправил брюки в ботинки и пошел по чавкающему мелководью. Река на разливе текла медленно и успевала прогреваться. Уровень не поднимался выше колена, иногда Ноланд шел вовсе по щиколотку, но эти места были топкими и воняли тухлой рыбой.

Солнечные блики на воде слепили глаза, чайки вопили, возмущаясь вторжению чужака. Просторно, тепло, солнечно – идти было даже приятно. Ноланду вспоминались летние каникулы и поездки на Хиршвальдские озера – беззаботные времена, смешные купальные костюмы, похожие на пижамы. В детстве Ноланд ездил к озерам с дядей Альфредом и лишь однажды с отцом, который тогда чуть не помер со скуки, оторванный от работы. Когда Ноланд вырос, то пару раз наведывался к озерам с товарищами по учебе, но коллективный отдых всегда превращался в балаган. Позже Ноланд ездил в Хиршвальд только в одиночку и бродил по берегам блестящих водных дисков в задумчивости и грезах. В безветренную погоду озера отражали небо, и Ноланд воображал, что видит не отражение, а небеса иных миров, и стоит нырнуть в озеро, как переместишься между мирами и свалишься на головы людей, никогда не слышавших о Сандаруме и Ютерре. Ноланд шел, опираясь на ивовый посох, и прислушивался к воспоминаниям. Отчего-то давние хождения среди озер и нынешний переход через реку казались этапами одного и того же пути.

Когда до противоположного берега оставалось совсем чуть-чуть, Ноланд увидел, что впереди дно резко спускается вниз, вода темнеет, течение набирает силу. Как