Тьма после рассвета - Александра Маринина

напротив нее.

— Вот смотри, — начал он неспешно и сосредоточенно, словно рассказывал сказку, которую нужно было придумывать прямо на ходу. — Есть мальчик и девочка. Ему почти четырнадцать, ну, без двух месяцев, ей на год меньше. С девочкой случается… В общем, беда случается. В присутствии мальчика. Что этот мальчик будет чувствовать? Что будет делать? Как поступит?

Надежда задумчиво постукивала пальцами по столу.

— Говоришь, мальчик старше?

— На год с небольшим. Дети практически ровесники.

— Нет, Витюша, не практически и не ровесники. Год с небольшим это очень много для детей и подростков, поверь мне. Значит, исходим из того, что мальчик чувствует себя старшим и ответственным за девочку. А девочка ему нравится?

— Говорят — да. Некоторые утверждают, что он в нее влюблен.

— А она в него?

— Непонятно. Но относится к нему очень хорошо. Они дружат с детства. Может, тоже влюблена, но на этот счет показаний нет.

— Ясно. Теперь про беду, которая случилась. Мальчик мог ее предотвратить? От него что-нибудь зависело?

— Я не знаю, — честно признался Виктор. — А это важно?

— Это важно. Витя, мы с тобой давно женаты, ты меня хорошо выдрессировал и приучил к тому, что не имеешь права рассказывать подробности о своей работе. Так что ты не рассказывай того, что нельзя, а просто подумай минутку и придумай, как объяснить мне, чтобы я поняла, но при этом ничего не нарушить. Не торопись, время у нас есть, целых сорок пять минут урока плюс остаток перемены.

Она говорила с мужем так, словно он был ее учеником, восьмиклассником, который старался, учил, готовился, а на уроке отчего-то растерялся. Несмотря на усталость и отвратительное настроение, Гордеев даже развеселился.

— «Училку» включила? — улыбнулся он. — Не забыла, сколько мне лет?

Надежда пожала плечами.

— То, что хорошо работает с подростками, обычно срабатывает и со взрослыми. Особенно с мужчинами.

— Потому что мы, мужики, до седых волос остаемся детьми? Я сам не знаю, что и как в точности произошло, но есть некоторые основания предполагать, что детей остановили двое взрослых мужчин, о чем-то поговорили, потом посадили в машину и увезли. Силой посадили или дети сами сели в нее — неизвестно. По дороге мальчика выбросили из машины, а девочку повезли дальше.

— А беда, о которой ты говоришь, состоит в том, что девочку увезли? Или она случилась потом, ­позже?

— Позже.

— Мальчик об этом знает?

— Нет. Но может догадываться, если те, кто увез детей, что-то такое говорили по дороге.

Надежда Андреевна снова помолчала, постукивая пальцами по столешнице.

— О чем мужчины говорили с детьми, когда заманивали в машину, — тоже неизвестно?

— Неизвестно, — кивнул Гордеев.

О словах «отделение» и «техникум», которые якобы слышала школьница-свидетельница, он решил умолчать. Не факт, что так и было на самом деле, подростки — свидетели крайне ненадежные, а сами слова звучали совершенно нейтрально и не давали оснований для каких-либо выводов.

— Надюша, ты лучше меня знаешь мальчишек этого возраста. Я уже не помню, каким я сам был в тринадцать-четырнадцать лет, мне все кажется, что я всегда был таким, каков сейчас, но я же понимаю, что это иллюзия. Если мальчик жив, то мне нужно понимать, почему он не вернулся домой. В больницах и приемниках-распределителях его нет, мы проверяли. Может быть, с ним случилось самое плохое, но если не случилось, если он жив, то почему до сих пор не появился? Дети пропали в прошлую среду вечером, сегодня уже вторник.

— Может быть, его завезли достаточно далеко? Он идет пешком, денег на транспорт нет.

— Исключено. Во-первых, у него были деньги, три рубля. Сколько-то он, наверное, истратил на кино или на мороженое, девочку угощал, но, по моим прикидкам, у него должно было остаться от рубля до полутора. Можно свободно купить билет на любой автобус, любую электричку.

— А если у него отняли деньги?

Гордеев задумался. Такой поворот ему в голову не приходил. Двое взрослых преступников, похищающие девочку для услады педофила и избавляющиеся от ее спутника как от ненужного свидетеля, вряд ли станут забирать у него рубль с мелочью. Эти ребята отметились разбойным нападением на инкассатора, у них большие запросы на красивую жизнь, они ворочают крупными суммами, а не жалкими детскими «рублями на кино». Но… Во-первых, преступники уже показали, что они — далеко не гиганты мысли и способны на очевидные глупости. Ведь это же просто смешно: спланировать разбой, нацелиться на крупную сумму, все продумать, подготовить — и в итоге взять на дело полоумного придурка. Разбежаться, найти места, где отсидеться, — и похитить прямо в центре Москвы двоих подростков, не думая о том, что для их поисков на ноги поставят всю столичную милицию. Что в головах у этих людей? Вообще-то за годы работы у Виктора Алексеевича Гордеева сложился вполне определенный ответ на этот вопрос: в головах у людей может оказаться все, что угодно, и даже то, что на первый взгляд друг с другом не совмещается.

А во-вторых, оставшиеся деньги могли отнять у Сережи Смелянского точно такие же пацаны, какие-нибудь местные хулиганы, завидевшие на своих улицах чужака и решившие поглумиться. Таких пацанов всюду полно, что в столице, что в области, что по всей стране.

Ну хорошо, допустим, Сережа остался без денег. Но трасса от Москвы до Дмитровского района — не тайга и не пустыня, а мальчик — не хилый слабак, он даже в Дне бегуна принимал участие, то есть выносливый и ноги тренированные. За пять суток он уже сто раз должен быть выйти к любому населенному пункту или к шоссе, по которому ходит транспорт. За пять суток оставшийся без денег мальчик мог бы легко найти, к кому обратиться за помощью, и давно был бы дома.

Так что же с ним случилось? Его нет в живых? Он избит до полусмерти и лежит в лесу без сознания точно так же, как его подружка Алла? Или с ним все в порядке? Но тогда где он? Где ночует? Что ест? И почему не возвращается?

Гордеев постарался сформулировать свои вопросы, выбирая слова как можно аккуратнее.

— А что ты знаешь про этого мальчика? — спросила жена. — Кто у него родители? Какая семья? Как воспитывали? Чем он интересуется?

— Отец — крупный начальник в горисполкоме, мать — проворовавшаяся торговка, дом — полная чаша, ни в чем отказа нет.

— То есть ребенок избалованный?

Гордеев покачал головой.

— Не похоже. Воспитывают строго, нацеливают на МГИМО, внушают, что очень важны комсомольские характеристики, поэтому нужно стараться. Мальчик хорошо учится, отличник, посещает секции во Дворце пионеров, занимается шахматами, интересуется географией. Рассказывали, что за потерянные ключи отец ему всыпал по первое число, мол, нельзя быть рассеянным, потеряешь партбилет — карьере конец. В общем, там все по-серьез­ному.

— Вот ты сам себе и ответил на свои вопросы, — улыбнулась Надежда. — Серьезный мальчик, хорошо учится, с раннего возраста приучается к ответственности. Значит — что?

— Что? — послушно повторил следом за ней Гордеев и снова почувствовал себя нерадивым учеником, которому учитель никак не может втолковать простую теорему.

— Значит, он считает себя старшим и ответственным за свою девочку. И если с девочкой случилась